Американцы определились с российским госдолгом

Укрепление национальной валюты при введении против страны-эмитента этой валюты внешних санкций — практически невозможная ситуация. Тем не менее именно это и произошло 15 апреля: российский рубль укрепился сразу после сообщений Минфина США о введении новых санкций против РФ, которые предусматривают в том числе запрет на покупку с 14 июня новых эмиссий российского госдолга — как внешнего, так и внутреннего.

В случае с российским рублем его в буквальном смысле анекдотическое поведение под давлением имеет довольно простое и чисто конъюнктурное объяснение, причем не то чтобы избыточно позитивное. Повышение цен на нефть со второй половины 2020 года — прямое следствие сделки ОПЕК+, в которой Россия играет ключевую роль среди «неопековских» стран. Рубль, несмотря на его довольно ощутимую «отвязку» от нефтяных цен, плавно происходившую с 2015 года, все же остается в значительной степени «сырьевой» валютой, и цена на нефть остается для экономики России «главной ценой», хотя и не такой, как прежде. Угроза введения новых санкций против РФ как государства оставалась неопределенной по размеру с конца 2020 года, собственно, с момента, когда стало ясно, что явно не стремившегося к активной санкционной эскалации против России президента США Дональда Трампа на его посту сменит Джо Байден. Предполагать, какой будет политика Байдена в отношении антироссийских санкций,— совсем не то же, что знать, и рынки всегда ставят на худшее. В ситуации неопределенности все это просто не давало российской валюте укрепляться теми темпами, которыми бы рубль укреплялся при прочих равных. Санкционная формула 15 апреля — это определенность. Ее сравнивали с ожиданиями и выясняли, что ожидания были в среднем хуже.

Итог — укрепление рубля, и, скорее всего, оно будет некоторое время продолжаться. Впрочем, чем дальше, тем более нервно. Именно в таких ситуациях обычно растет волатильность валюты, игроки становятся еще более нервными, чем ранее, всеобщее неполное и временное облегчение дополняется повышенной тревожностью: игра пока явно не сыграна. Осторожность российского президента Владимира Путина в своем послании 21 апреля, в ходе которого было на удивление мало антизападных афоризмов, сентенций и филиппик и на удивление много — вполне здорового консерватизма во внутренней финансовой политике, можно отнести именно к этому обстоятельству. Россия — экономика, весьма сильно интегрированная в мировой рынок (во всяком случае, если сравнивать ее с экономикой СССР), причем практически ни на каком сегменте мирового рынка (кроме рынка вооружений, устроенного совершенно особым образом и в определенном смысле иррационального) она не играет ключевой и критической роли. Из этого прямо следует большая уязвимость России по отношению к любым санкционным ограничениям и запретам, о чем бы ни шла речь.

Собственно, примерно это и имели в виду рейтинговые агентства, говоря в начале 2021 года о сохраняющихся высоких рисках России в связи с санкциями. Так, Fitch Ratings еще 5 февраля, подтвердив уровень суверенного рейтинга РФ на отметке BBB / стабильный прогноз, сообщила, что на деле результат моделирования долговой устойчивости экономики РФ сейчас лучше, чем присвоенный стране как заемщику рейтинг: геополитические риски учтены в рейтинге в виде специальной корректировки, снизившей уровень рейтинга на одну ступень. Тогда же Fitch предполагала, что дополнительные санкции могут сказаться на макроэкономической и финансовой стабильности РФ и в теории могут помешать проведению платежей по обслуживанию российского госдолга. Однако в пресс-релизе Fitch 16 апреля констатируется: «Мы не считаем, что меры, введенные 15 апреля, окажут такое влияние». И хотя санкционный риск остается, с точки зрения Fitch, одним из основных применительно к экономике России, а проблемы возросшей потенциальной волатильности отмечаются прямо, пока все идет к тому, что накапливающиеся улучшения финансовой ситуации в РФ подводят агентства к идеям повышения рейтинга.

