Перевоплощение в жизнь
Выставка о Владиславе Мамышеве-Монро в галерее «Здесь на Таганке»
В галерее «Здесь на Таганке» проходит выставка «Цветик-семицветик. Наш неповторимый Владик Мамышев (Монро) Королевич» — захватывающий оммаж одному из самых ярких героев постперестроечной арт-сцены, соединивший художественно оформленные воспоминания о нем друзей, фотографии, видео, автографы, фрагменты телепередач и малоизвестные произведения. Рассказывает Игорь Гребельников.
«Молодежь уже не знает Владика, что неудивительно, ведь шесть лет не было его выставок,— сокрушается куратор выставки Андрей Бартенев.— Для меня он один из величайших художников-эксцентриков — одного ряда с Ларионовым, Бурлюком, Маяковским, Крученых». Тут с грустью можно добавить, что работ Мамышева-Монро нет и в постоянных экспозициях крупных музеев (две не самые удачные картины маслом, висящие в Третьяковке, не в счет). И это при том, что он, бесспорно, одна из ключевых фигур новейшего российского искусства — той его амбициозной поры, когда казалось, что оно впервые после эпохи авангарда воссоединилось с мировым, заговорило с ним на одном языке. В случае с Мамышевым-Монро это язык кэмпа, тончайшей травестии, изощренного шутовства, метких перевоплощений в исторических героев, звезд и наших современников — от поп-идолов до влиятельных политиков. И их появление в виде художественных проектов — фотографий, картин, видео — либо живьем, в образе самого художника, резонировало с современным контекстом либо создавало его. Одно дело — его Мэрилин Монро на улицах и вернисажах Петербурга 90-х годов — воплощение духа свободы, сексуальности, красоты. Другое — его же Гитлер, явившийся в 2003 году на пресс-конференцию в Берлине по случаю открытия грандиозной межгосударственной выставки «Москва—Берлин. 1950–2000» послушать выступавших. Тогда же, но уже на официальном приеме, будто заглаживая неловкость, он явился среди важных гостей в образе хорохорящейся Любови Орловой. И таким выходам в образах Чарли Чаплина, Аллы Пугачевой, Карла Лагерфельда, Валентины Матвиенко, Греты Гарбо и многих-многих других несть числа.
Определенная трудность для кураторов выставок Мамышева-Монро (или, как в данном случае, выставок о нем) — в том, что его творчество было, по сути, тождественно его жизни. Да, были собственно произведения и выставочные проекты, и их судьба как при жизни Мамышева-Монро, так и после его смерти складывалась успешно. Та же серия «Несчастная любовь» — сентиментальная и трагическая история безответной любви «русской Монро» — еще в 1994 году была закуплена Русским музеем; «Жизнь замечательных Монро», где на гигантских баннерах он примерял образы Монро, Будды, Христа, Гамлета, Петра I, Екатерины II, Ленина, Гитлера и других, в 1995 году красовалась вдоль Якиманки; его выставки регулярно проходили в России и за рубежом, большинство его произведений осело в музеях и частных коллекциях.
Но есть и другая часть его творчества, более эфемерная — это спонтанные образы Мамышева-Монро и его появления на публике, которые даже не всегда толком задокументированы. К ней примыкают бесконечные курьезные, печальные и смешные истории, составившие важную часть его мифа.
С трудностями того, как все это показать, столкнулись организаторы последней (уже посмертной) его большой выставки в Московском музее современного искусства в 2015 году: она была продуманной, обстоятельной, смелой, но в ней будто не хватало его живого духа. Тогда художницей Елизаветой Березовской была подготовлена книга воспоминаний о Мамышеве-Монро, подробная и обширно иллюстрированная. Она представляла его художником собственной жизни — обаятельным, но и небезопасным персонажем, который мог как очаровывать своим остроумием и артистизмом, так и отталкивать своими не всегда трезвыми выходками.
Андрей Бартенев, хорошо знавший Владика, в той книге поделился воспоминанием о хитроумно «одолженной» у него последней тысяче рублей и стихотворным посвящением герою. А сейчас, зная, что многим еще есть что вспомнить о Монро, что не все его произведения показывались на выставках, куратор выставки попросил лично знавших героя поделиться материалами. По сути, пригласил их выступить в роли художников — представить свои воспоминания в виде обрамленных картин, включающих фотографии или рисунки. Отозвались очень многие, и выставка регулярно дополняется новыми экспонатами.
На ней приходится много читать, и это не всегда удобно, но и оторваться трудно. Всплывают новые удивительные подробности — даже того хрестоматийного случая, когда Мамышев-Монро спалил гигантскую квартиру Лизы Березовской вместе с ее собакой: на выставке есть кальян, с которым он, как с вещдоком, несколько дней бродил по Москве в поисках нового приюта, опасаясь мести отца хозяйки квартиры, олигарха и на тот момент высокопоставленного чиновника — заместителя секретаря Совета безопасности.
Тут истории спонтанных преображений с помощью того, что оказывалось под рукой, просто чтобы превратить обычные посиделки в праздник. Тут ернический фотопортрет венчающихся Пугачевой и Киркорова (на основе известной фотографии), где на передний план художник врезал самого себя в образе церковнослужителя. Тут известные и неизвестные кадры его серии, посвященной Любови Орловой: художник гордился тем, что когда-то наследники кинозвезды, разглядывая их, не заметили подвоха и благодарили за возможность увидеть эти редкие фотографии. Тут его костюмы с концертов «Поп-механики», многочисленные, художественно выполненные письменные просьбы одолжить денег, редкие видеоинтервью, «бланк-заявка на сексуальное домогательство» с просьбой определенным людям «сексуально его домогаться», никогда не выставлявшийся проект по мотивам «Звездных войн», смешные скетчи самого Бартенева, обложки придуманного им журнала «Монродил» и воспоминания, рисующие отнюдь не безобидный образ героя выставки.
Вкупе экспонаты рисуют время, ярко окрашенное талантом одного художника, представшего на афише в нетипичном образе: на фотографии 2006 года серьезный, очень грустный Мамышев-Монро на манер распятия раскидывает руки на огромной пятиконечной звезде. Его творчество явно скрасило наш переход из советской эпохи к нынешней.