На дне Достоевского
“Ъ” наблюдал, как читатели идут по стопам писателя и его героев
В Петербурге в 12-й раз проходит День Достоевского — карнавал в честь писателя, приуроченный к началу действия романа «Преступление и наказание». Праздник, придуманный в Музее Достоевского, отмечается в первую субботу июля. В год 200-летия классика пандемические ограничения влияют и на карнавальное расписание — например, традиционное шествие гигантских кукол в этом году переносится на воду, а часть культурной программы — онлайн. Но главная часть — прогулки по местам, связанным с Достоевским и его героями,— остается неизменной. “Ъ” обошел некоторые из этих точек и поговорил с молодыми читателями Достоевского, заодно узнав, как они воспринимают тексты классика.
Чудо номер один
Календарно фестиваль Достоевского привязан к «Преступлению и наказанию» — он проводится в первую субботу июля (в соответствии с зачином романа: «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер…»). Однако топография праздника гораздо шире. В Петербурге множество адресов, упоминаемых в биографии писателя и на страницах его сочинений, но точный список ключевых точек фестивального маршрута каждый год до последнего держится в секрете. Сердце, мозг и эпицентр Дня Достоевского — музей писателя, но, как обычно, встречают гостей на экскурсионных маршрутах волонтеры. Традиционное шествие громадных кукол, изображающих литературных героев и их создателей, в этом году перенесено на воду: в ночь со 2 на 3 июля они должны проплыть на катерах и лодках по рекам и каналам. 3 июля желающие смогут не только пройтись по местам, где разыгрывалось действие произведений классика или происходили события его жизни, но и принять участие в квесте «по следам Раскольникова».
До пандемии фестиваль, что называется, набирал обороты. Кузнечный переулок, в котором находится дом-музей писателя — его последняя квартира, становился на время праздника пешеходной зоной и пестрел плакатами с цитатами, а на балкон квартиры выходил сам «Достоевский» — и обращался к собравшимся с речью — скорее пародийной, чем серьезной. Карнавал прекрасно рифмовался с текстами одного из главных русских классиков и всегда будоражил воображение — оно в этот день вообще кстати и может очень пригодиться при встрече с позолоченным Раскольниковым или просящей милостыню Аленой Ивановной.
Пока педагоги-словесники спорят с родителями и друг с другом, впору ли школьникам читать «Преступление и наказание», День Достоевского делает в основном молодежь: и как гости, и как волонтеры. Да ведь и Родион Раскольников студент. Впрочем, в фестиваль включаются и театры, и библиотеки Петербурга, в которых проходят выставки и спектакли.
Название праздника иногда сокращают до «День Д», но его самые преданные участники говорят, что лучше этого не делать,— например, чтобы избежать путаницы с Днем Довлатова,— праздником, возникшим позже, чем июльский фестиваль Достоевского, который в доковидные времена длился иногда по несколько дней.
— День Достоевского родился достаточно органично,— говорит Вира Бирон, заместитель директора по развитию Музея Достоевского.— Программа «День Достоевского» в музее существовала почти с того момента, как у нас появился театр: это была программа для любителей Достоевского из России и Европы. Ее заказывали заранее. В нее входили экскурсия по музею, лекция по творчеству или экранизация какого-либо романа, обед в ресторане «по рецептам героев Достоевского», прогулка по местам «Преступления и наказания», а вечером — спектакль в музее по произведению Достоевского или концерт.
Мы мечтали о празднике такого уровня как, например, Блумсдэй в Дублине, но без финансирования подобные праздники не провести. Это были только мечты. Но однажды Антон Губанков, тогда председатель комитета по культуре, предложил подумать о городском празднике. Это было чудо номер один.
А чудо номер два случилось весной 2010 года, когда было выделено финансирование на первый праздник. Опыта не было никакого, но уже был ФМД-Театр (театр при благотворительном фонде друзей Музея Ф. М. Достоевского, начавший работу в 2007 году под руководством Веры Бирон.— “Ъ”)
«Я твой дом сейчас, подходя, за сто шагов угадал»
Волонтеры, сопровождающие гостей на маршрутах экскурсий (в этом году экскурсионная программа пополнилась маршрутом по местам действия романа «Идиот»), пришли в Музей Достоевского еще в феврале: эта работа требует подготовки. Волонтерами-экскурсоводами стали желающие в возрасте от 18 до 30 лет — и это отнюдь не только филологи. Всего в празднике участвуют 60 волонтеров, которые распределены по четырем основным локациям, связанным с творчеством Достоевского: Владимирская и Сенная площади, Загородный проспект—Гороховая улица, Невский проспект.
