«Музы Монпарнаса» в ГМИИ

В ГМИИ им. Пушкина (а точнее, в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков) проходит выставка «Музы Монпарнаса». Вопреки названию она не столько о тех, кто вдохновлял, сколько о тех, кто творил: о художницах — известных и незаслуженно забытых, составивших наряду с художниками-мужчинами славу богемного района Парижа, однако уступивших им почетные места в общепринятой истории искусства ХХ века. Отблеском творческой, личностной, сексуальной свободы эпохи annees folles очаровывался Игорь Гребельников.

Афишу выставки украшает картина Жаклин Марваль «Кокетки» (1903): три дамы в интерьере богатого дома развлекаются с черным котенком — в сущности, довольно меткая трансляция и посыла, и настроения экспозиции, посвященной женщинам в искусстве и жизни Монпарнаса. Она об эмансипации, но отнюдь не в тех авангардно-революционных тонах, к которым вроде бы обязывает временной охват выставки — с начала века до 40-х годов.

Бурно сменяющие друг друга направления в искусстве, Первая мировая, «безумные двадцатые», экономический кризис, предчувствие Второй мировой — все это так или иначе отражено в произведениях, собранных в основном по частным коллекциям и галереям. Но в то же время за всем этим удивительный флер беспечности, самолюбования, упоения своим женским миром, который в кои-то веки стало возможным показать без оглядки на мужской. Да, в академиях и студиях — а Монпарнас к началу ХХ века стал мировым центром обучения искусству — преподают художники-мужчины, но на фотографиях из «женских классов» (ими открывается выставка) они так плотно окружены студентками, что очевидно: «женской революции» в искусстве было не избежать. Другое дело, что долгое время ее не замечали, хотя, конечно, выделялись отдельные имена, а в начале нулевых громыхнул гуггенхаймовский блокбастер «Амазонки авангарда» (в 2001 году эту выставку показали и в ГМИИ).

Но отношение к «женскому искусству», основные стратегии которого были заложены как раз в 1920-е годы в Париже, решительно меняется в последние годы. Обширные разделы, посвященные художницам, появились в крупнейших мировых музеях, отдельных музеев удостоились Мари Лорансен и Камила Клодель (обе представлены и на нынешней выставке в ГМИИ), а теперь Пушкинский взял на себя смелость открыть столичной публике новые имена из все той же когорты.

Впрочем, первые залы выставки — заслуженная гордость русского искусства: Надежда Удальцова, Любовь Попова, Александра Экстер, дальше — знаменитые скульпторы Вера Мухина, Анна Голубкина и менее известные Надежда Крандиевская и Ханна Орлова. К концу XIX века в России женщины уже могли обучаться в академиях искусств, но рвались продолжать учебу в Париже, где царили признанные мастера и более свободный подход к образовательному процессу: так, на одной из фотографий соученица и модель Мухиной Иза Бурмейстр стоит в мастерской бок о бок с совершенно обнаженным натурщиком. Скульптурный зал — один из самых эффектных и гармоничных на выставке: бронзы Клодель и Голубкиной, выставленные в одной витрине, может, и несут печать учителя — обе выученицы Родена,— но вместе с тем выдают и совершенно особую женскую чувственность в изображении тела.

А еще, пожалуй, в них тень будущих личных трагедий, поражений в любовных отношениях с художниками-мужчинами. Клодель, бросившая творческий вызов Родену, не только учителю, но и возлюбленному, была на тридцать лет, до конца своей жизни заточена в психиатрическую клинику. Для Голубкиной, девушки из старообрядческой семьи, любовный порыв обернулся двумя попытками суицида, спешным возвращением на родину, психбольницей. Потом было признание, участие в революционном движении, но и неприятие методов большевиков, и в итоге, уже при советской власти, творческая изоляция.

В оценках женского искусства эмоциональность, граничащая с манерностью, часто ставилась в упрек, но и эти качества теперь реабилитированы. Томные создания Ромен Брукс, Тамары Лемпицкой, Мари Лорансен сполна отвечали канонам эпохи ар-деко и вкусам коллекционеров, сегодня же они утверждают вновь актуальную аксиому Брукс: «Быть тем, кем мы можем, а не тем, кем должны».

Впрочем, женщины, оказавшиеся в монпарнасской среде, отнюдь не гнушались «мужским взглядом». Тому подтверждение впечатляющая история Марии Лани, восточноевропейской красавицы и авантюристки, представившейся актрисой, сделавшей остановку в Париже перед турне по Америке. Она настолько очаровала художников желанием позировать им и представить их творчество за океаном (по словам актрисы, ей нужны были разные образы для будущих гастролей), что легко заполучила 59 своих портретов, написанных самыми известными художниками, включая Матисса, Шагала, Модильяни, Де Кирико, Боннара, Брака, Сутина — целый музей самой себя. На выставке за образ Марии Лани отвечают полотна Робера Делоне и Альбера Марке, рисунок Фрэнсиса Пикабиа и каталог выставки ее портретов с предисловием Жана Кокто.

Другие героини Монпарнаса — это модели без авантюрной жилки, но тем не менее многократно воспетые в живописи, фотографии, кино и литературе. Например, красавица Кики, откровенно позировавшая Моису Кислингу, Цугухару Фудзите, Ману Рею, но заодно пробовавшая себя в пении и рисовании. Помимо дивных портретов самой Кики на выставке есть ее рисунки, в том числе и портрет Сергея Эйзенштейна.

И все же рефрен выставки — женщины глазами женщин. Он звучит в разных живописных вариациях на тему «Трех граций», где Невинность, Красота и Любовь будто проходят различные испытания — безмятежность кокеток с котиком Жаклин Марваль давно позади. Не только эмансипация, но и другие, явно внешние привходящие обстоятельства оборачиваются то душевными страданиями, как на картине Марии Бланшар, то вполне себе эротическим томлением, как у обнаженных Жаклин Марваль, то ужасами оккупации и эмиграции, как на картине португалки Марии Элены Виейры да Сильвы. И в этом таланте обходиться без мужчин, что в творчестве, что в личной жизни, тоже важный урок выставки «Музы Монпарнаса», завершающейся фотографиями сюрреалистки Клод Каон, еще в 20-е годы в своих автопортретах отчаянно разрушавшей гендерные стереотипы. «Мужской? Женский? Все зависит от ситуации. Нейтральный — это единственный гендер, который мне подходит всегда»,— декларировала художница за много десятилетий до того, как право и такого выбора становится нормой.