Умер Сергей Ковалев

Утром в понедельник на 92-м году жизни умер советский диссидент и российский правозащитник Сергей Ковалев. Иван Сухов вспоминает о роли, которую первый российский омбудсмен играл в новейшей истории страны, когда стоял на парламентской трибуне в Москве или оставался под бомбами в Грозном.

В начале второй войны в Чечне я как журналист несколько раз ездил туда с правозащитниками из «Мемориала» (ныне внесен Минюстом в список иноагентов). Правозащитники вели ежедневную кропотливую работу по документированию трагедии, которой всегда становится война для людей, вовлеченных в нее помимо их воли. День за днем они фиксировали статус человека в условиях чрезвычайной ситуации — тщательно, всегда стараясь обязательно опираться на несколько источников. И старались оказать помощь: в розыске пропавших, в расследовании убийств и похищений, в оформлении бумаг, необходимых для переезда и трудоустройства в другом регионе России или за рубежом, и еще в сотнях различных порожденных войной ситуаций, попасть в которые у большинства жителей нашей страны шансов не было и, даст бог, не будет.

Однажды зимой мы ехали в Шатой. Федеральная трасса Ростов—Баку, пересекающая Чечню с запада на восток, была ровно в таком состоянии, в каком бывают дороги на войне: местами разрушена, почти везде разбита, перекрыта блокпостами. На повороте с трассы в Аргунское ущелье нас остановили на проверку документов. Военный с висящим на шее пулеметом ПКМ подошел к синей мемориальской «Ниве» и взял в руки удостоверение помощника депутата, которое ему протянул Олег Орлов. «Помощник депутата Государственной думы Ковалева С. А.— прочитал военный.— Это того, который бандитов защищает?» — «Мы не защищаем бандитов, мы защищаем женщин и детей»,— возразил Орлов. «Это мы защищаем женщин и детей,— ответил военный, возвращая удостоверение.— Проезжайте».

Это были две правды, и совместить одну с другой оказалось почти невозможно.

Война в Чечне, начавшаяся в 1994 году, в общем положила конец долгой истории, в которой советские диссиденты были союзниками властей новой, постсоветской, демократической России. Хотя многие из них, вероятно, скорее думали о себе, как о союзниках, чем были ими с точки зрения властей.

Среди них был и Сергей Ковалев. Он родился в 1930-м, в 1954-м окончил биологический факультет МГУ, в 1964 году стал кандидатом биологических наук и возглавил в Московском университете отдел математических методов в биологии. На этом посту он принимает участие в общественной деятельности: в 1966 году собирает подписи коллег под обращением к Верховному совету СССР в защиту Юрия Даниэля и Андрея Синявского, осужденных за антисоветскую пропаганду в связи с публикацией их текстов за рубежом. В 1969-м Сергей Ковалев входит в состав Инициативной группы защиты прав человека в СССР, в 1971-м становится участником издания машинописной «Хроники текущих событий». В советских условиях эта деятельность становится несовместима с академической карьерой: в 1969 году Ковалева увольняют с должности завотделом. В 1974-м он арестован за антисоветскую агитацию и пропаганду, в 1975-м осужден к семи годам колонии и трем годам ссылки. Срок Сергей Ковалев отбывает в колонии «Пермь-36» и Чистопольской тюрьме, ссылку — в Магаданской области.

После ссылки Сергей Ковалев жил в Калинине, в Москву вернулся только в 1987 году, устроился на работу в Институт проблем передачи информации АН СССР — и сразу оказался в гуще политических событий: страна менялась на глазах, в чем-то — на собственную противоположность. В 1990 году Сергей Ковалев избран народным депутатом РСФСР, он становится членом российского Верховного совета, который до своего избрания президентом возглавляет Борис Ельцин, становится членом президиума ВС и председателем комитета по правам человека. В 1991 году Сергей Ковалев — один из инициаторов принятия российской Декларации прав человека и гражданина, соавтор закона «О реабилитации жертв политических репрессий». После роспуска Верховного совета в 1993-м Сергей Ковалев примет участие в работе Конституционного совещания и еще трижды изберется в российский парламент: в первую и вторую Думу — по округу в Москве, в третью — по списку Союза правых сил.

В конце 1993 года Сергей Ковалев возглавил комиссию по правам человека при президенте России — аналог нынешнего СПЧ. 17 января 1994 года Борис Ельцин назначает его первым в российской истории омбудсменом — Сергей Ковалев становится не просто правозащитником, а официально главным правозащитником в России.