«По следам Раскольникова»
В День Достоевского поклонники писателя пройдут по самым разным экскурсионным маршрутам, но “Ъ” отмечает связанные с писателем и его героями точки на карте центра Петербурга, которые едва ли удастся миновать.
Владимирская площадь — район Петербурга, где писатель жил в самом начале творческого пути, а потом в конце жизни. Первый знаменитый петербургский адрес Достоевского — дом Прянишникова на Владимирском проспекте, куда Григорович и Некрасов пришли, чтобы выразить восхищение только что прочитанным первым романом молодого Достоевского «Бедные люди». Музей-квартира на Кузнечном переулке — в двух шагах от церкви Владимирской иконы Божией Матери, прихожанином которой он был. Как известно, в доме с «великолепным подъездом» и «швейцаром» «близ Владимирской» жила Настасья Филипповна, которую писатель поселил в дом купца Ивана Пшеницына на углу Загородного проспекта и Разъезжей улицы и наделил внешностью хозяйки литературного салона Авдотьи Панаевой.
В «Преступлении и наказании» Достоевский «зашифровал» названия улиц, площадей, мостов и поселил литературных героев в районе Сенной площади.
На экскурсии желающие могут отсчитать 730 шагов Родиона Раскольникова, а волонтеры помогают найти дом старухи, покажут дом Сони Мармеладовой и Свидригайлова, переведут через Вознесенский мост, у которого был задавлен лошадьми пьяница Мармеладов и упала на мостовую чахоточная Катерина Ивановна.
Невский проспект не часто упоминается в произведениях Достоевского, но и он включен в экскурсионный маршрут не случайно. Там можно узнать о столичной жизни писателя, его привязанности к театру и дружбе с актерами, о главных книжных магазинах в Гостином дворе, с владельцами которых Достоевский сотрудничал. Не обходится путешествие без разговора о кондитерских (Достоевский обожал сладкое), о кафе и ресторанах, куда заходил и сам писатель, и героев своих водил — Голядкина или Долгорукого.
Парфена Рогожина Достоевский поселил в мрачном трехэтажном доме на Гороховой улице, это один из центров сюжетной топографии «Идиота»: здесь обмениваются нательными крестами Рогожин и Мышкин, здесь же сбывается пророчество князя о том, что Рогожин зарежет Настасью Филипповну, у тела которой будут рыдать оба героя. Мышкин, испытав почти гипнотическое впечатление от наружного вида дома Рогожина, говорит ему: «Я твой дом сейчас, подходя, за сто шагов угадал…»
«От него кровь стынет в жилах»
Парадокс, но несмотря на популярность праздника в Петербурге, особенно у молодежи, за пределами города о нем знают мало. Многие молодые люди из других городов искренне удивлялись, услышав о существовании Дня Достоевского. Но о самом Достоевском и его книгах молодые люди думают и говорят много и охотно. Новая этика и старые стереотипы, поиск ответов на вечные вопросы, которые хочется решить в возрасте Раскольникова и раньше,— все это делает Достоевского если не самым популярным, то как минимум одним из самых важных авторов для читающей молодежи. А уж среди волонтеров-экскурсоводов равнодушных к творчеству писателя точно быть не может.
— Волонтеры — вчерашние школьники, у которых проходит период становления личности,— говорит Мария Михновец, научный сотрудник Музея Достоевского.
— На акции «Молодежь — Достоевскому» экскурсии проводят именно молодые люди. И дело не только в юношеском задоре, нам важно дать ребятам возможность профориентационной пробы. То есть мы еще и формируем своеобразное профессиональное культурное сообщество.
При отборе претендентов мы просили написать мотивационные письма, потом на собеседовании смотрели на коммуникативные данные ребят.
По словам Марии Михновец, большинство волонтеров объясняли свое желание присоединиться к программе любовью к «Преступлению и наказанию».
