Будет ли расти спрос на юристов в области энергетики

Производство электроэнергии из возобновляемых источников набирает обороты, и адвокатское бюро (АБ) «Казаков и партнеры» было одним из первых, кому удалось поработать с этим направлением на российском рынке. Сегодня в клиентском портфеле бюро — крупнейший газодобывающий холдинг, энергетические компании СИБУР, МОЭК, СУЭК и другие. О том, как зеленая энергетика и сжатие рынков традиционного топлива скажутся на экономике России, выигранных делах на 100 млрд руб. и влиянии цифровизации на привычное право “Ъ” поговорил с управляющим партнером бюро Дмитрием Казаковым.

— О PR-стратегии АБ «Казаков и партнеры» можно сказать «редко, но метко». Ваша медийная активность очень дозирована, но в последнее время вы стали чаще появляться в публичном поле. Почему?

— Да, достаточно долгое время нас не было среди номинантов премий или в обзорах СМИ, что не мешало нам наращивать клиентскую базу. Хочется думать, что мы юридическая фирма, которую клиенты выбирали сами, в обход общепринятых институтов и иерархий. Сейчас пришло время, когда оставаться закрытыми технологически невозможно, да и нам захотелось атрибутов публичности. Ведь функционирование рынка электроэнергии и мощности с точки зрения закона — особенно в отношении крупных клиентов — включает в себя вопросы антимонопольного, налогового права, эксплуатации объектов инфраструктуры. И потенциал, который мы за годы наработали в этих практиках, может быть успешно реализован и в других отраслях бизнеса.

— Расскажите, пожалуйста, о точке отсчета. Как все начиналось и что привело вас в юриспруденцию?

— Обостренное чувство справедливости. У юриспруденции есть предназначение, сверхзадача, которая связана с категорией Правды и в центре которой Человек. Я хотел помогать людям, как и мои коллеги Андрей Трушин и Михаил Фоменков, с которыми мы начинали. Мне очень повезло: в 1993 году по счастливой случайности я встретил единомышленников, мы работаем вместе уже четверть века и прекрасно дополняем друг друга.

— Был ли на этапе создания фирмы какой-то план или алгоритм, которого вы собирались придерживаться, чтобы прийти к сегодняшним позициям? Или вы работали по наитию?

— Отчасти нам повезло, потому что мы ступили на юридическое поприще «на сломе эпох»: в законодательстве грянула революция, сменился правопорядок, появились новые законы — о собственности, предпринимательстве, аренде, и в вузах мы уже учились по ним. А вот опытным адвокатам, уже тогда имевшим огромный стаж, пришлось туго — возникающие новации они воспринимали с трудом. И когда мы, молодые и бесстрашные, встречались в судах с этой маститой когортой, мы чувствовали себя прекрасно и в каком-то смысле имели преимущество — у нас не было зашоренности. Это было легко, это делалось азартно, как и все, что на самом деле является подлинным призванием. Конечно, мы набили шишек, но успех пришел быстро.

Начинали мы в середине 1990-х с некрупных дел: регистрации прав на московскую недвижимость и разрешения корпоративных споров, которые возникали уже тогда. Нас быстро заметили — притом что наш «исторический путь» свободен от протекционизма, нас никто никуда не тянул за «красивые глаза». А первый наш большой проект был связан с установлением корпоративного контроля крупной газовой компании над отбившимися от рук «дочками». Когда мы начали решать проблему, выяснилось, что объем работы огромен: предстояло вернуть очень много активов, паев и долей, разошедшихся по разным сделкам. Мы фактически жили в командировках. Я не уверен, что сегодня мы с той же легкостью взялись бы за такой сложный и масштабный проект, но именно благодаря ему стартовал наш отраслевой опыт в энергетике.

В формуле успеха много составляющих, и одна из основных — это кадры. Мы до сих пор стараемся тщательно подходить к подбору и обучению персонала и видим, что те люди, что работали у нас и по каким-то причинам пошли дальше — как в юридической профессии, так и в бизнесе или квазигосударственных структурах, достигли на новых должностях высоких результатов. И мы взаимодействуем до сих пор.