К концу 1994 года тучи над Чечней, отказывающейся признать российский суверенитет, становятся все гуще, и Сергей Ковалев создает Миссию уполномоченного по правам человека на Северном Кавказе, пытаясь удержать стороны от шагов, ведущих к втягиванию в полномасштабную войну. Когда в плену у чеченцев оказываются первые российские военные, миссия Ковалева принимает участие в переговорах об их освобождении — собственно, эти переговоры и приводят Сергея Ковалева в офис чеченского лидера Джохара Дудаева 31 декабря 1994 года, роковой день начала первого штурма российскими войсками, который в первые же дни привел к потерям, сопоставимым с боевыми операциями времен Великой Отечественной.

И российские военные мемуаристы, и несколько журналистов, находившихся в момент начала штурма в грозненском президентском дворце, вспоминали, что танки горели прямо перед зданием, а Сергей Ковалев пытался убедить экипажи, с которыми удавалось установить радиосвязь, отступить из города без стрельбы.

Происходило это или нет, с точки зрения генералов, это было изменой, а с точки зрения защиты человеческих жизней — попыткой найти возможность спасения. Так или иначе, присутствие группы депутатов и общественников в Грозном не остановило его штурма, позже Борис Ельцин отверг предложение Сергея Ковалева о гуманитарном перемирии, а в марте 1995-го заменил омбудсмена. Из комиссии по правам человека Сергей Ковалев в январе 1996-го уйдет сам. «Я считал своим долгом оставаться, хотя и "на общественных началах", на своих постах внутри органов государственной власти до тех пор, пока этот статус позволял мне хоть в чем-то, хотя бы в отдельных случаях противостоять антиправовым и антигуманным тенденциям в государственной политике. Быть может, и сейчас эти возможности не до конца исчерпаны. Но я не могу больше работать с президентом, которого не считаю ни сторонником демократии, ни гарантом прав и свобод граждан моей страны»,— напишет он в открытом письме Борису Ельцину.

Шок от войны в Чечне был и во многом остается, как говорят психологи, непроработанной травмой. Не разобравшись до конца в том, что и как произошло, чтобы в России началась и затянулась на несколько лет полномасштабная война, трудно и принять единые координаты оценки того, что могло на этой войне считаться допустимым, а что — нет.

Наверное, признание миротворческих усилий Сергея Ковалева сепаратистами укрепило кого-то в убеждении, что он своими действиями в Грозном во время печально известного новогоднего штурма пытался защитить мятежников и деморализовать солдат.

А тех, кто еще помнит о жизнях, спасенных при участии Сергей Ковалева и в Грозном, и во время рейда Басаева в Буденновск, и во время второй войны, могут быть единицы или десятки. Но если поставить человеческую жизнь как ценность выше тех или иных политических убеждений, станут понятнее смысл и цена усилий Сергея Ковалева и его соратников.

Сергей Ковалев при этом совершенно не был правозащитником «не от мира сего», пытающимся быть над политической схваткой. В марте 2000 года, на своем 70-летии в Московском доме архитектора, он произнес перед полным залом настоящую программную речь:

«Мы остаемся детьми Нового времени. Новое время поставило перед человечеством — не только перед Европой — определенную цель. Я бы сформулировал ее так: достичь новых форм общественного устройства, соответствующих духовным ценностям свободы и права».

Сергей Ковалев оставался политиком и после того, как покинул Госдуму. Он много лет играл существенную роль в партии «Яблоко», публично высказывался по самым больным вопросам внутренней и внешней политики — от отсутствия возможности допросить хотя бы одного участника захвата заложников в «Норд-Осте» до войны в Грузии и присоединения Крыма. Взглядов своих Сергей Ковалев не скрывал, в меньшинстве оставаться не боялся — и, кажется, никогда не считал фатальной эту свою принадлежность к меньшинству: разногласия — признак здоровья политической системы, а уж соотношение поданных голосов — дело наживное.

Можно, конечно, считать все это позицией политического фрика и наивностью пожилого советского ученого. Но почему-то кажется, что эта наивность фундаментально важна, и еще будет перспектива, из которой это смогут ясно разглядеть даже нынешние прагматики. Может быть, им тогда удастся разглядеть и одно из главных убеждений Сергея Ковалева: война — это зло, какие бы у нее ни были основания. В этот день они нальют себе по рюмке коньяку, встанут и скажут, как «мемориальцы» после той нашей поездки в Шатой, оттаивая в номере «Ассы» после двух суток промозглого холода: «Ну, за Адамыча».