Просветительский проект к 60-летию полета Юрия Гагарина

«Яндекс» и московский Музей космонавтики запускают просветительский проект Space Days к 60-летию первого полета человека в космос. Пользователи «Яндекса» смогут подтянуть английский вместе с космонавтами, узнать, как живут, общаются, готовят и отмечают дни рождения на борту МКС, и заказать еду, аналогичную космической, с доставкой на дом.

Урок космического английского

«Яндекс.Практикум» сделал для проекта бесплатный интерактивный урок английского. Он основан на историях и личном опыте космонавтов Сергея Рязанского и астронавта Паоло Несполи, которые сами и озвучили урок. Они рассказывают, как космонавты спят в невесомости, какие кулинарные эксперименты проводят, как отмечают дни рождения и что видят из иллюминаторов. Пользователю предлагается выполнять учебные задания, которые одновременно тренируют английский и помогают запомнить наиболее познавательные факты о жизни в невесомости.

«Мы всегда учим английскому через сторителлинг. Раньше наши сценаристы сами придумывали сюжет для обучающих интерактивных историй и никогда не делали их документальными. В этот раз история основана на реальных событиях из жизни на МКС. А еще урок озвучен настоящими космонавтами. Пользователи смогут улучшить английский, узнать, как устроен быт в невесомости, и послушать живой современный английский, на котором общаются на орбите» (Петя Янович, английский от «Яндекс.Практикума»).

Космическая еда

«Яндекс.Лавка» предлагает пользователям космическое меню, состоящее из блюд, аналогичных тем, которые космонавты едят на орбите. В «Лавке» можно будет заказать готовые блюда, например творог российских космонавтов, космический бургер астронавтов США, лазанью итальянских астронавтов и другие. А еще наборы для приготовления еды по рецептам космонавтов или собрать бонус-контейнер из космических снеков.

«Все мы прожили удивительное коронакризисное время. Время, когда каждый человек почувствовал себя чуть-чуть космонавтом. В условиях изоляции нам приходилось вновь находить общий язык между собой так же, как и международному коллективу космической станции приходится выстраивать и адаптировать универсальный английский для эффективного решения рабочих и бытовых вопросов. А еще мы, как и все в изоляции, восполняли свои эндорфины за счет простых земных радостей: вкусной и любимой еды, дружеской беседы, делясь с коллегами национальными блюдами и традициями. В этом проекте вы сможете еще больше приблизиться к жизни реального космонавта, улучшить свой навык разговорного английского языка и заодно попробовать блюда, аналогичные космическому рациону международного экипажа» (Сергей Рязанский, космонавт, ученый, участник проекта Space Days).

Информацию о космической еде и жизни космонавтов на орбите для проекта предоставил московский Музей космонавтики, который также привлек космонавтов к участию в проекте. В течение двух недель с 12 апреля в рамках проекта будет проходить Instagram-конкурс, в котором можно выиграть именные пригласительные в музей с автографами космонавтов, а также другие космические подарки. Условия конкурса читайте на сайте проекта.

Участники проекта

«Мы не соблюдаем правила, мы не соблюдаем инструкции»

Ведущий участник просветительского проекта, летчик-космонавт Сергей Рязанский любезно согласился просветить редакцию «Ъ-Науки».

— Есть уже очень большой опыт совместной жизни в закрытом и очень небольшом пространстве людей и разных полов, и разных национальностей. Вероятно, появились стереотипные проблемы. Каковы они, каковы способы их разрешения и бывает ли, что они достигают такой остроты, что требуют вмешательства извне?

— Отличия, конечно, на станции между членами экипажа есть. Летают представители разных стран. С разным воспитанием, в том числе с разным религиозным воспитанием. Национальными особенностями, привычками. Что-то — чисто индивидуальная особенность, а что-то — сформированное обществом, окружением, правилами той страны, в которой рос. И, конечно, отличия существуют. Кто-то привык перед любой едой, взявшись за руки, помолиться. Кто-то вообще не парится по поводу религии, выполняет свою работу, цинично глядя на этот мир.

