Спецпредставитель президента США Джон Керри о перспективах сотрудничества по климату

Российскую столицу с трехдневным визитом посетил специальный представитель президента США по климату Джон Керри. В Москве его хорошо знают: с 2013 по 2017 год он возглавлял Госдепартамент США и плотно работал с Россией над химическим разоружением Сирии и иранской ядерной сделкой. На сей раз господин Керри приехал добиваться от российских властей повышения целевых показателей по сокращению вредных выбросов в атмосферу. В интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко Джон Керри рассказал, что ему в связи с этим предложил президент РФ Владимир Путин.

— Ваш визит в Москву совпал с самыми высокими температурными показателями за многие десятилетия.

— Это было частью моего плана (смеется).

— Вам такая погода помогла более убедительно говорить об изменении климата или ваших собеседников в Москве ни в чем убеждать не пришлось?

— Не припомню, чтобы я прибегал к этому аргументу. Но мне и не пришлось это делать. Все, с кем я общался, выражали озабоченность климатическим кризисом и надежду на то, что конференция в Глазго (намеченная на осень конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата.— “Ъ”) будет успешной, а мы продолжим полностью выполнять Парижское соглашение по климату. В этом плане все было очень конструктивным.

Они (собеседники в Москве.— “Ъ”), очевидно, уже заметили засуху в Америке, вынужденное перемещение людей по всему миру, наводнения, многочисленные бури, пожары — в том числе здесь, в России, в тундре, таяние вечной мерзлоты. Так что доказательств тому, что все мы ежедневно с этим (изменением климата.— “Ъ”) сталкиваемся, множество.

Вспомните о (высохшем.— “Ъ”) Аральском море. Если посмотреть на историю, то многие события являются доказательством того, что прогнозы ученых оправдываются. Причем быстрее и масштабнее, чем изначально предполагалось. Так что каждый день где-то в мире, будь то в повышении температуры океана, таянии льдов — в Антарктиде не так давно откололся самый большой айсберг в истории,— везде мы видим доказательства негативных последствий того, что происходит.

Россия признала, что есть огромная потребность в том, чтобы все мы собрались вместе и подтвердили намерение придерживаться ранее взятых на себя обязательств, в том числе в рамках Парижского соглашения по климату. Мы их пока не полностью имплементировали. И мне кажется, что Россия — такая страна, граждане которой всегда с уважением относились к окружающей среде, к природе. Я надеюсь, что это воплотится в серьезном и масштабном участии России в нашем движении к общей цели, это остро необходимо.

— Вы общались в Москве, в том числе с президентом Владимиром Путиным. Как все прошло?

— У него был целый ряд предложений о возможном сотрудничестве. К примеру, он предложил, чтобы мы попробовали сотрудничать в рамках сбора информации при помощи спутников, что может быть очень информативным с точки зрения выброса парниковых газов. (Так мы могли бы узнать.— “Ъ”) насколько люди придерживаются данных ими обещаний.

Это была его идея. И я думаю, что это очень хорошая идея, которую мы должны очень тщательно изучить. Он упомянул о вариантах сотрудничества в области декарбонизации, технологиях лесоразведения, об особых подходах к выработанным на основе экологических требований решениям и так далее. В общем, президент Путин озвучил целый рад очень позитивных идей, кроме того, он очень четко подтвердил то, о чем говорил на нашем саммите (по климату.— “Ъ”), и согласился с теми оценками, которые сделал я, в том числе о том, что нам надо действовать в течение периода 2020–2030 годов.

Это десятилетие — критическое. Если мы не сделаем достаточно в этом десятилетии, то не сможем достичь целей Парижского соглашения или выйти на чистый ноль (выбросов парниковых газов.— “Ъ”) к 2050 году. Это просто не работает с точки зрения науки и физики.

— То есть вы удовлетворены своим визитом и его результатами?

— Ну, это только начало. Вы знаете, встречи — это самая легкая часть (процесса.— “Ъ”). Действия на практике — это то, по чему можно будет уже по мере продвижения вперед судить о результатах. Лично я глубоко обеспокоен тем, где мы сейчас находимся. Все мы, весь мир. Мы движемся недостаточно быстро. Нам необходимо ускорить сокращение выбросов. Нам необходимо ускорить переход к альтернативной, возобновляемой, устойчивой энергетике. Нам нужно ускорить декарбонизацию существующих видов топлива, если это возможно. А если это невозможно, то мы должны найти иные варианты, которые в конечном счете будут иметь нулевой уровень выбросов.