Два других международных рейтинговых агентства в тот же день выступили со сходным комментарием. Так, Moody`s ограничилась теми соображениями, что новые санкции ограничивают лишь гибкость властей России в политике заимствований, однако в условиях, когда России почти ничего не надо занимать на внешних рынках, воздействие санкций на платежеспособность очень ограничено. Так, одним из однозначно признаваемых Moody`s эффектом санкций США является снижение инвестиционной активности — как внешней, так и внутренней. Агентству также очевидно, что это снижает и потенциал роста ВВП, и долгосрочно возможности потребления в российском обществе. Но в целом это не история о немедленных эффектах. Пожалуй, наиболее тревожны сообщения S&P — агентство полагает, что последствия новых американских санкций против суверенного долга РФ «управляемы», однако сами по себе указывают на то, что риски в будущем будут расти. Этот санкционный раунд, видимо, не будет последним, по крайней мере такова конструкция именно тех санкций, о которых говорил 15 апреля Джо Байден. Тем не менее и будущие санкции в той мере, в которой их можно прогнозировать, будут иметь «умеренный» эффект в экономике РФ, но лишь в части сценариев предполагается, что напряжение между США и РФ достигнет уровня, при котором рейтинг S&P будет необходимо снижать. S&P также сохраняет прогноз рейтинга стабильным, а в целом все три агентства констатируют, что новые санкции не повод для изменения оценки уровня платежеспособности России и ее возможностей обслуживать госдолг.

Видимо, половина этого эффекта — это следствие явной стабилизации российских госфинансов в последнее десятилетие: если еще в 2010 году говорить о том, что правительство России точно не будет заниматься экспериментами по бюджетному стимулированию роста ВВП, было невозможно (хотя на деле этого так и не произошло, несмотря на бесконечные обсуждения этой темы, в том числе в правительстве), то в 2021 году это просто маловероятно. В этом смысле Россия — загадка для западных оппонентов: обыкновенно именно такие политические режимы, как РФ, более всего склонны к подобного рода экспериментам, подчеркнуто популистичны во внутренней политике, почти всегда ориентируются на директивное управление ценами и в минимальной степени заботятся (в реальности, а не на словах) о бюджетной дисциплине. Именно это делает их высокоуязвимыми перед санкциями — для России эти риски невысоки, при этом другие проблемы этого списка (сильный интерес к развитию госсектора, высокоуровневая коррупция, низкая эффективность расходования госбюджета) для страны как раз так же характерны, как они характерны, например, для Ирана или Нигерии.

Но вторая половина эффекта — в самой концепции санкций, которая, будучи продлена правительством Байдена из предыдущих санкционных итераций, кажется, становится все более ясной и отчетливой. Роль санкций в понимании по крайней мере США (и в значительной степени так же устроены санкции ЕС) — не в давлении на Россию, а в предотвращении ее развития и экспансии. Говоря цинично, задачей санкций является не снижение ВВП, не экономическая катастрофа и не быстрое нанесение экономике РФ ущерба, а застой в развитии, который не снимает нынешних угроз, но не дает России производить новые существенные угрозы. И в этом смысле часть российских элит, настроенных скорее изоляционистски, совершенно солидарна и с ЕС, и с администрацией Джо Байдена: Россия, замкнутая на своих проблемах, мало интересующаяся внешним миром, не занимающая ничего и не финансирующая никого, устраивает и внутри страны, и снаружи ее слишком многих. И, что важно, это, хотя и делает крупное предпринимательство в России делом достаточно неинтересным, мало касается большей части населения РФ. Ему предстоит думать о том, что его устраивает и что не устраивает в ситуации тихого противостояния теперь уже почти со всем миром, самостоятельно — и без искажений, вносимых в его суждения финансовыми вопросами. Одно дело, если бы санкции США сделали бы жизнь в России существенно беднее и хуже. Другое — когда они всего лишь не дают стране возможности жить существенно богаче. Ведь это лишь возможности, их еще надо реализовать, причем большим трудом. Для многих здесь ответ «да и так хорошо» не имеет внятных альтернатив.

Дмитрий Бутрин