Русский человек совершенно не переносит то, что называется «ябедничать» или «стучать». Это в нашей культуре заложено. У американцев считается делом чести информировать вышестоящее руководство: что-то, по его мнению, идет не так. Опять же в западном менталитете есть правила, и их надо соблюдать. Есть инструкция — она непреложный закон. Русские очень креативны. Мы не соблюдаем правила, мы не соблюдаем инструкции. Инструкция — это общая канва моих действий. Но ведь не может быть в инструкции описаны все нюансы моей ситуации. Поэтому очень легко наши ребята справляются с какими-то нештатными ситуациями. Если у американца что-то выходит из строя, он сразу выходит на связь: «Хьюстон, у нас проблема!» Русские берут скотч, чинят, гвоздиком подпирают, выходят на связь, говорят: «Земля, у нас тут проблема была, мы ее вот так, вот так, вот так решили, фотки прилагаются, в общем если что не так, вы нам сообщите». Разный подход. Я не могу сказать, что что-то плохо, что-то хорошо. Оно просто разное. В случае нештатной ситуации, например, у тебя нет времени рассуждать и думать. Ты должен действовать четко по алгоритму, по инструкции. И, соответственно, мы берем американский подход, применяем на российских членах экипажа. В случае когда есть время подумать, пообсуждать или где-то ситуация не полностью описана в инструкции,— тут включается российская креативность, каким образом избежать проблемы и решить ситуацию.

Потому что ждать, пока Земля проведет анализ, даст советы,— это потеря времени, ресурсов и это может быть критично для жизни экипажа. Поэтому да, мы разные, но ключевая вещь — это принимать человека таким, какой он есть. Со всеми его плюсами и минусами. Да, я уважаю своего коллегу за то, что он другой. Его мнение мне тоже интересно, потому что он же по-другому видит эту ситуацию. Я не навязываю свое мнение, да, я прислушиваюсь к его мнению, я высказываю свое, конечно, даю обратную связь, но… Нет возможности «задавить» человека, потому что, ну, нет такой цели, да, то есть мы работаем со взрослыми людьми, с профессионалами, мы должны друг друга уважать и понимать. Это самое главное.

— Похожий вопрос, но более конкретный: считается, что между американцами и русскими есть культурные различия. Можно предположить, что на МКС они проявляются ярче. Нельзя ли их описать?

— На самом деле историй таких много. Самая, наверное, веселая была, когда в первом полете у меня командир Олег Котов летит по станции, видит: наши американские коллеги мнутся около американского туалета. Известная история, что американцы свой не смогли сделать и купили у русских, поэтому у нас стоит два одинаковых изделия на российском сегменте и на американском. Ну он говорит: «Ребят, в чем дело?» Они говорят: «Да вот, красная лампочка загорелась, мы Хьюстону позвонили: типа, Хьюстон, у нас проблема, Хьюстон сказал: “Подождите, мы сейчас решаем” — и пропали со связи». Олег говорит: «Ну да, связи еще не будет 40 минут. Ну что вы мнетесь, сходите в российский сегмент. Хотя,— он говорит,— давайте я починю. Это делается элементарно. Датчик один пальцем протереть — все, и нештатка снимется, и все будет работать». Говорят: «Нет, нельзя. Хьюстон добро не дал». Он говорит: «Ну вы не мнитесь, сходите в российский, сорок минут связи не будет».

Или еще история была. Тренируемся со своим американским борт-инженером. Для меня тренировка уже достаточно рутинная, то есть примерный план инструктор накидал, я понимаю: ничего интересного. Я это все прекрасно знаю. Ему — тем более: он каждому экипажу дает одни и те же тренировки. И, в общем, мы с ним переглядываемся, я говорю: «Слушай, накидай нам там нештаточек». Ну он принял сведения к действию и начал как на пианино играть на этом пульте, который с нештатными ситуациями. В общем у нас все: у нас дырявый скафандр, у нас течет корабль, у нас течет топливо, падает давление, где-то пожар — все нам накидал, по-моему, что можно придумать. И я там как-то жму клавиши, сидит рядом мой американский борт-инженер и задумчиво, медленно листает борт-документацию. Я говорю: «Рэндальф, в чем дело?» Он говорит: «Сергей, я не понимаю, по какой странице инструкции, борт-документации, мы работаем». Я ему говорю: «Дружище, эта ситуация не описана ни в одной инструкции, работаем по ситуации, по состоянию».— «Ага, понял, да. А по какой странице?» И ты понимаешь, что ну все, вот человек — он хороший профессионал, военный летчик, 83 типа самолетов освоил, воевавший в Ираке, как бы с опытом, летал на шаттле…