Мы также говорили — я говорил с президентом Путиным — об одном аспекте, на который он указал в своем выступлении на саммите: о том, что, даже если мы достигнем нулевого уровня к 2050 году, нам все равно придется вывести триллион тонн углерода из атмосферы. И мы еще точно не знаем, как это сделать или что мы с этим делаем.

Перед нами стоят большие задачи в области исследований и разработок. Перед нами стоят серьезные вызовы. И я думаю, что президент Путин согласен с этим. Я знаю, что он согласен с этим.

Таким образом, есть сферы, где Россия и Соединенные Штаты могут наладить подлинное сотрудничество, что, как мы надеемся, даст возможность частично снизить напряженность в отношениях между нашими странами и попытаться через совместную работу над решением глобальной проблемы выйти на развязки по некоторым двусторонним вопросам

— Вы думаете, что климатическую повестку можно отделить от отношений двух стран, в целом весьма и весьма непростых?

— Ну, это возможно. Очевидно, что это не произойдет автоматически — нам придется поработать над тем, чтобы это произошло. Но я думаю, что мои переговоры (в Москве.— “Ъ”) — это именно часть этого процесса. Я приехал сюда, в Россию, по поручению президента (Джо.— “Ъ”) Байдена. Он очень серьезно относится к этому вопросу. И он хочет, чтобы Россия и Соединенные Штаты занялись климатом, потому что у нас нет времени. Мы просто не можем позволить, чтобы другие вещи мешали нам. Открывает ли это другие возможности или нет, во многом зависит от того, как будут решаться эти и другие проблемы. Но мы должны создать здесь элемент приверженности сотрудничеству и вернуться к основам, не позволяя, чтобы нас разделяли некоторые другие политические раздражители.

— Позвольте мне уточнить: речь идет об исполнении каждой стороной своих обязательств по отдельности или о настоящем сотрудничестве между Россией и США?

— В том числе и о прямом сотрудничестве. Но, очевидно, и о выполнении каждой страной своих обязательств. Нам нужно — и это одна из причин, почему я приехал сюда,— добиться повышения целевых показателей отдельных стран накануне конференции в Глазго. Президент Байден совершенно ясно дал понять, что это то, к чему мы стремимся. Нам всем надо повысить свои целевые показатели. Мы не просим Россию делать это в одиночку. Соединенные Штаты уже заявили, какими будут наши новые ориентиры. Мы перешли от сокращения (выбросов.— “Ъ”) на 26% к сокращению на 50–52% в течение следующих десяти лет. И мы предпринимаем серьезные шаги у себя дома, в Соединенных Штатах, для продвижения к этой цели.

Некоторые элементы плана по модернизации инфраструктуры, который президент Байден представил Конгрессу и который уже пользуется двухпартийной поддержкой, направлены на то, чтобы помочь Соединенным Штатам осуществить переход от угольной и углеродной энергетики. Президент Байден поставил очень амбициозную цель: чтобы к 2035 году энергетический сектор Соединенных Штатов стал безуглеродным. И это достижимо. Придется приложить максимум усилий, но это достижимо.

И что нам нужно прямо сейчас, так это чтобы каждая нация сделала шаг вперед.

Нам нужно, чтобы Россия повысила свои целевые показатели в преддверии Глазго. И это не США придумали. Это не просто наша просьба. Это то, на чем сосредоточены усилия государств по всему миру.

Договоренности в рамках ООН предусматривают обзор того, где мы находимся с точки зрения выполнения Парижского соглашения, и принятие дополнительных обязательств, если нынешних усилий недостаточно.

В 2018 году ученые из Межправительственной группы экспертов по изменению климата объявили в рамках Парижского процесса, что нам необходимо принять важные решения в ближайшие 12 лет. Они сказали, что у мировых лидеров есть 12 лет на принятие важных решений, чтобы избежать наихудших последствий изменения климата. А как это сделать? Это то, над чем мы сейчас работаем. Мы, все мы, должны предпринять шаги, чтобы соответствовать Парижскому соглашению. И если мы этого не сделаем, то есть если в ближайшие десять лет мы не выполним Парижское соглашение, то у нас будет катастрофический уровень потепления.