Те, кто помоложе, иногда задают вопросы, которые способны поставить в тупик литературоведов со стажем: «Почему Соня не устроилась продавщицей?» — удивляются экскурсанты-школьники. Экскурсоводы полагают, что идею о том, что «выбор есть всегда», школьники заимствуют у родителей и школьных учителей, не до конца понимая разницу между 2020-ми и 1860-ми годами и не имея опыта для собственного размышления.
— Школьники часто выступают наивными читателями, которым я заново открываю роман,— говорит Мария Михновец.— Они не понимают, в чем проблема Настасьи Филипповны, почему она была так рассержена на Тоцкого. Ну разлюбил, что такого? Они не видят трагизма положения содержанки. Этика нового времени проецируется на прошлое, и молодые читатели не видят драмы, кстати, забывая, в каком возрасте Тоцкий растлил Настасью Филипповну.
Кроме того, активно насаждаемая сегодня философия успеха отрицает сострадание. А Достоевский учит именно этому, для него поступки по воле сердца, вопреки рациональности — одно из главных отличий человека от животного, живущего по дарвиновскому закону выживания.
На экскурсии у Михновец были молодые люди из престижных школ, которые спросили: «Почему я должен сострадать тому, кто ничего не добился? Эти люди мне мешают, они обуза, "токсичные"». При этом молодежь, по ее мнению, очень хочет диалога: «А творчество Достоевского как раз и провоцирует на разговор, а не утверждает однозначную истину,— говорит Мария Михновец.— Это очень созвучно мировоззрению поколения, которое не знает авторитетов. Представители старшего поколения чаще наклеивают на Достоевского ярлыки "педофила" и "антисемита". С другой стороны, школьники начисто лишены знания библейского контекста, они порой оправдывают Раскольникова за "юношеский максимализм", а порой не понимают гуманистических порывов».
17-летний петербуржец Артем Мельник водит экскурсии по Петербургу, но говорит, что не знает «Преступления и наказания», хотя и читал: «от него кровь стынет в жилах». «Мне странно и непонятно, когда он последнюю копейку отдавал чужим людям,— говорит Артем Мельник.— Я не понимаю, как можно отдать последнюю рубаху, ведь останешься голым».
«Маяки в виде Сонь»
Некоторым молодым читателям Достоевский кажется безумным певцом «мерзости», трущоб и пузырящихся обоев. Слово «достоевщина» многим молодым современникам, не читавшим классика, кажется символом «чего-то унылого» или «тяжелого». Кто-то даже говорит, что моет руки после чтения. Читают дети в среднем мало, особенно если этой привычки нет в семье, и думать, что каждый петербургский школьник влюблен в Достоевского, наивно, признают организаторы Дня.
Достоевский для массового молодого и не очень образованного читателя — заложник романа из школьной программы о том, «как студент убил бабку».
Порой грузом на душу ложатся не сами романы, а именно то, как их преподают в школе. 21-летняя Ирина из Тобольска учится на архитектора в Томском университете и крайне холодно вспоминает уроки литературы в школе:
Встречаются как-то Родион Раскольников с Томом Сойером
«День Достоевского» — разумеется, не единственный литературный фестиваль в мире: сегодня “Ъ” вспоминает лишь некоторые из его приблизительных аналогов.
— Мне кажется, наша учительница сама не могла понять, о чем произведения Достоевского. Она считала, что «Преступление и наказание» — о том, что все плохие поступки должны быть наказаны, и очень воинственно пыталась это нам в голову втолкнуть. Мне не нравились уроки литературы именно потому, что нам говорили, что в каждом тексте — нравоучение. Философию Достоевского никто не объяснял, читали бегло. Соню учительница критиковала за то, что не додумалась до другого решения, а старуха-процентщица виделась учителю «божьим одуванчиком».
Сама Ирина в школе решила, что «Преступление…» — «роман о том, как человек сходит с ума». Она убеждена: русская классическая литература далека от интересов современных школьников. И сурово рубит: «Непонятен Раскольников. В его поступках четкой морали не прослеживается».
23-летней студентке журфака Анне Кананиди, волонтеру Дня Достоевского, классик нравится своей «тяжестью и мрачностью», она восхищена его слогом.
«Многие считают, что это не детский автор,— говорит Анна.— А я за то, чтобы дети его читали, ведь жизнь мрачная и сложная. Если убрать Достоевского, это собьет подростков с курса. А кто-то так и не начнет его читать, не открыв в школе».
