Обозреватель “Ъ” Алексей Наумов о том, что стоит за всплеском негодования по поводу ущемления прав соотечественников в Центральной Азии

За русский язык пострадали люди в Казахстане и Киргизии. Лет десять назад эти инциденты остались бы незамеченными. Так почему же они привлекли такое внимание российского общества сейчас?

«Россию нужно воспринимать всерьез» — эту фразу, которую сказал мне во время интервью один из ведущих русистов США, Мэтью Рожански, мне кажется, впору делать одним из официальных постулатов российской внешней политики. В 1990-е годы на фоне развала Советского Союза и попыток кое-как свести концы с концами о необходимости уважать Россию упоминали лишь политики (в своих мемуарах это хорошо описал видный американский дипломат Строуб Толботт).

Во время экономического подъема 2000-х о национальной гордости вспоминать было просто некогда. Но после Крыма и «русской весны» ситуация начала меняться.

Оставшись один на один с реальностью, пережив разочарование сначала в прозападном курсе, а затем в возможности постоянного наращивания уровня жизни, российское общество укоренилось в представлении, что Россия хороша не как часть общеевропейского мира, не как приложение к западному миру процветания, а сама по себе. Социология признанной в РФ «иностранным агентом» «Левады» показывает: в 2007 году, еще до кризиса, когда за доллар не давали и 25 руб., лишь 53% россиян считали Россию великой державой. Десять лет спустя, уже после Крыма, после начала гибридной войны с Западом, после подорожания доллара чуть ли не в три раза, этот показатель взлетел выше 70%, где и остается до сих пор. «Уважайте Россию»,— требует российский посол в США Анатолий Антонов. «России нужно уважение»,— пишут виднейшие эксперты, анализируя отношения России и США.

Скорый поезд отечественной истории, на всех парах пролетев разрушенные станции 1990-х и шумные цветастые платформы 2000-х с чебуреками и воздушными шарами, словно слегка замедлил ход. И пассажиры, до того увлеченные сначала выживанием, а затем потреблением, погрузились в привычную еще с дедовских времен атмосферу стылой русской степи, где нет ни кумиров, ни друзей, а есть только звездное небо над головой и нравственный закон внутри.

Этот период постсоветской (да и, пожалуй, постпостсоветской) рефлексии вновь вернул к жизни вопросы: кто мы? Куда мы идем? И фраза Владимира Путина про распад СССР как величайшую геополитическую катастрофу, долгие годы считавшаяся апологетикой коммунистического режима, через крымскую призму получила новое измерение. «Самое главное заключается в том, что после развала Советского Союза 25 миллионов русских людей в одну ночь оказались за границей, и это реально одна из крупнейших катастроф XX века»,— утверждал российский президент в интервью режиссеру Оливеру Стоуну. Само слово «русский» (в 2005 году, когда фраза про геополитическую катастрофу была сказана, президент ограничился формулировкой «российский» словно бы выводилось из исторического плена, где пребывало после борьбы с «великорусским шовинизмом» и «тюрьмой народов» давней кровавой эпохи — в знаменитой «крымской» речи «русские» упоминались больше 15 раз. Более того, недавней статье президента России о русских и украинцах с беспощадной критикой большевиков позавидовал бы не один консервативный русский мыслитель начала 2000-х.

Дальше — больше.

На фоне раскола западных обществ по вопросам расовых, сексуальных и иных ценностей идея русского гражданского национализма (где грузин Лео Бокерия — великий русский врач, а еврей Исаак Левитан — великий русский художник) стала видеться одним из столпов нового постсоветского фундамента России.

Наконец, «государствообразующий народ» оказался вписан в Конституцию: Россия в калейдоскопе сотен этносов и народностей слегка боязливо осознала свою объединяющую русскость, где рады каждой дочери и сыну Отечества вне зависимости от происхождения.

Впрочем, «перезагрузка» постсоветского сознания не прошла бесследно: пассажиры поезда отечественной истории вспомнили, что когда-то с ними вместе ехали еще 25 млн соотечественников. В буре 1990-х казалось абсолютно формальным и малозначимым, что, например, Полина Николаевна из города Шевченко в одночасье стала для своих соотечественников иностранкой, не имеющей никакого отношения к России, частью национального меньшинства. В 2021-м, когда Полина Николаевна под нажимом местных радикалов вынуждена на камеру извиняться за слова о том, что город Актау (тот самый Шевченко) основали русские, ситуация воспринимается по-другому и больно бьет по национальному самосознанию современной России. Особенно когда становится известно, что это не единичный случай — местные радикалы создали на YouTube целый канал, посвященный преследованию русскоязычных жителей Казахстана (там и был выложен этот видеоролик).

Раньше, до Крыма, этого могли бы и не заметить, но события последних дней словно стали подтверждением существования нового российского самосознания: страна обсуждает и инцидент в Казахстане, и два происшествия в Киргизии. Напомним: в июле стало известно, что в спортивном лагере для юных дзюдоистов девятилетнего русского мальчика избивали его киргизские одногруппники, пеняя на его национальность и вероисповедание. Глава правительства Киргизии Улугбек Марипов взял дело под личный контроль, однако в итоге все закончилось извинениями и профилактическими беседами с виновниками.

Уже в августе шуму наделал эпизод, во время которого нетрезвый гражданин Киргизии разъярился обращением к нему работницы торгового центра на русском языке (одном из двух официальных в стране) и ударил ее калькулятором. Инцидент стал поводом для встречи министра иностранных дел страны Руслана Казакбаева и посла России в Бишкеке Николая Удовиченко: злоумышленнику на десять лет закрыт въезд в Россию и предъявлено обвинение в мелком хулиганстве.

В целом ситуация выглядит так, словно российские власти озаботились ситуацией: в Совете федерации планируют поднять вопрос о нарушении прав русскоязычных граждан в Киргизии и Казахстане. Вице-спикер Совфеда Константин Косачев также призвал потребовать от властей Казахстана дать оценку действиям ксенофобов.

При этом показательна сдержанная реакция российского МИДа, который обычно не стесняется критиковать русофобию в странах Запада, на Украине или в рядах олимпийских судей, однако ведет себя значительно сдержаннее, если речь касается Центральной Азии или Белоруссии (где последние несколько лет, например, идет постепенная дерусификация общественного пространства).

Единственным знаменосцем опосредованной реакции МИДа остается Евгений Примаков — глава Россотрудничества, подведомственного внешнеполитическому ведомству, но он, безусловно, не может вести огонь из орудий всех канонерок российской дипломатии. Причем, что примечательно, опыт эффективного воздействия есть: не так давно Россия убедила власти Туркменистана возобновить выдачу загранпаспортов лицам с двойным (преимущественно российским) гражданством.

Поэтому дело, кажется, лишь в политической воле. В концепции российской внешней политики, утвержденной президентом, зафиксировано желание Москвы защищать права и интересы соотечественников, проживающих за рубежом, а также способствовать их консолидации «в целях более эффективного обеспечения ими своих прав в государствах проживания». Исходя из этого и надо действовать. Не может быть великой страна, не способная защитить своих.