Василий Корецкий о возвращении панк-боевика Джона Карпентера на большой экран

К 40-летию со дня премьеры на большие экраны выходит реставрация «Побега из Нью-Йорка» Джона Карпентера — саркастической антиутопии, из которой впоследствии вырос целый жанр. Снятый в 1979 году, а вышедший на экраны в 1981-м, фильм Карпентера оказался чрезвычайно прозорлив в вопросах будущего человечества

«В Ленинграде было так же»,— бормочет одноглазый солдат удачи в узких камуфляжных штанах, пробираясь по темным, заваленным обгоревшим мусором и разбомбленным уродливыми граффити улицам Манхэттена. На дворе 1997-й, и в Ленинграде, действительно, все так же: там по грязным улицам бредет с дедовским наганом в кармане другой ветеран-вигилант, Данила Багров.

Саркастическая антиутопия Джона Карпентера, вышедшая в прокат за 16 лет до показанного в ней апокалипсиса, полна одновременно прозрений и анахронизмов. Здесь все еще в ходу аудиокассеты — но самолеты уже врезаются в небоскребы, развиты нанотехнологии, а силы правопорядка, будто в видеоэссе Харуна Фароки, смотрят на распростертый у их ног мир дегуманизированным взглядом вычислительной машины (то есть буквально — вместо аэрокиносъемки экономный Карпентер показывает на экране дешевую компьютерную графику).

Окруженный стеной остров-тюрьма Манхэттен, куда отправляется герой Курта Рассела, чтобы вызволить из бандитского плена горе-президента Соединенных Штатов, одновременно похож и на далекое американское прошлое (страна как огромная колония каторжан), и на недалекое будущее. Сегодня таких стен и автономных зон, заселенных всяким авантюрным народом, полно и в Новом, и в Старом Свете. Но, конечно, снять идеальное кино о вооруженной анархии мог только американский режиссер: давняя традиция вестерна, жанра, десятилетиями рефлексирующего о том, что есть Америка — земля обетованная или проклятая, предоставила Карпентеру готовые рецепты и схемы.

«Побег из Нью-Йорка» — это чистый спагетти-вестерн, действие в котором происходит в некой мета-Америке, максимально условном декоративном пространстве. Безымянный Стрелок в исполнении Клинта Иствуда ходил по испанской пыли, изображавшей Мексику. Боб «Змей» Плисскин крадется по улицам Восточного Сент-Луиса, опустошенного пожарами 1976-го,— именно они изображают Нью-Йорк будущего. Аутентична тут, по иронии, лишь Статуя Свободы (группа Карпентера была первой в истории, получившей разрешение снимать на острове Либерти). Но именно такой и виделась Америка, когда Карпентер, шокированный, как и многие американцы, Уотергейтским скандалом, писал сценарий своего панк-боевика, в котором было не жалко никого. Предчувствия войны — и гражданской, на улицах обанкротившихся мегаполисов, и атомной, между сверхдержавами,— в те годы носились в воздухе. В 1974-м прототип «Змея», бизнесмен Пол Керси (Чарльз Бронсон, которого Карпентер мечтал заполучить на главную роль в «Побеге»), выходил в асфальтовые джунгли Нью-Йорка охотиться на самую крупную дичь — на человека («Жажда смерти»). 1979-м были сняты «Воины» Уолтера Хилла, фильм, в котором Нью-Йорк делят между собой настоящие племена молодежных группировок, и «Безумный Макс», где примерно то же самое происходит в австралийских пустынях после гибели цивилизации в третьей мировой. У Карпентера она как раз в самом разгаре — макгаффином в фильме служит президент США, который должен через сутки выступить на переговорах с Китаем и СССР, чтобы положить конец кровопролитию.

Но не будем забывать о том, что в прокате 1981-го «Побег» шел не как политическая сатира, а как типичный летний экшен (трудно все же назвать блокбастером кино, снятое за $6 млн), незамысловатый фильм категории B, в котором движение мысли явно не поспевает за стремительной беготней по руинам и автогонками с препятствиями. Исходный сценарий Карпентера вообще был так прост и прямолинеен, что ему пришлось позвать в соавторы остроумного Ника Касла (это он, кстати, скрывался под маской Майка Майерса в «Хэллоуине») — иначе было бы не пронять рафинированную нью-йоркскую публику. Благодаря Каслу в «Побеге» появился персонаж Эрнеста Боргнайна — комический таксист, персонаж-анахронизм, словно заброшенный в будущее из старых комедий «золотого Голливуда».

Впрочем, именно эта простота сегодня, кажется, и составляет главное ностальгическое очарование «Побега из Нью-Йорка». Чернокожий антагонист, президент-идиот (кажется, последний раз в американском кино — не сериалах! — мы видели такого в далеких 90-х, в «Марс атакует!»), главный (анти)герой, которому наплевать на судьбы человечества, тотальная мизантропия, примитивно-минималистическое бульканье синтезатора вместо пафосного саундтрека а-ля Циммерман, картонные макеты небоскребов и безэмоциональность Рассела, персонаж которого свободен от непременного сегодня психологизма. Простая формула, придуманная Карпентером,— сай-фай плюс тюремная романтика — оказалась такой удобной, что в последующем породила целый жанр: вообще-то и третий «Чужой», и «Хроники Риддика», и даже «Стражи Галактики» — это вариации на тему «Побега». Неудивительно, что в попытке оживить прокат после коронавирусного кризиса кинотеатры обратились к ней: «Побег из Нью-Йорка» — настоящий грайндхаус, кино, не требующее от зрителя ничего, кроме готовности прийти к большому экрану.

В прокате с 26 августа