Энтони Хопкинс в «Отце» Флориана Зеллера

Вышел в российский кинопрокат «Отец» — экранизация популярной пьесы Флориана Зеллера, осуществленная самим автором, с Энтони Хопкинсом в главной роли. Это вещь, обреченная на успех, чему свидетельством шесть номинаций на «Оскар». И в конечном счете успеху не помешает даже такая неприятная тема, как старость, убежден Андрей Плахов.

Энтони Хопкинс надевает на себя роль, как перчатку, адаптируя ее к своей персоне: его героя, в отличие от пьесы, теперь зовут не Андре, а Энтони, живет он не в Париже, а в Лондоне, и актер даже дарит персонажу свою дату рождения — 31 декабря 1937 года. При этом подчеркнуто личном подходе не возникает ни малейших ассоциаций с прежними работами актера, включая саму знаменитую — доктора Ганнибала Лектера из «Молчания ягнят». Там был незабвенный образ, отчасти перешедший в актерский имидж, но тут артист полностью отчуждается от него, равно как и от наработанных за долгую жизнь приемов. Хопкинс абсолютно органично и с видимым удовольствием играет не лишенную элегантности, хоть и чудаковатую старость, впадая в нее, как в детство — что, согласно концепции фильма, практически одно и то же.

Конечно, ему помогает режиссер, подстроивший пьесу под исполнителя — вплоть до того, что позволяет ему трижды выразить протест плану дочери оставить его с сиделкой в Лондоне и переехать с новым бойфрендом в Париж, причем все три раза с помощью одного аргумента: «Там ведь не говорят по-английски!» Конечно, Хопкинсу помогает созданный художниками интерьер — великолепная квартира, таящая в себе столько же загадок и саспенса, как в «Отвращении» Романа Полански. Это изменчивое субъективное пространство отвечает состоянию внутреннего мира героя, пораженного деменцией и беспомощно балансирующего между немногими оставшимися точками опоры.

Главная из них — дочь Энн: ее играет Оливия Колман, но в одной сцене заменяет Оливия Уильямс; между актрисами есть некоторое внешнее сходство, но само раздвоение свидетельствует о нестабильности миропорядка. В «основной» реальности Энн только собирается устроить личную жизнь с парижским другом, в альтернативной она замужем, и муж хочет выпихнуть надоевшего тестя в дом престарелых. Какая из реальностей возьмет верх — зритель будет гадать до самого конца фильма. Будут двоиться и множиться, расплываться в спектре интерпретаций и другие персонажи — сиделка Лаура, похожая на погибшую младшую дочь Энтони, или тот же самый неприятный зять, который явится в определенный момент уже в другом обличье. Все это — капризы тронутого болезнью сознания героя, но это же — типичные признаки современной драматургии и режиссуры, даже в том скорее консервативном, нежели авангардном изводе, который мы встречаем в случае Зеллера.

Здесь налицо все компоненты репертуарной пьесы и «оскаровского» фильма. Мелодрама легко впускает в себя элементы грустной комедии и псевдодетектива. На трагедию сюжет не тянет; это особенно очевидно в сравнении с «Любовью» Михаэля Ханеке. Хотя общее у этих фильмов есть. Оба затрагивают тему, актуальную для того слоя секулярного западного общества, представители которого не знают материальных забот, церковным хорам предпочитают оперы Пёрселла и Беллини, а единственной серьезной проблемой на определенном этапе становится для них комфортное доживание и безболезненный уход из жизни.

Роскошные, харизматичные старики и старухи на экране — особенность кинематографа последних десятилетий, когда тот факт, что мир благополучных стран постарел, стал слишком очевидным. Это прочитывается и по звездным биографиям. Марлен Дитрих практически перестала сниматься, когда ей еще не было шестидесяти, а Грета Гарбо даже до сорока. У звезд-мужчин классической довоенной эпохи долгие карьеры тоже редкость. А вот многие из тех, кто начинал в 1950–1960-е годы, снимаются до сих пор: Клинт Иствуд и Роберт Де Ниро, Дастин Хоффман и Жан-Луи Трентиньян, Эллен Бёрстин и Джуди Денч, Анук Эме и Аль Пачино, Софи Лорен и Клаудия Кардинале, Роберт Редфорд и Джейн Фонда... Возрастные роли всегда имели свою специфику, но именно последние годы сформировали особый субжанр, давший даже название традиционной программе Московского фестиваля — «Третий возраст».

В «Отце» мы видим совсем не трагический, а сентиментальный вариант старости. Он обеспечен не только бытовыми удобствами и первоклассными медицинскими страховками, но прежде всего психологической анестезией, которую услужливо предоставляет старик Альцгеймер. В конце концов, не так важно, уехала дочь в Париж или осталась в Лондоне, а очередную сиделку хочется принять уже не за дочь, а за мать и вместе с ней вернуться к самому началу этой невечной жизни.