О вторых часах Hublot и Шепарда Фейри

Из-за постера к предвыборной кампании Барака Обамы уличный художник, дизайнер, активист и основатель собственного бренда одежды Obey Clothes Шепард Фейри судился с агентством Associated Press, которое требовало признать нарушение его авторских прав, поскольку основой для рисунка была принадлежавшая AP фотография. Финансовые условия мирового соглашения с AP не разглашаются, но после этой истории Фейри не раз подчеркивал, что отныне будет еще внимательнее относиться к вопросам копирайта и интеллектуальной собственности.

И это не единственный случай в карьере Фейри, когда ему пришлось пострадать за свое искусство. Аресты, преследования и обвинения в вандализме из-за порчи чужого имущества сопровождали его много лет. И тем не менее его работа — плакаты с изображением рестлера Андре Гиганта и надписью Obey («повинуйся») — считается самым узнаваемым стрит-арт-изображением в мире. «Первые 15 лет я был вандалом, который нарушал право собственности. Потом несколько лет балансировал в нейтральной зоне, вот меня снова стали ненавидеть, но уже за то, что я стал джентрификатором и продался капиталистам»,— шутит Фейри, но совершенно не стесняется того, что делает.

«Коммерсантъ. Стиль» не раз писал о Фейри в контексте его сотрудничества со швейцарской часовой мануфактурой Hublot. Художник создал дизайн часов Hublot Big Bang Meca-10 Shepard Fairey — модель изготовили в 100 экземплярах, на которые еще до выпуска был лист ожидания. «Я очень рад возможности донести свою мысль до большего числа людей»,— так Фейри ответил на вопрос о сотрудничестве с Hublot во время нашего прошлого интервью, которое состоялось в Винвуде, Майами благодаря помощи компании. Фейри тогда представлял свой новый мурал при поддержке бренда. Но этим их партнерство не ограничилось. Hublot всегда выбирает для работы тех, с кем можно вести долгий творческий диалог. Новая модель часов Classic Fusion Chronograph Shepard Fairey выпущена как продолжение проекта Hublot Loves Art. За год это третьи часы, созданные в сотрудничестве с известным художником: ранее бренд представил совместные проекты с Такаси Мураками и Ришаром Орлински.

На Classic Fusion Chronograph Shepard Fairey изображен узор мандалы — символ мира и гармонии. Узор сатинирован и выгравирован на титановом корпусе и безеле, а также напечатан на прозрачном циферблате, сквозь который виден автоматический механизм хронографа. В центре — фирменный знак Фейри «Star Gear». В продажу поступит 50 экземпляров Classic Fusion Chronograph Shepard Fairey. О них Шепард Фейри рассказал Нателе Поцхверии.

—Как развивались ваши отношения с Hublot?

Когда я работал над нашей первой совместной моделью, я не знал, как много мануфактура умеет и может. Эти часы лучше отражают мое видение, чем модель Hublot Big Bang Meca-10 Shepard Fairey. Первые часы, которые мы сделали с Hublot, мне тоже очень нравятся, но в этих удалось больше задумок воплотить в жизнь.

—Для оформления этих часов вы выбрали символ гармонии — мандалу. Рассматривали ли вы другие варианты?

У меня огромная коллекция символов и объектов, которые я так или иначе использую в работах. Но, честно говоря, именно мандала очень точно отражает мое сегодняшнее состояние. Вокруг так много национализма и ксенофобии. Я как гражданин мира не выношу всего этого. Хотелось напомнить человечеству о том, как важно видеть друг в друге не зверей, а людей! Даже если для кого-то это просто декоративный элемент на безеле или циферблате — пусть. Но если кто-то станет докапываться до сути, то увидит это послание. К счастью, команда Hublot приняла мое предложение. А ведь технически это было очень непросто. Мы дали механизму возможность дышать, и при этом удалось гармонично воплотить мою идею. Прототип превзошел мои ожидания. А вы видели часы? Как они вам?

—Завораживают. Не знаю, как точно передать это состояние, может быть, медитативное: не можешь оторваться от них, невозможно насмотреться.

Интересно, что вы так охарактеризовали свои ощущения. Я бы хотел, чтобы мои работы вызывали у людей желание остановиться и подумать, погрузиться в себя. Сам я не очень дисциплинирован в этих вопросах, но стараюсь почаще медитировать.

