«В 90-е мы все мечтали о собственности»

Драгунский, Журова, Тосунян о приватизации жилья

В июле 1991 года председатель Борис Ельцин подписал закон «О приватизации жилищного фонда Российской Федерации», установивший порядок бесплатной передачи жилых помещений в собственность россиян. “Ъ” спросил общественных деятелей и деятелей культуры об их опыте приватизации.

Светлана Журова, депутат Госдумы, олимпийская чемпионка по конькобежному спорту:

Фото: Иван Водопьянов, Коммерсантъ

— Я принимала участие в приватизации родительской квартиры, в которой выросла. Также были приватизированы квартиры бабушек — все члены нашей семьи приняли участие в этом процессе: делили доли, оформляли документы и так далее. Потом, став более самостоятельной, я покупала квартиру себе, она уже была приватизирована.

Приватизация жилья была активным процессом. Но, мне кажется, люди не понимали до конца, что не будет больше как в Советском Союзе. И что с обретением права собственности возникают и многие новые обязательства, в том числе и касающиеся общего домового имущества. В этой суете кто-то ухитрился прихватить вещи, которые должны быть в общей собственности: нежилые помещения, чердаки и проч. И теперь все возмущаются магазинами, надстроенным мансардами…


Сергей Филатов, президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, бывший глава администрации президента Бориса Ельцина:

Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ

— Квартиру, в которой проживал, приватизировал, как и большинство других граждан, у кого тогда появилась возможность стать собственником жилья. У кого-то такого жилья не было, и они, возможно, были в менее выгодном положении. Но в том и состоял смысл данного закона: основной упор делался на создание рыночных отношений. Только в таких отношениях не имевшие жилья могут получить возможность покупать квартиры, в том числе взяв кредит, вступать в кооперативы запросто, а не по решению начальства. Для того, чтобы рынок состоялся, нужны были банки, а для того, чтобы состоялись банки, нужна была частная собственность.


Алла Довлатова, актриса, телерадиоведущая:

Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ

— Я на момент начала приватизации была подростком и жила с родителями в Санкт-Петербурге. Отлично помню, как папа с мамой обсуждали вопрос оформления права собственности на квартиры: сначала свою, потом бабушкину, перешедшую к ним по наследству, и папа сделал это одним из первых в городе.

Папа вообще в этом смысле педант, отлично разбирается в законах, у него порядок в документах, во всем. Он даже мне до сих пор помогает разобраться с закавыками в документах. Свою квартиру я купила у строительной компании с получением права собственности, а дачу приобрела у собственника.


Денис Драгунский, писатель, журналист:

Фото: РИА Новости

— Мне досталось все, что было положено. И я не чувствую себя обиженным или обманутым. В начале 90-х годов я стал совладельцем квартиры, в которой я жил со своей первой женой Людмилой с 1974 года. Но это была не Денискина квартира. В той оставались жить мама и сестра, и они же ее приватизировали.

А у моей доли в приватизированной квартире, которая исторически принадлежала родителям моей жены, совершенно другая история. Моя жена Людмила получила квартиру при советской власти, поскольку была прописана вместе с родителями. К моменту приватизации и я уже много лет был в ней прописан, поэтому мы получили равные доли. По прошествии нескольких лет я подарил супруге свою долю, она продала всю квартиру, а на вырученные деньги мы построили загородный дом и жили в нем до развода. На этом же участке была старая дача, которая принадлежала мне. При разводе я оставил новую дачу жене, поскольку она была построена на средства от продажи квартиры ее родителей. Это было справедливо.


Анатолий Махсон, руководитель онкологического кластера сети клиник МЕДСИ:

Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ

— Раньше это была ведомственное жилье при больнице, а теперь эта квартира в моей собственности. Практически все жильцы дома работали в 62-й больнице, а муниципальными были не более 10% квартир. Но тогда все приватизировали, и я в том числе. Мы не знали, что и как будет дальше. До приватизации все коммунальные вопросы решались больницей, на территории которой находился наш дом.


Вячеслав Бобков, профессор, директор научного Центра экономики труда РЭУ им. Г. В. Плеханова:

Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ

— Мне досталась одна треть квартиры, в которой была прописана моя семья. Это было в первую волну приватизации, в начале 90-х. Сейчас я вместе с супругой и взрослым сыном по-прежнему владею совместной долевой собственностью. Сложности при оформлении если и были, то со временем стерлись из памяти. Сейчас, чтобы получить QR-код, мне пришлось провести в МФЦ несколько часов, чтобы только получить новый доступ на Госуслуги. И это только доступ, а данных по моим прививкам, которые сделаны, по-прежнему, нигде нет. Такое вот сравнение. Поэтому сама приватизация вспоминается без негатива.

В целом по стране ситуация другая. Приватизация жилья, которая продолжается по сей день, привела к усилению жилищного неравенства. Оно даже выше, чем дифференциация по доходам. Сегодня средний и высокий стандарт обеспеченности жильем по площади и благоустроенности (больше 23 квадратных метров, отдельная комната на человека, интернет) распространяется только на ,28% населения страны. Для 45% россиян размер по площади составляет меньше 16 квадратных метров на человека, а из четырех основных услуг благоустроенности (тепло, горячая и холодная вода, электричество, канализация) обязательно что-нибудь да отсутствует. Государство вроде передавало своим гражданам актив, но для большинства — очень плохого качества, он неликвиден. А теперь еще и собирает деньги на капремонт.


Гарегин Тосунян, президент Ассоциации российских банков, академик РАН:

Фото: Владислав Лоншаков, Коммерсантъ

— У нас с супругой и ребенком была квартира, и мы ее приватизировали. И у моих родителей тоже была квартира, которую они тоже приватизировали. Иметь собственность гораздо лучше, чем иметь жилье в найме, даже у государства нашего любимого. Тем более в 90-е годы мы все мечтали о собственности.

В СССР, если ты хотел что-то обменять на большую площадь, ты должен был добыть кучу бумажек, справок, разрешений. А если желал передать кому-то из близких, должен был доказывать, почему они имеют право на прописку на твоей площади, почему имеют право получить разрешение на часть этой площади и так далее. Сплошная морока.

Реформы изменили саму систему отношений, в том числе и на право собственности жилья. Мы считали величайшим благом — я считаю так и по сей день,— что жилье является неотъемлемым, важным элементом в обеспечении семьи, ее устойчивости и уверенности в том, что это твое. И что у твоих детей никто это не отнимет.


Юрий Каннер, президент Российского еврейского конгресса:

Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ

— Мне и моей семье достался двухэтажный дом. Тогда я жил в Сибири, в райцентре. Получил, приватизировал этот дом и, когда переезжал в Москву, продал его. Причем достаточно успешно, мне почти хватило денег купить квартиру в Москве. А если бы не приватизация, то я бы просто уехал в Москву, оставив дом. Да, бывает, что если квартира старая и ее нужно серьезно ремонтировать, то не стоит спешить с приватизацией, но это был не мой случай.


Инна Вяткина, эксперт городской недвижимости компании «Миэль»:

Фото: Миэль

— Мы приватизировали квартиру, у нас была семья из четырех человек. Муж отказался от приватизации, ему отец оставил в наследство свою квартиру, и он понимал, что, если будет много долей, потом могут возникнуть сложности с продажей. А я с двумя детьми решила приватизировать нашу двушку в Москве. Мы боялись, что бесплатная приватизация когда-нибудь закончится.

Группа «Прямая речь»

Вся лента