Космонавт с инструкцией непобедим. И в итоге как бы стиль работы, да, после этого у нас был, то есть я ему даю четкую задачу: «Смотри, мы течем, страница такая-то, выполняешь все это дело». Вот если ему дать вот эту вот задачу, он с ней справится и можно о ней забыть. Он профессионал, даже проверять не надо. Ну а я уже работаю по ситуации. Значит, если у нас скафандр дырявый, а мы течем, значит, надо как-то компенсировать… Ну, в общем, дальше я, видя ситуацию целиком, начинаю работать по пониманию. И вот в этом, наверное, наша главная сила — в креативности, в понимании общей картины. Пример, который я на лекциях привожу: ночью вы возвращаетесь из какого-нибудь заведения. Пустая улица. Горит красный свет. Мы перейдем улицу? Посмотрели налево, направо — нет машин вообще. Мы перейдем? Ну перейдем. Ну если это будет нормальная улица, не Ленинский проспект, где много полос. Американец так и будет стоять.

— Первые полеты в космос и первые экспедиции на орбитальные станции были экстремальными событиями. Теперь с Земли кажется, что это рутина, нечто вроде дежурства на маяке, никакого повседневного героизма. А на самом деле как?

— Действительно, космонавтика сейчас потеряла вот тот ореол романтичности, первопроходчества, хотя на самом деле мы всего-то вышли на орбиту, да? Нам надо возвращаться на Луну, нам надо лететь на Марс, и все космические проекты априори безумно опасны. Да, мы понимаем, на что мы идем, у нас это называется «оправданный риск». Но пока мы еще не доросли до той степени надежности техники, чтобы сказать, что фактически профессиональные космонавты — это будущие таксисты. Полетел, отвез туриста в космос или ученого в космос, ученый там что-то поделал, ты вернул его обратно.

Я думаю, что сейчас как раз такой переходный этап. С одной стороны, мы еще остались в этой рисковой, опасной, первопроходческой части, когда там корабли наших мореплавателей уже успешно держались в шторма, но все равно многие корабли пропадали и… с концами, да. Люди уходили открывать Америку и обратно не возвращались. Ну а, с другой стороны, сейчас, в ближайшее время, если никакой трагедии не будет — будет взрывной рост космического туризма. Потому что это не только же Илон Маск. Это Locked Martin, это Boeing, это Брэнсон, это Безос. Вообще, в мире за последние пару лет появилось более 500 космических стартапов. Космос снова становится популярным, и в него приходит частный бизнес. А частный бизнес, естественно, более эффективен, чем государственные агентства. Поэтому, я думаю, в ближайшее время мы будем как раз наблюдать экспансию человечества (по крайней мере пока) в ближайший космос и новый виток развития космонавтики, когда это будет интересно, выгодно, технологично и перспективно.

У всех цели разные. Кто-то действительно мечтает с детства быть космонавтом, кто-то хочет, отцу доказать, что он чего-то стоит. Я не мечтал быть космонавтом, я, в общем, случайно попал в отряд, когда набирали, Российская академия наук набирала ученых. Я подумал: «Ну какая разница, где науку делать — здесь или там?» Я не понимал, куда я иду вообще, то есть я даже не представлял, что такое отряд космонавтов. Но получилось достаточно быстро: в 2003 году меня набрали, в 2005-м я получаю диплом космонавта, и меня вызывает начальник, говорит: «Сергей, ну так получилось. Ты никогда не полетишь в космос, ищи новое место работы. Американцы закрыли программу шаттлов, выкупили все места ученых на наших кораблях… То есть осталось два места — кресло командира и кресло борт-инженера».

Командир в основном военный, а я гражданский. Борт-инженер — с инженерным образованием, которого у меня нет. Но я же экзамены сдавал наравне с ребятами. Я же понимаю, что я не хуже. И для меня всегда очень сильная мотивация, когда мне кто-то говорит, что у меня что-то не получится. И мне хочется им доказать, что я тоже человек, что ученый тоже человек, нельзя судить только по базовому образованию. Человек ученый — он всю жизнь свою учится. И мне легко даются все эти знания. Ну и тогда я закусил, я понял, что мне надо доказать, несмотря на то что шансов не было и все вокруг говорили: «Систему не сломать, у тебя никогда не получится». У меня получилось. Ну заняло, правда, это десять лет, но получилось.