Корреспондент “Ъ” изучил перезапуск белорусских протестов из автозака

Минск возвращается к состоянию второй половины 2020 года, когда на улицах повсюду стояли силовики и задержанным мог оказаться как настоящий участник протестной акции, так и случайный прохожий. Таким образом власти Белоруссии отреагировали на решение оппозиции возобновить серию протестов, начав с «безопасных акций» и флешмобов в традиционный День Воли — 25 марта. Корреспондент “Ъ” Кирилл Кривошеев, который целый день безуспешно искал в Минске хоть какие-то события, в итоге оказался в РУВД. Впрочем, это дало уникальную возможность посмотреть на ситуацию изнутри.

Цветочные горшки протеста

Этот текст должен был выйти в пятничном номере “Ъ”, но тогда он был бы совсем другим. До семи вечера четверга, когда меня неожиданно задержал ОМОН, я так и не смог набрать достаточно материала для того, чтобы написать хороший репортаж о Дне Воли — неофициальном празднике, посвященном установлению независимости Белорусской Народной Республики в 1918 году.

Улицы Минска в течение всего дня были абсолютно тихими. Это объяснимо — план белорусской оппозиции заключался в том, чтобы сэкономить силы перед субботними протестами. В сам День Воли оппозиционно настроенным белорусам предложили проводить «безопасные акции» вроде небольших флешмобов, синхронных автомобильных гудков в 18:30 и фейерверка в 21:00. Таким образом противники президента страны Александра Лукашенко хотели воодушевить сами себя, показав: города принадлежат им, а не «действующему режиму». Но все это так и не удалось сделать ни массовым, ни безопасным.

На окнах в подъездах действительно можно было заметить бело-красно-белые флаги — вернее, обычные полоски бумаги, на которой красной ручкой был заштрихован прямоугольник.

Ленточки тех же цветов можно было увидеть на газовых трубах и ветках деревьев, а на одном из балконов в тихом районе Минска протест выразили с помощью цветочных горшков: белый, красный и снова белый.

Раньше оппозиционную атрибутику можно было купить в специализированных магазинах, таких как Simbal.by и «Князь Витовт». Но еще в прошлом году все они были закрыты под различными предлогами, и теперь сторонникам оппозиции приходится делать все своими руками. Иногда оппозиционерам удавались более сложные акции — еще в ночь на 25 марта в доме на улице Дзержинского зажглась бело-красно-белая подсветка — на всю высоту здания. Но в основном все ограничивалось ленточками и наклейками.

Теракт «в одном из зданий МВД», который, по данным протестных Telegram-каналов, планировали совершить сотрудники Комитета государственной безопасности, чтобы дискредитировать оппозицию, разумеется, не произошел. Вместо этого начиная примерно с 15:00 власти стали стягивать силовиков в центр. В основном это были обычные милиционеры (а не ОМОН или ГУБоПИК — Главное управление по борьбе с организованной преступностью и коррупцией), которые дежурили возле выстроенных в ряд городских автобусов,— их, видимо, собирались использовать для перевозки задержанных. Активисты в соцсетях старались отслеживать все их перемещения и составлять карту города с местами скопления силовиков. Но событий, о которых можно было написать в репортаже, все равно не было.

Ничего не происходило даже возле ГУМа и кинотеатра «Октябрь», которые Telegram-каналы объявили «точками сбора». «Это вброс, туда никто не пойдет. А вот Тракторный выйдет 100%»,— писала мне знакомая правозащитница.

Появилась информация, что рабочие Минского тракторного завода действительно собрались в колонну и идут в центр, но догнать ее на такси не получилось — вероятно, сняв видео, люди просто разошлись, чтобы не оказаться в автозаке.

Желая увидеть своими глазами хоть что-то, поехал на Октябрьскую площадь — туда вышла известная пожилая активистка Нина Богинская. Оппозиционеры называют ее символом борьбы и совестью нации, поговорить с ней было бы интересно. Но ее задерживают еще до того, как я выхожу из метро.

