Год тревоги
Чем не страшна пандемия COVID-19
За год с небольшим, прошедший с начала пандемии COVID-19, в обществе выросли тревожность и агрессивность. Одни боятся заболеть, другие уже переболели и встревожены состоянием своего здоровья: у многих наблюдаются осложнения и появляются новые заболевания. Но тревога часто бывает мнимой.
Четыре недели ожидания
«Многие переболевшие — даже те, кто избежал госпитализации, жалуются на нарушения концентрации внимания, трудности с сосредоточением, изменение оперативной памяти, снижение уровня работоспособности. Люди с высоким интеллектуальным уровнем, представители гуманитарных профессий озабочены тем, что запас используемых слов стал более скудным; они зачастую не могут вспомнить термины, которыми всегда оперировали,— рассказывает главный научный сотрудник отделения пограничных расстройств и психотерапии, руководитель международного отдела НМИЦ психиатрии и неврологии им. В. М. Бехтерева, доктор медицинских наук, профессор Анна Васильева.— У неврологов существует диагноз "поствирусная астения". И все эти проявления ему соответствуют».
«Первые зарегистрированные в пандемию психозы были описаны не как следствие заболевания COVID-19, а как ответные реакции на стресс, связанный с пандемией и инфодемией»,— отмечает Борис Цыганков, член-корреспондент РАН, завкафедрой психиатрии, наркологии и психотерапии Московского государственного медико-стоматологического института им. А. И. Евдокимова.
Но такое состояние не является тревожным расстройством. Если бы человеку вовремя поставили диагноз «поствирусная астения» после COVID-19, объяснили, что на восстановление потребуется четыре недели, и назначили курс противоастенической реабилитации, то у многих бы не было такого эмоционального напряжения и растерянности. Нас ведь не беспокоит, что после перелома ноги и снятия гипса мы ощущаем мышечную слабость. Мы знаем, что после недолгого периода реабилитации все восстановится. Примерно так же восстанавливается человек с нормальной психикой после возвращения к привычному состоянию и обстановке.
Что же касается тех, кто боится заболеть, то тут единственным способом снятия страха (и единственным способом профилактики) является вакцинация.
Но и тут есть свои страхи.
Есть сомнения
В НМИЦ психиатрии и неврологии им. В. М. Бехтерева проведено два онлайн-анкетирования, посвященных отношению населения к вакцинации: одно было начато до начала кампании, в апреле 2020-го, и длилось почти год, другое — в феврале 2021 года, когда коллектив центра начал массово прививаться.
Ряд положений в обоих случаях совпадает. В первую очередь это существенные гендерные различия в отношении к данному вопросу. Накануне массовой вакцинации готовы к ней были больше 64% мужчин, сомневались 24%, а 12% оказались категорически не готовы. Из женщин соглашались привиться только 30%, сомневались почти 50%, 20% ответили, что не готовы к этому.
Итоги второго исследования отношения населения к вакцинации против коронавирусной инфекции, охватившего более 4 тыс. человек в возрасте от 18 до 81 года, подтвердили: среди мужчин больше тех, кто считает ее полезной, и тех, кто не сомневается в ее эффективности.
Николай Незнанов объясняет это более высоким уровнем стрессовой нагрузки, которая ложится на женщину в семье, что предполагает осторожность в принятии решений. Существует и ряд других версий, одну из которых назвала Анна Васильева: «Женщины боятся делать прививку больше, чем мужчины, в первую очередь в связи с мифом о ее влиянии на репродуктивную функцию, хотя ведущие репродуктологи, гинекологи и иммунологи подтверждают безопасность вакцины».
В частности, при анализе первого из упоминаемых исследований специалисты НИИ психиатрии обнаружили: чем выше уровень стресса, тем значительнее страх опасения изоляции и возможных социальных последствий. И тем выше акцент на преимущественно импортное вакцинирование. «Все это говорит о достаточно большой настороженности населения по отношению к прививочной кампании»,— делает вывод Николай Незнанов.
Интересно, что сомнения в необходимости вакцинации сильны даже в группе медицинских работников. Довольно неожиданным оказалось и то, что в «отказники» ушла молодежь. А вот пожилые люди в процесс включились осознанно — не столько по привычке следовать призывам руководящих инстанций, сколько потому, что обладают опытом и здравым смыслом.
Выводы петербургских ученых соотносятся со многими зарубежными исследованиями. Оказывается, в группах, где регистрируется самая высокая заболеваемость и смертность, меньше следуют эпидемическим правилам (ношение масок и соблюдение социальной дистанции). И именно такие люди не хотят прививаться. Такая взаимозависимость существует во всем мире: недостаточно высокий социально-экономический статус, низкий уровень образования и доходов коррелирует с антипрививочными настроениями.
Немедленное реагирование
Чего боятся люди? Чипирования, мутаций и других ужасов, в том числе летального исхода. Хотя, как заявляет генеральный директор контрактно-исследовательской компании Clinical Excellence Group, кандидат медицинских наук иммунолог Николай Крючков, «случаев смерти, достоверно связанных с применением зарегистрированных вакцин против COVID-19, к настоящему времени не выявлено».
Многие тревоги связаны с немедленной реакцией на прививки. В соцсетях часто жалуются на послепрививочное гриппозоподобное состояние: повышение температуры, слабость, ломоту в мышцах, озноб, на покраснение в месте инъекции и т. п., что на самом деле является естественной реакцией организма на вмешательство в его деятельность. Врачи допускают и появление аллергических реакций, о чем предупреждают перед прививкой.
Часто обеспокоенность связана с результатами анализов на наличие антител. Игнорируя разъяснения медиков по поводу того, что для появления в организме иммуноглобулина G необходимо время, некоторые вакцинированные сразу бегут делать тест на антитела. Их нет — и тут наступает паника.
«Для того чтобы мы справились с пандемией, в популяции должно быть около 67% людей с иммунитетом к вирусу,— резюмирует Анна Васильева.— Если мы провалим вакцинацию и будем ждать, когда пандемия пойдет на спад путем достижения естественного иммунитета, это будет стоить нам истощения всех экономических ресурсов, в том числе системы здравоохранения. А главное, мы потеряем 30 млн жизней».