Сегодня температура Земли примерно на 1,2 градуса выше, чем в индустриальную эпоху. Итак, у нас есть всего лишь крошечный запас в 0,3 градуса до критического предела.

И справиться с этим очень, очень трудно. Это непростая задача. Это тяжело. И мы не сможем преломить ситуацию, если все страны не приложат должных усилий. Мы не просим Россию делать то же самое, что делаем мы. Но мы просим Россию сделать достаточно. Мы просим Россию стараться изо всех сил и добиваться тех целей, которые все мы поставили перед собой.

— Российские власти уже заявили, какого уровня сокращений выбросов парниковых газов они хотели бы добиться (к 2030 году до 70% от уровня 1990 года). Вы бы хотели, чтобы они взяли на себя больше обязательств?

— Мы бы хотели, чтобы они сделали то, что, честно говоря, не очень сложно сделать. Я объясню, почему это не так уж сложно.

У России есть газ и нефть, но главное, что у нее много газа. И, таким образом, у России есть возможность сократить выбросы от сжигания угля, которые наносят гораздо больший ущерб, чем выбросы от газа. Таким образом Россия могла бы сократить вредные выбросы примерно на 50% путем производства электроэнергии не из угля, а из газа.

Если вы пойдете на это, то внесете большой вклад в здоровье ваших граждан. Это позволит очистить воздух, уменьшить количество частиц, которые вызывают у людей рак, эмфизему и астму у детей. В результате в океан попадет меньше твердых частиц, которые приводят к повышению кислотности океана и влияют на рыбу в местах нереста и фауну в океане. И в конечном итоге вы создадите новые рабочие места. Они появятся вместе со строительством новой инфраструктуры, обеспечивающей более чистую электроэнергию. Так что это выполнимо. Между прочим, мы именно это и делаем. Мы уже трансформировали нашу энергосистему, перевели ее по большей части на возобновляемые источники энергии, чего Россия еще не сделала. Я думаю, что около 75% новой электроэнергии, поступившей в сеть за последние пару лет в Соединенных Штатах, поступило из возобновляемых источников энергии. И мы закрыли более 500 электростанций, работавших на угле.

В этом году или в ближайшие годы мы закроем еще 50. То есть мы не просто говорим об этом, мы делаем это. И мы не просим кого-то другого делать то, чего не делаем сами.

— Но если говорить о сотрудничестве России и США по климату на фоне в целом весьма напряженных отношений, то возникает вопрос санкций. Ведь некоторые из российских компаний и финансовых учреждений, которые так или иначе должны участвовать в декарбонизации российской экономики, находятся в американских черных списках. А некоторые международные институты, такие как Европейский банк реконструкции и развития, перестали инвестировать в соответствующие проекты в России после конфликта вокруг Украины. Как преодолеть это противоречие? Есть ли шанс, что будут сделаны санкционные исключения для экологических проектов?

— Есть возможность найти выход. Думаю, что Россия знает, что ей надо сделать, чтобы помочь в этом процессе. В определенном смысле это не одностороннее движение.

Но в то же время я пообещал (в ходе визита.— “Ъ”), что мы приложим все усилия, чтобы точно оценить, в чем заключаются препятствия и что можно предпринять, чтобы попытаться двигаться дальше. Это законный вопрос. И мы собираемся взглянуть на то, как мы могли бы решить его.

— С представителем президента России по климату Русланом Эдельгериевым вы обсуждали и Арктику. Россия недавно переняла председательство в Арктическом совете. И как сказано в пресс-релизе по итогам ваших переговоров, Руслан Эдельгериев предложил провести встречу спецпредставителей по климату всех восьми стран Арктического совета. Как вы на это смотрите?

— По моей оценке, озабоченность России экологической ситуацией в Арктике вполне реальна и носит долгосрочный характер. Я имел честь председательствовать в Арктическом совете, когда был государственным секретарем. И (глава МИД РФ.— “Ъ”) Сергей Лавров был отличным партнером в том, чтобы помочь попытаться сделать что-то в отношении Арктики: по черному углероду, по выбросам электроэнергии, по рыболовству, по полезным ископаемым. Мы проделали большую работу. И мы также плотно работали в особо охраняемой морской зоне в Антарктике, на что дал согласие президент Путин.