«Теперь могу с чистой совестью сказать, что хватают всех подряд»

На месте, где стояла бабушка с плакатом, я увидел совсем другую сцену — люди стояли возле мотоцикла, который задержал патруль. К его багажнику были привязаны бело-красно-белые ленточки.

— Отпускайте хлопца! — обращается к милиционерам пожилая женщина.

— Вы его аж из третьего ряда выдернули! — подхватывает парень.

После какого-то разговора водителя неожиданно отпускают. Люди отмечают это событие возгласами «Жыве Беларусь!». Потом выяснилось, что его просто попросили отъехать подальше, где и оформили протокол.

Знакомлюсь с парой, которая стоит на площади. Оказывается, ждут ребенка из театральной студии во Дворце культуры профсоюзов — он прямо здесь, но к политике тоже неравнодушны. Девушка подворачивает брюки, чтобы было видно носки «оппозиционной расцветки».

— А не боишься? Тебя заберут и что будет с ребенком? — спрашиваю я.

— Не боюсь. Носить носки пока не преступление.

Наконец, на часах 18:30, и автомобили, тянущиеся вереницей по проспекту Независимости, начинают протяжно гудеть. Люди на тротуаре показывают им пальцами букву V — видимо, намекая на скорую победу.

— Жыве Беларусь,— поздравляют друг друга люди, встречаясь на пешеходном переходе.

— Поздравляйте ментов! Они же тоже белорусы,— советует прохожим мужчина на велосипеде. Встретить какую-то другую точку зрения о происходящем в стране в то время и в том месте мне не удалось.

Неожиданно на тротуар напротив здания цирка стал высаживаться ОМОН. Иногда они становятся в цепочку, полностью перекрывая проход, но сейчас такого не было. Я иду вперед, не чувствуя особой опасности,— даже наоборот, если бы я резко развернулся, это могло бы выглядеть подозрительно. Но ко мне сначала подходят с просьбой показать сумку, а потом берут под руку и отводят в автозак. Человек в балаклаве снимает все это на камеру.

— И зачем ты здесь ходишь? — спрашивает меня, используя при этом нецензурную лексику, омоновец. Заталкивает меня в машину.

— А разве здесь нельзя ходить? — реагирую я в ответ.

— Ну, сегодня же праздник, а вы все ходите и ходите.

В автозаке оборудованы маленькие камеры с металлической лавкой. Очень быстро ко мне подсаживают соседа. Парню 21 год, шел на работу, но необычную — он певчий в православном храме.

— Думал, просто перейду мост и сяду в метро. Почему я не обошел? — укоряет он сам себя.— С работы бы не выгнали... Зато теперь могу с чистой совестью сказать, что хватают всех подряд.

Обещал себе не материться в пост, а как тут не материться? Когда по улице нельзя пройти — это странно. А ведь я в детстве хотел стать милиционером.

Из-за железной двери раздаются голоса других задержанных:

— Я вас предупреждаю: у меня два инфаркта. Моя жена осталась там, в костеле. Я умру, и это будет на вашей совести.

— На нашей не будет, мы вас не задерживали.

И другой, уже знакомый:

— У меня дочка занимается в театральной студии, я ее жду. Занятия с пяти до семи. Можно я хотя бы позвоню и скажу, что задерживаюсь?

Но телефоны забирают у всех и сразу, успеть позвонить невозможно. Московская полиция в этом отношении куда более либеральна.

— Это личные колеса? — спрашивает милиционер за дверью. Мы с «сокамерником» напрягаемся — это слово может означать наркотики в таблетках, а повторять судьбу Ивана Голунова, только в Белоруссии, очень не хочется.

Кажется, что наш автозак ездит по центру города, пока не заполнится. К нам заталкивают третьего соседа, но места для него нет — только стоять. Говорит, что мы сейчас прямо возле главного управления МВД, в паре сотен метров от места нашего задержания.

