Интеллигенция и эволюция
Игорь Гулин о книге «Знайки и их друзья»
В издательстве «НЛО» вышла книга историка Дениса Сдвижкова «Знайки и их друзья» — глубокий и едкий анализ феномена русской интеллигенции
Фото: НЛО
Интеллигенция — не нейтральное обозначение социальной группы. В самом этом слове как будто бы уже содержится вызов и ряд тревожащих вопросов. Интеллигенция — гордость нации и соль земли или, наоборот, сборище вечных отщепенцев и «лишних людей»? Представляет все лучшее в России или не имеет к своей стране никакого отношения? Спаситель или предатель? Обязательный элемент модерного общества или уникальный русский феномен (в конце концов, это одно из слов, которые европейские языки заимствовали из русского — вместе со «спутником» и «самоваром»)? Жива ли настоящая интеллигенция или давно погибла (после большевистской революции, сталинских чисток, 1990-х, распространения интернета)? Все эти вопросы волнуют русское общество десятки или даже пару сотен лет. Книга Дениса Сдвижкова помогает в них неплохо разобраться.
«Знайки и их друзья» — переработка академической монографии Сдвижкова на ту же тему, вышедшей в 2006 году по-немецки. Книга издана в научно-популярной серии «Что такое Россия?» (пожалуй, это едва ли не лучший том серии), но популярность здесь проявляется не в упрощении, а в ироничности, настойчивой игривости изложения: шутки загораживают путь пафосу, рвущемуся из самого слова «интеллигенция». (Отчасти Сдвижков стилизует свое повествование под манеру светского литератора-любителя, подмигивающего понимающей публике «своих», какими были первые русские интеллигенты карамзинской эпохи).
Стоит сказать две вещи о жанре. Во-первых, это не последовательная история, где главное — периоды, вожди и последователи, а история понятий. Интеллигенция объясняется через ключевые слова: от «мнения» и «освобождения» до «духовности» и «пошлости» (включая «очки» и «шляпу»). Во-вторых, это сравнительная история. Сдвижков полагает, что русская интеллигенция, конечно, уникальная, но не то чтобы очень. Процесс становления класса интеллектуальной элиты шел во всех европейских обществах. Россия в чем-то отставала, а в чем-то, наоборот, оказывалась впереди и влияла на Западную Европу (так, французские ангажированные интеллектуалы эпохи знаменитого дела Дрейфуса осознавали себя как единое сообщество с оглядкой на русских народников). Понять особенность России можно, только постоянно сравнивая ее с ближними и дальними соседями. В книге Сдвижкова это Франция, Англия, Германия и Польша — родина самого понятия «интеллигенция» как определения слоя мыслящих людей (вообще изрядная часть русского политического словаря — полонизмы).
На латыни «интеллигенция» — это попросту способность к чтению и суждению. Превращаясь в абстракцию, оно означает способность «читать мир», придавать аморфной реальности смысл. В античной философии это качество одной отдельной личности, однако в XVIII веке в словаре просветителей интеллигенция превращается в свойство общества — разумность как коллективный талант к постижению и управлению миром. В следующем веке в странах Восточной Европы интеллигенция становится именем для носителей этой способности. Свойство окончательно превращается в миссию, обрастает грузом ответственности и ореолом святости.
Интеллигенция, и русская и европейская, существует в сложной системе союзов и противостояний. Сдвижков подробно разбирает их: интеллигенция и государственная власть — патрон и партнер в просвещении народа или мучитель и источник всего зла; интеллигенция и народ — темная и страшная масса или святой страдалец, в спасении которого и есть смысл существования интеллектуалов; интеллигенция и церковь — другой попечитель о смысле, вечный образец и вечный конкурент; интеллигенция и богема — безответственные интеллектуалы, соблазняющие эскапизмом и отказом от миссии; наконец, интеллигенция и средний класс — презренный мещанин, объект сильнейшей ненависти и неизбежный симбионт, без которого модерных интеллектуалов бы попросту не существовало.
В этом огромном поле притяжений и отталкиваний интеллигенция постоянно меняет свои позиции. Так же как меняется сама ее социальная природа: от вальяжных придворных, пописывающих на досуге оды и памфлеты, до яростных разночинцев — и вплоть до большевиков, презиравших интеллигенцию от всей души, но являвшихся ее типичными представителями.
За три века своего активного существования интеллигенция претерпела великое множество таких метаморфоз, однако сейчас, как считает Сдвижков, ее история, в сущности, закончена. В эпоху глобального капитализма и окончательного превращения интеллектуалов в специалистов «высокой» интеллигенции с ее амбициями и метаниями больше нет места.
Может быть, это и так, но само ускользание объекта исследования, постоянная перемена сущности под воздействием любых социальных и экономических обстоятельств, кажется, означает невероятную способность интеллигенции к выживанию — что, конечно, отличает ее от самих интеллигентов.
цитата
Писать об интеллигенции так же, как о других исторических феноменах, сложно. Вы или чувствуете себя частью (наследником?) интеллигенции, или находитесь к ней в сознательной оппозиции. Нужна дистанция, «остранение». Осталось в истории, говорите? В этом-то и вопрос. Одно дело, когда традиции интеллигенции действительно в прошлом, как в Германии с ее «образованным бюргерством». Или в самой России с историей дворянства, прочно осевшего среди «бывших». Но интеллигенция? «Интеллигенция все еще остается горячей темой»,— начинают свой итоговый труд о ней польские коллеги. Пусть так, как о неостывшем трупе, но и у нас, как в Польше или во Франции, в дебатах о смерти и воскресении интеллигенции копья ломаются и по сию пору.
Денис Сдвижков. «Знайки и их друзья. Сравнительная история русской интеллигенции». М.: НЛО, 2021