Анна Кананиди говорит, что она интроверт, но участие в празднике ее социализирует. В семье она единственный читающий человек, и среди других волонтеров она впервые нашла кого-то, с кем можно поговорить о книгах. Она восхищается Настасьей Филипповной, а вот Соня не вызывает у нее особых эмоций.
18-летний москвич Артем Соболев рассуждает иначе: «Мне кажется, Достоевский не депрессивный автор. Он ставит маяки в виде Сонь». Артем Соболев учится в ВШЭ на факультете коммуникаций, медиа и дизайна. Достоевский кажется ему «своим»: школьная программа норовит засушить классиков, превратив их в «душных мужиков на портретах в классе», а Достоевский выводит студента, который рассуждает, как зарубить старуху — «О, наш пацан! Для меня это не про возвышенные чувства, эта книга читается, будто фильм смотришь».
Студентка департамента психологии ВШЭ Екатерина Ковалевская тоже называет «Преступление и наказание» любимой книгой из школьной программы: «У Достоевского персонажи живые: он их не пытается сделать неестественными, чтобы донести мораль. Дидактизм Достоевского не заметен — значит, хорошо учит». Екатерина, по ее словам, начинала и бросала романы Достоевского после ста страниц, но сейчас это один из любимых авторов:
«Герои Достоевского — носители начала, которое мне интересно, но не очень доступно. Вера, но не в Бога, а в свет. Достоевский поймал, какие мы на самом деле.
У него нет черного и белого, просто человек. Положительных героев у Достоевского нет или почти нет, Соня — редкое исключение». До «Бесов», говорит Екатерина, она пока не доросла. А вот Анна Кананиди «Бесов» прочла и влюбилась — и в роман, и в Ставрогина, и в автора.
«Это про нас»
19-летняя Диана Долженко приехала в Петербург из Крыма, поступила на филологический факультет ВШЭ и в этом году стала волонтером на Дне Достоевского. Диана не считает себя «религиозным человеком», но уточняет:
— Мне кажется, я верю в Бога. Мне нравится разговор о религии, он позволяет пересмотреть бытие. И нравится тон Достоевского. Я очень люблю людей с резкими, четкими позициями. С аурой. Против Достоевского у меня бунта не было. Против Толстого — был. Достоевский рисует обыденность, но мне всегда очень нравилось, что в мире безверия есть «луч света». Но если бы кто-то сказал, что «Преступление и наказание» — роман о том, что кто-то становится на праведный путь, вряд ли его стали бы читать.
18-летний студент ВШЭ Артем Гозбенко, будущий политолог, человек верующий:
— Достоевский — писатель, которого я стал читать, потому что захотелось. Начал в 13 лет с «Униженных и оскорбленных». Тогда не понял, но понравилось. Дважды прочел «Бедных людей». Когда прочел «Преступление и наказание», решил, что Достоевский любит человека, он его оправдывает, возвращает к божественному, в каждом видит свет. А совсем недавно я подумал, что Достоевский легитимизировал в человеке зло и что божественное он ищет в ужасных сторонах жизни, а его там нет. Но если наложить на Достоевского фильтр, это будет уже не Достоевский.
Достоевский невероятно современен, это про нас. Обстоятельства жизни меняются, а люди остаются с прежними страстями. С другой стороны, нельзя интерпретировать Достоевского с позиций XXI века — он не в курсе буллинга был!
Для Артема Соболева Достоевский — автор, помогающий ответить на вопрос «Кто я?» и «Почему люди ведут себя именно так?». Артем считает, что «невозможно не рифмовать себя с Раскольниковым, даже будь ты девочкой: мы с ним про разное, но где-то я себя в нем находил. Достоевский, как хирург, достает что-то глубоко спрятанное в человеке. Мне кажется, у всех с Достоевским диалог трудный. До него со мной будто сюсюкали. Но иногда кажется, Достоевский щадит читателя. Меня он притягивает "русской хтонью". Я не жил в нищете, не знал душевных расстройств, но я понимаю, что Достоевский — русский писатель больше, чем остальные русские писатели, причем в широком понимании слова "русский". Общемировой. Я никогда не считал себя патриотом, я скорее космополит, но в моем характере русский нерв есть. Для меня важно смотреть, как в русской классике, в первую очередь у Достоевского, этот нерв отражается».