Миндаугас Карбаускис поставил «Школу жен» Мольера

Премьера «Школы жен» в Театре имени Маяковского выходила на фоне слухов о том, что столичный департамент культуры не совсем доволен работой худрука Маяковки. Поверить в такое недовольство сложно: Миндаугас Карбаускис уже десять лет остается практически идеальным московским худруком, заботящимся о сбалансированности репертуара, о связи с традициями театрального дома, о молодом пополнении труппы и о ее прославленных корифеях. Можно надеяться, что слухи поступят так, как им свойственно: растворятся в воздухе без остатка. Но по-своему знаменательно то, что именно сейчас Карбаускис выпустил спектакль о том, как опасно быть хорошим, считает Ольга Федянина.

«Школа жен», написанная в 1662 году, не совсем еще комедия даже, а наполовину фарс, то есть вещь стремительная и довольно грубая. Ни одно из этих свойств Миндаугасу Карбаускису не присуще, он рассказчик медленных витиеватых историй. А тут перед нами не история даже, а какой-то мат в два хода.

Старик Арнольф (Анатолий Лобоцкий) одержим идеей вступить в брак с женщиной, которая никогда не наставит ему рога. Идеальной женой должна стать находящаяся на его попечении кроткая сиротка Агнеса (Наталья Палагушкина). Но пока Арнольф пытается объяснить прекрасно воспитанной и неопытной невесте, что такое супружеская жизнь, она благополучно влюбляется в первого встречного — вернее, в Ораса (Станислав Кардашев), сына близкого друга Арнольфа. Старый жених пытается избавиться от соперника всеми способами, включая и полукриминальные, но вынужден капитулировать. Фарсовый комизм сюжета держится в основном на том обстоятельстве, что влюбленный юнец до последней минуты считает ревнивого старика своим единственным другом и защитником и простодушно рассказывает ему все перипетии тайного романа.

У Карбаускиса история получается очень стильная (художник — Зиновий Марголин, художник по костюмам — Мария Данилова, художник по свету — Александр Мустонен) и, куда уж денешься, чересчур медленная для сюжета, в котором мы про героев понимаем более или менее все при первом же их появлении на сцене.

Впрочем, одна из главных «аттракций» здесь не действие, а диалоги. Перевод «Школы жен» сделан Дмитрием Быковым, перевод этот и современный, и литературный, и язвительный, и поэтичный — актерам с ним легко и весело, и то, что этому тексту нужно и пространство, и время, наверняка было одной из причин, по которой режиссер совсем никуда не торопится.

Но помимо диалогов театру нужна еще и другая игровая материя, которая не исчерпывается и не всегда даже определяется словами. Можно назвать ее нелюбимым режиссерами «про что?», можно «внутренним сюжетом». «Про что» играть «Школу жен» сегодня? Пылкая юность победит косную старость, а женщина имеет право на любовь и самоопределение — так это у Мольера и написано, и через три с половиной столетия все это по-прежнему досадно актуально. Это очевидный ответ, но он, как выясняется, неверный — вернее, в данном случае не главный.

По-настоящему колкий и парадоксальный внутренний сюжет в версии Карбаускиса возникает вместе с парой молодых влюбленных, притом что Агнеса и Орас вообще-то фигуры гораздо менее яркие и менее театрально выигрышные, чем желчный и самодовольный Арнольф.

Но в спектакле Карбаускиса перед нами не бунт молодости против старости и не восстание против тирании косной морали, а полное подчинение и морали, и тирании. И оказывается, что как раз подчинение приводит и тиранию, и мораль к краху. Это очень смешно — и очень наглядно. Трогательная Агнеса, которая едва решается поднять глаза от земли, все время проводит, пошивая ночные колпаки для влюбленного опекуна, и обливается слезами над умершим котеночком, ни помыслами, ни делами не нарушает те заповеди, которые ей внушили монахини и строгий опекун. Ее учили быть вежливой с чужими — и она вежливо привечает юного Ораса. Ее учили никогда не лгать — и она не лжет Арнольфу, она честно говорит, что любит не его, а Ораса. Ей объяснили, что в браке можно все то, чего нельзя без брака,— и она делает все, чтобы выйти за Ораса замуж. Сам Орас — почтительный сын, слушающийся советов старших: он знает, что до свадьбы нельзя позволять себе ничего «такого», и ничего «такого» себе не позволяет, а хочет скорее венчаться. Наталья Палагушкина и Станислав Кардашев с поистине фарсовым простодушием играют пару идеальных конформистов, не нарушающих никакой установленный порядок. И именно это — не нарушение порядка, а буквальное следование ему — становится катастрофой для Арнольфа. Это история, если угодно, про итальянскую забастовку консерватизма, про то, что бояться нужно не двоечников, а отличников. Потому что косность всегда лицемерна: требуя правды и добродетели, она на деле хочет лишь комплиментов и, не получая их, теряет всю свою живучесть.