Испанская «Антиутопия» на Чеховском фестивале

Выступлением компании Патрисии Герреро на сцене «Геликон-оперы» открылась танцевальная часть Чеховского фестиваля: молодая звезда фламенко представила свою «Антиутопию» — феминистское высказывание о месте женщины в патриархальном мире. Татьяна Кузнецова считает, что место это заметное.

Патрисия Герреро, которую испанские критики прозвали «зверь на сцене», подразумевая ее неукротимый темперамент,— танцовщица не только замечательная, но и примечательная. Фламенко она впитала буквально с молоком матери-танцовщицы, в восемь лет она вышла на сцену фламенко-клуба, в семнадцать выиграла престижный приз Desplante. В восемнадцать, ангажированная Карлосом Саурой, танцевала среди лучших байлаор и байлаоров в его фильме «Фламенко сегодня» и поставила собственный спектакль «Из Альбайсина» (квартал в Гранаде, где она родилась). К двадцати годам молодая артистка стала завсегдатаем и лауреатом различных европейских фестивалей. Сейчас, в 31 год, Патриция Герреро — глава собственной компании и автор нескольких балетов, в которых рассуждает о религии, социальных барьерах и гендерных проблемах. Как раз о них — ее «Антиутопия».

Одноактный спектакль состоит из четырех частей (от «Утопии» до «Безумия»), те, в свою очередь, делятся на номера-эпизоды («Время», «Шлюха», «Распад» и еще с десяток). Это должно помочь зрителям уяснить содержание спектакля. Но не помогает, потому что Патрисия Герреро, блистательная танцовщица и незаурядная актриса, в роли сценариста, режиссера и кастинг-директора не слишком сильна.

Музыканты, впрочем, у Патрисии великолепные: и чарующий гитарист Дани де Морон, и харизматичный кантаор Серхио «Эль Колорао», и флегматичный контрабасист Хосе Мануэль Посада «Попо», и перкуссионист Агустин Диассера, способный и кастрюлю превратить в музыкальный инструмент, и певица Алисия Наранхо — статная рыжая женщина с ошеломительной артикуляцией. Но вот танцовщики — те самые мужчины, против патриархальной власти которых восстает героиня Патриции,— какие-то незавидные. Один из них вроде бы спец по современному танцу, но, судя по его коротким соло (необходимым разве что для того, чтобы дать Патрисии переодеться), скорее, продвинутый любитель. Второй — колоритный дородный байлаор с гривой пышных волос, выбритым виском и уморительно свирепым выражением лица — похож на ворчливого дядюшку, а не на мачо, попирающего права женщин. Когда эта парочка в номере под названием «Сильные мужчины» демонстрирует бицепсы, согнув руки в локтях, как силачи в цирке, их танец кажется натуральной пародией.

Можно даже решить, что высмеивание мужчин — часть замысла спектакля. Однако Патрисия Герреро такие подозрения решительно отметает. Спектакль она играет без малейшей иронии, проводя свою героиню сквозь все круги эмоционального ада: через механическое оцепенение, горечь, неразделенную любовь, безнадежный протест — к полубезумному отчаянному веселью. Танцовщице явно тесно в рамках традиционного фламенко: старинный танец для нее основной способ выражения эмоций, часть общей партитуры спектакля, но не самодостаточная демонстрация мастерства зрителям. Эпизоды, когда Патриция Герреро одеревенело сидит за столом, поворачивая голову, как автомат, и отбивая ритм мертвой кистью, или когда танцует одними руками, бессильно опустив их вдоль тела и подергивая в затихающих судорогах, или когда, сидя на стуле и раздевшись до исподнего, безнадежно-отрешенно надевает нагло-красные туфли на каблуках, не менее трагичны, чем самые исступленные ее танцы — она действительно сильная актриса.

Но все же Герреро-байлаора мощнее. Именно ее фламенко — резкое, стремительное, пластически обильное и чертовски виртуозное — приносит успех этой странноватой «Антиутопии», шоу фламенко с невиданными еще правилами игры. Патриция нарушает их сознательно. Когда в красном коротком пальто открывает «кухню» сапатеадо — голые работающие ноги, отбивающие неистовую чечетку. Или когда «танцует» (руками, корпусом, гибкими пальцами), сидя на полу и двигаясь назад по световой дороге на собственной попе. Или когда яростно борется с многометровым оборчатым хвостом-«колой», который волочится у нее не позади платья, а впереди, создавая непреодолимые, казалось, препятствия бешеным поворотам и ноголомным комбинациям па. Тут-то и понимаешь точность метафоры испанских критиков. Но все-таки этому «зверю на сцене» не помешал бы режиссер-«укротитель». Умный и терпеливый.