Иногда я слышу мнения, что лица, которые ушли от нас к нашему якорному клиенту и заняли там серьезные позиции, как-то способствуют бюро в продвижении на рынке. Безусловно, мы поддерживаем деловые отношения, но, когда они выступают заказчиками (а заказы мы получаем на общих основаниях), спрос с нас гораздо жестче, и мне часто припоминают стандарты, которые я сам устанавливал в бюро: «Работа должна быть сделана не просто хорошо, а безупречно, точно в сроки, и клиенту желательно предоставить несколько вариантов решения».

— Какие дела в вашей практике были самыми «громкими»?

— С направлением зеленой энергетики, которое сейчас набирает силу, мы столкнулись одними из первых — в деле 2014 года по Киотскому протоколу; это наша своеобразная визитная карточка.

Для решения проблемы глобального потепления Киото в декабре 1997 года (как дополнение к Рамочной конвенции ООН об изменении климата) был принят Киотский протокол, обязывающий развитые страны и страны с переходной экономикой сократить выбросы парниковых газов. Основной эмитент этих газов США были главным инициатором протокола, однако его участником так и не стали.

Если описывать технологию простым языком, вредные выбросы сокращались, в частности, при «повышении» изоляции трубопроводов. И в 2014 году в России появились некие лица, которые предъявили кипу заключенных с облгазами контрактов, похожих на инвестиционные: мол, они проведут работы по изоляции стоимостью миллиарды рублей и получат за них квоты на выбросы, которые они могли выгодно продать в Европу на соответствующем рынке. Чуть позже выяснилось, что под контракты заложен ряд «стратегических» активов газового холдинга, а стоящий за всем этим бенефициар-инвестор связан с властями США — оттуда, пока шли разбирательства, приходили письма с требованиями прекратить выкручивать руки американским инвесторам, иначе последуют санкции. По сути, это была крупная афера: какие-то работы велись, но далеко не в заявленных миллиардных объемах.

К слову, если планируемая трансформация традиционной энергетики в зеленую начнет воплощаться в реальность, то, по моему мнению, это нанесет колоссальный удар по энергоемкой экономике России. К примеру, сейчас мы занимаемся банкротством угольного холдинга и видим, насколько неблагоприятно такой «переход» сказывается на угольной отрасли: многие предприятия просели, а активы заметно обесценились.

— Есть какие-то проекты, которые вы никогда не возьмете по идеологическим соображениям?

— Те, где мы честно не видим возможности помочь клиенту в правовом поле.

— За минувший год количество уголовных дел, фигурантами которых являются топ-менеджеры энергетических компаний, резко возросло. Как вы считаете, с чем это связано? И каковы возможные последствия для отрасли, может ли такая тенденция свидетельствовать о грядущем изменении расстановки сил на энергетическом рынке?

— Я бы не сказал, что в энергетической отрасли есть подобная специфика. В крупном бизнесе — там, где можно придраться к вопросу ценообразования или недобросовестной конкуренции на торгах,— эти риски присутствуют всегда. Составы, по которым привлекают представителей отрасли, также в основном стандартные: хищение, мошенничество, злоупотребление полномочиями, присвоение, уклонение от уплаты налогов.

— А существуют ли общие принципы управления уголовно-правовыми рисками компаний ТЭКа? Расскажите, пожалуйста, о «дорожной карте» для первого лица компании — как выстроить защиту от возбуждения уголовного дела?

— С некоторых пор мы не даем таких рекомендаций и стараемся избегать «дорожных карт», поскольку невозможно предугадать наперед, откуда «прилетит». В этом смысле мы занимаем реактивную позицию и реагируем на уже возникшую ситуацию.