«Для кого праздник, для кого нет»

Приехав в РУВД, наконец смотрим друг на друга при свете. Да, девушка, что ждала ребенка с занятий,— та самая, с которой я говорил на площади. Есть женщина, одетая в красное пальто, белый свитер, белые брюки и красные сапоги — но большинство выглядят совершенно обычно. А «колеса», к счастью, оказываются моноколесами — одним из видов гироскутера. Парень и девушка катались на них, когда их задержали. А у другого парня синяк под глазом — но он сам признался, что сопротивлялся задержанию.

Пожилой мужчина, который жаловался на здоровье, рассказал мне, что действительно ждал жену, но малое число людей на улицах заставило его злиться.

— А вы когда-нибудь голосовали за Лукашенко?

— Никогда! Я его знаю лично, еще с депутатских времен. А детей моих крестил Зенон Позняк (оппонент господина Лукашенко на выборах 1994 года.— “Ъ”). Я не боюсь — меня уже два раза с Окрестины (имеется в виду изолятор в переулке Окрестина.— “Ъ”) отпускали. А вот вы молодые, вас могут не пощадить...

Составляя протоколы, милиционеры разговаривают достаточно вежливо, но просят снять ремень, шнурки, кольца и цепочки. Все это складывается в отдельном пакете с указанием цены каждого предмета и опечатывается.

— Значит, будем ночевать,— предполагаем мы.

На столе выложены телефоны всех задержанных. Они бесперебойно звонят, причем на звонке у одного стоит новая песня «Касты» — «Выходи гулять со мной». Рэперы признались, что клип к ней вдохновлен белорусскими протестами прошлого года.

За первым допросом следует другой — в кабинете наверху. Там мы общаемся со следователем в штатском, который не прочь пошутить и поговорить на отвлеченные темы. Когда я рассказываю ему про слова омоновца, что сегодня праздник, он делится своим мнением:

— Ну, я думаю это такой же праздник, как 14 февраля — День Влюбленных. Для кого праздник, для кого нет. А в Германии, кажется, это вообще день психически больных.

— Да, а еще это день казни Чикатило (серийный убийца Андрей Чикатило.— “Ъ”),— поддерживаю беседу я.

— О, прикинь, его фотографию какой-то чудак на рабочий стол этого компьютера ставил. Я картинку поменял. Можешь подойти посмотреть.

Пожилой мужчина в кепке, которого мне показывает следователь, вроде бы похож на известного маньяка, а вроде и нет. Во всяком случае среди известных фотографий убийцы такого кадра я не нашел.

— Скажи честно, какая дальше процедура? Что с нами будет? — интересуюсь я.

— Не знаю, решат сверху. Кого-то опустят, кого-то повезут на Окрестину.

— А оттуда на суд?

— Нет, судят сейчас прямо там, по Skype. COVID же.

Следователь жалуется на жизнь — уже 10 вечера, а он не дома. Говорит, что семья этому совсем не рада.

— А что нравится в работе? — спрашиваю я.

— Романтика. Как у меня милицейская, так и у тебя журналистская.

— А ты веришь, что делаешь хорошее дело?

— Я знаю одно. Своей работой я окупил государству выплаченную мне зарплату на десять лет вперед — столько денег вернул.

Ты видел, какая табличка у меня на кабинете?

На кабинете написано «Отдел по борьбе с экономическими преступлениями».

— Это правильно, я сам категорически против коррупции,— отвечаю я.— Но как ты думаешь, если кто-то надел носки не того цвета — это наносит серьезный вред государству?

— У меня на этот счет свое мнение,— говорит следователь. Но о том, какое именно — не распространяется.

После того как мы спустились из его кабинета, меня и задержанного также фотокорреспондента «Известий» отпустили. Видимо, так решили сверху.

Как сообщили в пятницу в незарегистрированном в Белоруссии правозащитном центре «Весна», всего в День Воли в 23 городах республики было задержано как минимум 245 человек. Из них 176 человек задержали в Минске. Большинство из них проведут под арестом 12, 15 или 30 суток.