Татьяна Алешичева о сериале «Леонардо»

Итальянский телеканал Rai 1 (в России — «Амедиатека») показывает многосерийную биографию Леонардо да Винчи, которую американские сценаристы превратили в детектив

В первых кадрах сериала Леонардо (Эйдан Тёрнер с живописной сединой в бороде) томится в миланском застенке по обвинению в отравлении своей сожительницы, некой Катерины из Кремоны. Время действия благоразумно не указано — все это сплошь вымышленный сюжет, фантазия голливудских сценаристов на тему его биографии. Катерина была отравлена тем же ядом, от которого Леонардо когда-то спас своего покровителя, миланского правителя Лодовико Моро,— но на сей раз, пока женщина умирала, стоял столбом и пальцем не пошевелил, чтобы дать ей противоядие. Мотив злодейства установлен из показаний свидетеля Бернардо Бембо: якобы Катерина повздорила с художником и сожгла несколько его картин, среди которых была писанная с нее «Леда» — ее Леонардо считал лучшим своим творением.

За расследование берется благоволящий художнику офицер Джеральди (Фредди Хаймор), которому Леонардо рассказывает историю своего знакомства с Катериной (Матильда Де Анджелис), длящегося с тех самых пор, когда он был юным подмастерьем во флорентийской мастерской Верроккьо. В этих длинных флешбэках и изложена вся его каноническая биография, перемежаемая затейливыми выдумками для оживляжа. Местами все это отдает даже откровенной дэнбрауновщиной: к колыбели малыша Леонардо, к примеру, вроде как прилетал ястреб, а местная ведьма истолковала это как проклятие, и прочая живописная муть в том же духе, не дотягивающая, впрочем, до настоящего джалло.

Затеяли эту историю маститые авторы Фрэнк Спотниц и Николас Мейер, сработавшиеся на сериале «Медичи: Повелители Флоренции». Действие «Леонардо» происходит там же, тогда же, только вместо пригожего Ричарда Мэддена здесь пронзительно сверкает глазами другой британский секс-символ — Эйдан Тёрнер, когда-то сыгравший в «Отчаянных романтиках» еще одного художника, «полуитальянца-полубезумца» Данте Габриэла Россетти. Роль сидит на нем как влитая, и Леонардо предстает этаким ренессансным протохипстером, селебрити XV века, который за все берется и во всем преуспевает: он и рисует, и ваяет, и ставит для Лодовико оперу, и пишет своим зеркальным почерком блог. Вот только этот витрувианский человек с четырьмя руками не может сработаться с сильными мира сего и за что ни возьмется — все бросает на полпути. А еще он веган и персона с мерцающей сексуальностью: эта самая отравленная Катерина была его великой возвышенной любовью, а плотское утешение он находит в объятиях своего ученика Салаи (Карлос Куэвас), божественного андрогина с лукавой улыбкой.

Самое занятное в этом сценарии — что за пределами детективной сюжетной рамки, он почти не фантазирует. Вот история о том, как Леонардо проектировал бронзовый шар с крестом, который Верроккьо (Джанкарло Джаннини) затем водрузил на купол Дуомо,— да, есть версия его участия в проекте. Вот происшествие, от которого художнику удалось счастливо отвертеться,— обвинение в содомии и последующий суд во Флоренции. Вот романтическая байка о создании портрета Джиневры Бенчи, влюбленной в венецианского интеллектуала Бембо,— она и вовсе превосходно пересказана на основе искусствоведческих теорий. А какой ракурс нашел оператор для похожей на Джиневру актрисы, как точно поместил ее профиль в прозрачный струящийся свет!

Но особенно любопытно следить за мыслью сценаристов, когда вместо известных леонардовских баек (о щите Медузы или назойливом настоятеле, торопившем художника с «Тайной вечерей») они придумывают новые, чтобы создать узловые точки истории. Например, отношения художника с отцом, судя по всему, не были такими драматичными, какими предстают в сериале,— но здесь это одна из несущих сюжетных конструкций. Равно как и потрясение художника от смерти юного миланского наследника Джана Галеаццо Сфорцы, предположительно отравленного Лодовико: в нем Леонардо якобы видит брошенного ребенка, каким был сам,— с той только оговоркой, что настоящий Джан Галеаццо погиб 25 лет от роду. А вот чтоб в современном сценарии светлый гений Возрождения просто так взял и сконструировал орудие убийства — баллисту — для кровожадного Чезаре Борджиа, наоборот, невозможно, вроде как неудобно. Хотя в знаменитом письме к Моро содержится целый список придуманных художником военных машин, за создание которых он был не прочь добровольно взяться.

Зато придуманный поверх известной биографии детективный сюжет довольно изящно закольцован в финале — восторженный офицерик Джеральди оперирует дедукцией и раскрывает дело как опытный сыщик, разве что явившийся из какой-то другой эпохи. Но этим, к сожалению, грешат практически все нынешние сериалы на историческом материале — и дело даже не в поиске явных несоответствий, а в современной оптике, которую нынешние постановщики навязывают истории.

Смотреть: «Амедиатека»