—Кроме того, у часов важная социальная миссия. Часть средств от продажи идет на благотворительность. Почему вы так делаете и какие организации поддерживаете?

Мне показалось, что если часы посвящены единству, гармонии и миру, то продавать их нужно тоже со смыслом. Hublot — глобальный бренд. Я как художник мыслю глобально, и все мои проекты должны быть глобальными. В моем списке очень много организаций, которым я симпатизирую. Любую свою работу я стараюсь обратить в благотворительный проект. В том числе найти тех, кто получит от этого реальные дивиденды. Мне мало просто обозначить проблемы, я бы хотел действовать.

И если мое искусство вызывает желание действовать у других, например, жертвовать, это прекрасно.

А если и нет, то я хотя бы знаю, что сделал все возможное.

—Вам известны реальные истории изменения чьей-то жизни под воздействием вашего искусства? Ведь одно дело поддерживать организации и совсем другое — видеть конкретный отклик.

Я регулярно получаю сообщения от людей, которым в той или иной степени помогло то, что я делаю: кто-то иначе посмотрел на существующие в мире проблемы, кто-то прочел книгу, о которой я говорил, кто-то занялся творчеством. Мой первый получивший известность проект, Obey Giant, я называю инструкцией «Сделай сам» для начинающих художников.

—Вы верите в то, что когда-нибудь на земле не останется угнетенных и обиженных?

Ксенофобия в природе человека. Кто-то думает, что он лучше, потому что он американец, кто-то — потому что он белый, а кто-то чувствует превосходство, завладев новой парой кроссовок. Если я буду сражаться с частными проявлениями, то мне жизни не хватит. Мне бы хотелось, чтобы дискриминация перестала быть нормой. На базовом, эмоциональном уровне это достижимо. У моих детей английские, шотландские, испанские, ирландские, мексиканские и японские корни. Сестра моя замужем за африканцем. Люди перестают бояться, когда живут с чем-то непонятным бок о бок на протяжении некоторого времени. Нужно путешествовать, смотреть, изучать. И однажды мир перемешается так, что уже не будет иметь значения, кто ты и откуда. Мое творчество об этом.

—Во время нашей прошлой беседы полтора года назад вы сказали, что начали ценить жизнь еще больше, когда узнали о своем диагнозе «диабет». Как вы воспитываете в детях понимание ценности жизни?

—У меня диабет, у жены рассеянный склероз. Однажды нас не станет. Девочки это понимают. Мы стараемся развить в них способность к сопереживанию, учим сочувствовать тем, кто не так удачлив, как они. Крепкое здоровье, комфортный дом — это уже больше, чем у большинства людей, и нельзя все это принимать как должное. Я рассказываю им о своем жизненном пути, о бедности, об арестах.

—Вы называете творчество «неудобным разговором». Как ваши дочери его воспринимают?

—В Лос-Анджелесе много прогрессивно мыслящих людей, и на детей это оказывает влияние. Недавно спросили, за что меня арестовывали, если мои постеры никому не причиняли вреда. Я порадовался, что они так видят ситуацию, и сказал, что не все так широко мыслят. Девочки сообразительные, и отвечать на некоторые вопросы действительно неловко или неприятно, но если они не получат ответов, то как они станут взрослыми?

—Вы достигли внутренней гармонии?

—Нет. Даже для очень духовных людей это сложно, а в мире много вещей, которые меня гнетут, и я не могу от этого абстрагироваться. Но когда я работаю над новыми проектами, то погружаюсь в медитативное состояние.

—Результат медитации становится орудием протеста? В этом есть противоречие.

—Да, такой вот парадокс. Я придумываю агрессивные работы, но пока создаю их, пребываю в гармонии с собой. Творчество — это терапия. Я ненавижу ощущать свое бессилие. Работая над проектами, которые могут поднять или даже решить проблему, я чувствую прилив сил.

—Ненависть и дискриминация существуют столько, сколько существует мир. Какие новые проблемы, на ваш взгляд, недавно появились в мире? Что вас беспокоит?

—Дезинформация, теории заговора и фальшивые новости. Абсолютная ложь, которая подается как истина. Часто слышу, что мы живем в мире постправды. Это же страшно. Люди врали и манипулировали всегда, но сейчас манипулировать стало еще проще. Не понимаю пока, как это изменить. Люди ведь теперь читают только заголовки.

—Надеюсь, это интервью прочтут до конца.

—А потом посмотрят на новые часы и помедитируют (смеется).