Я надеюсь, что мы будем очень, очень тесно работать с руководством России, потому что Россия сейчас председательствует в Арктическом совете. И да, мы действительно говорили об этом. Мы говорили об этом и с Сергеем Лавровым. И я очень надеюсь, что это поможет открыть другие каналы сотрудничества между нами.

— Борьба с изменением климата становится важной геополитической темой. Не получится ли так, что возникнут новые разделительные линии, когда по одну сторону будут «зеленые пионеры», а по другую «климатические спойлеры», то есть страны, чьи усилия будут сочтены недостаточными? Ведь тогда вместо сферы сотрудничества климатическая повестка станет еще одним раздражителем между Россией и США.

— Я не могу сказать вам, что это невозможно, что это не может стать сферой конфликта. Все будет зависеть от того, что стороны решать делать.

Мы с уважением относимся к тому, что у разных стран разные мощности и разные возможности предпринимать те или иные шаги в определенное время. И мы не предполагаем, как я уже говорил ранее, что Россия должна делать именно то, что мы делаем. Мы очень уважительно относимся к общим, но дифференцированным принципам. Но это не может стать оправданием для того, чтобы не делать достаточно или не прилагать все усилия, чтобы сделать больше и предотвратить плохие вещи.

А Россия является четвертым или пятым по величине эмитентом выбросов в мире — в зависимости от того, считаете ли вы ЕС субъектом или нет. И поэтому мы не можем сделать это без России. Никто из нас не может.

Итак, все, о чем мы просим: это добросовестность и подлинные усилия, поддающиеся оценке и подотчетные, реальные, соответствующие нашей общей цели. Мы ведь начали с себя. Сказали, что выйдем на 50–52% сокращений выбросов. Сейчас президент Байден очень усердно работает с Конгрессом, чтобы были выделены деньги и принято законодательство, необходимые для реализации этих планов. И поэтому будет справедливо, если другие страны, включая Россию, будут вносить справедливый вклад в глобальные усилия.

И мы думаем, что есть вещи, которые мы можем сделать, чтобы помочь России справиться с некоторыми из этих новых задач: совместные исследования того или иного рода; возможно, обмен технологиями. Есть идеи, над которыми мы могли бы работать вместе — не только в Арктике, но и над изучением потенциала новой технологии или новой сферы сотрудничества. Например, не только инициатива по спутникам, о которой говорил президент Путин, но, возможно, и некоторые аспекты реализации наших интересов в Арктике, над которыми мы могли бы, возможно, работать вместе. Речь могла бы идти о совместных исследованиях в сфере прорывных технологий, таких как улавливание и захоронение углерода или водорода. Я имею в виду, что есть области, где мы можем попытаться что-то сделать. И я думаю, что это ключ к разгадке. Президент Путин был очень дальновиден, когда сам высказывал некоторые предложения относительно областей, в которых мы могли бы выйти на такого рода дополнительное сотрудничество с Россией.

— Российские власти в последнее время уделяют «зеленой повестке» гораздо больше внимания, чем раньше. Есть планы по декарбонизации, идет работа над регулированием. Но тем не менее в Москве уже подсчитали, что из-за предстоящего введения Евросоюзом углеродного налога российская экономика может недосчитаться миллиардов долларов. США тоже планируют пойти путем смычки торговли и климата?

— На данный момент у нас нет таких (законодательных.— “Ъ”) предложений. Мы намерены оценить то, что делает Европа. Мы хотим посмотреть, как именно они будут делать это, как будут реализовывать задуманное, с какими проблемами могут столкнуться. Президент Байден попросил меня провести всестороннюю экспертизу этого вопроса, и мы собираемся сделать это. Но в данный момент у нас нет намерений действовать так же (как ЕС.— “Ъ”).

— Собираетесь ли вы снова взаимодействовать с Россией до конференции в Глазго?

— Да. Совершенно определенно. Мы собираемся работать (вместе.— “Ъ”). Руслан Эдельгериев и я договорились встретиться в рамках рабочей группы. Мы намерены работать над лесным хозяйством, торговлей, внешними механизмами. Мы изучим области сотрудничества. Рассмотрим целевые показатели. И будем усердно работать. То, о чем мы точно договорились: мы будем действительно работать вместе, чтобы попытаться добиться успеха в Глазго. И это было очень важной целью моего приезда сюда.