В качестве примера приведу историю с компанией—крупным поставщиком газа в одном из сложных южных регионов. Руководители в ней меняются довольно часто — в среднем через год-два, и один из недавних, особенно бескомпромиссный, решил бороться с неплатежами. Серьезно взялся за дело, добился первых успехов — и в итоге ему вменили мошенничество, связанное с неуплатой налогов. А основанием послужило якобы его желание оказаться на хорошем счету у начальства, и эта формулировка даже дошла до суда. Какую «дорожную карту» можно нарисовать в таком случае?

— Говоря об энергетике, нельзя не коснуться темы пандемии. Она усугубила положение углеводородной отрасли, которая и раньше испытывала давление из-за конкуренции со стороны возобновляемой энергетики, помимо этого правительство ужесточило требования в отношении выбросов, загрязняющих атмосферу. Поскольку компании энергетической отрасли и их менеджмент — ваши основные клиенты (80%), а проекты в области энергетики и природных ресурсов генерируют более половины выручки, вы хорошо знаете этот рынок. Ваш прогноз: с какими правовыми рисками компаниям ТЭКа придется столкнуться в течение года? И есть ли какие-то вопросы в отраслевом законодательстве, которые еще не урегулированы?

— Традиционно ориентированный сектор может испытать дополнительное давление от попыток частично перестроить его на зеленые «рельсы». Никуда не исчезли и экономические риски, связанные с пандемией COVID-19 и возможным давлением Запада.

Что касается правовой среды, то она недостаточно сформирована. В числе первоочередных задач, стоящих перед государством,— газификация российских регионов. Однако бывают случаи, когда протяженный объект невозможно идентифицировать, поскольку правоустанавливающие документы на него частично утеряны или имеют дефекты. При этом четких инструкций по вопросам оформления газо- и трубопроводов, постановки полос отвода под ними на учет в Росреестре законодательство не содержит.

Отдельный огромный пласт — правовой режим особо охраняемых природных территорий: до сих пор не понятны пределы, в которых их можно использовать, а законы по теме довольно мутные.

— Будет ли расти спрос на юристов со специализацией в сфере энергетики?

— На хороших — да. Кстати, сегодня мы наблюдаем любопытную тенденцию, связанную с цифровизацией: возникают новые цифровые алгоритмы регулирования, и право сужается, как шагреневая кожа. Можно возразить, что право — это тоже алгоритм, но общество воспринимает его как справедливую и осознанную необходимость. А идущие ему на смену экспериментальные правовые режимы, которые управляются частными алгоритмами,— это монополия невиданных доселе масштабов. В моем понимании все идет к тому, что условный чиновник будет принимать решение, не задумываясь над смыслом задачи, а просто нажимая нужную кнопку.

Это сильно отличается от того способа, каким мы, представители «старой» формации, принимали решение по юридическому делу: сначала ты выносишь собственное суждение, потом изучаешь законы, кодексы, отраслевую литературу и корректируешь свои выводы. Затем советуешься с коллегами, преподавателем или научным авторитетом. И желательно, хотя и не всегда возможно, поговорить с правоприменителем для уточнения его позиции по вопросу.

У молодых сотрудников, которые приходят к нам работать, уже другое, «айтишное» мышление — они легче адаптируются к новой цифровой реальности. Возможно, на их фоне мы иногда выглядим такими же «ретроградами», как и наши предшественники.

— Какова стратегия поведения АБ «Казаков и партнеры» в 2021 году?

— Мы планируем «наращивать» кадры и развивать традиционные направления: помимо энергетического, банкротного, налогового или уголовного права наши сотрудники отличаются высочайшей квалификацией и в инвестиционном и конкурентном праве. Так, в декабре 2020 года мы защитили интересы ПАО «Газпром» в крупном деле о закупке труб большого диаметра на 100 млрд руб. Весь объем был распределен среди пяти победителей, проигравшие компании пожаловались в ФАС, которая решила, что торги проводились незаконно. Однако команда АБ «Казаков и партнеры» добилась признания актов антимонопольного ведомства недействительными в судебном порядке, и благодаря этому просрочки строительства магистральных энергетических систем удалось избежать.

Интервью взяла Юлия Карапетян