Песня забвения, она же — памяти
Игорь Гулин о стихах Инны Краснопер
В издательстве Центра Вознесенского вышла первая книга Инны Краснопер — самого интересного из пишущих по-русски поэтов, появившихся за последние годы
Инна Краснопер родом из Уфы, давно живет в Берлине, пришла в поэзию, уже будучи сложившейся художницей. Ее первая сфера деятельности — танцевальный перформанс. Этот не вполне литературный бэкграунд в ее текстах хорошо ощущается. Мы знаем, что в поэзии важна длительность, временное измерение, что ее организующая сила — ритм, но на самом деле почти никогда не вспоминаем об этом, читая и слушая стихи.
Тексты Краснопер делают время ощутимым физически — кажется, что их чтение требует мышечных усилий. Это время — время движения. Больше, чем любой автор в современной русской поэзии, Краснопер раскрывает язык как телесную вещь — орган, наделенный моторикой и способный к акробатике. Речь здесь прежде всего не производство высказываний, а череда жестов; вербальная коммуникация проживается как невербальная — слово рождается из напряжения тела.
Писать так от большого ума невозможно, требуется ограничение культурных умений, возвращение в детство. Поэтому стихи Краснопер могут показаться немного наивными. Они правда напоминают детскую игру — не то скороговорку-считалочку, не то пирамидку или кубики. Их импульс — желание попробовать язык наощупь — удовольствие от перестановки слов и букв, разрывания и склеивания знакомых форм, макаронической мешанины фрагментов английского и немецкого, дурашливой подстановки нелепостей на неожиданные места (особенно любит Краснопер слово «лось», переходящее из одного текста в другой). Как те песни, что маленькие дети поют самим себе, эти игры должны длиться долго — пока не перепробованы все возможные сочетания и заряд сам собой не иссяк.
Подобным образом Краснопер осваивает разные регистры: непритязательно-бытовую болтовню и интимный самоотчет, смешной подростковый мат и язык современной теории. Каждый из этих диалектов распадается в игре, а затем открывается как новый, чарующе-нелепый язык с еще не вполне известными возможностями.
В основе этой механики — авангардный механизм остранения, деавтоматизации восприятия. Но стихи Краснопер не похожи на аналитический эксперимент — попытку разложения и пересборки поэтических средств. Это процесс гораздо более глубокий и не вполне технический. Ее поэзия — речь человека, забывающего и вспоминающего язык в одно и то же мгновение.
Краснопер начала писать по-русски, работая в иноязычном контексте — мысля как художник на немецком и английском. Ее тексты — эмигрантская поэзия, но в особом, абсолютно непривычном русской культуре смысле. Здесь нет никакой меланхолии, тоски по родному разговору со своими. Но есть состояние дезориентации, свойственное современному мигранту (да и любому жителю глобального цифрового капитализма), состояние человека со слегка порушенной памятью, дрейфующего между культурами и языками и оттого готового постоянно обнаруживать хорошо знакомое как забытое.
Стоит объяснить, почему эти стихи кажутся событием в современной поэзии. Недавние 2000-е и ранние 2010-е годы были эпохой цветения поэтических языков, разработки десятков непохожих друг на друга способов выражения личного и социального, исторического и эротического, человеческого и нечеловеческого опыта. К середине прошлого десятилетия сложилось ощущение, что языки эти исчерпали себя, расцвет кончился. В новой, особенно молодой поэзии возникло несколько способов работать с этим кризисом, проблематичностью высказывания: неоконцептуалистское пересмешничанье — игра отчужденными словами и дискурсами; активистская возгонка — легитимация поэтической речи политической правдой (прежде всего это касается новой феминистской поэзии); отказ от любой, даже игровой субъектности и попытка предоставить слово алгоритмам, оседлать обезличивающую силу интернета (этим занята большая часть наиболее радикальных молодых поэтов).
В этом контексте работа Краснопер выглядит уникальной. В ее текстах нет ни уверенности в праве на высказывание, ни сомнения в нем, ни стремления отказаться от этого права. Проблемы, триумфы и травмы русской поэзии последних двадцати лет для нее — во многом чужие. Дистанция по отношению к собственному языку, возможность обнаружить в нем неизвестный и доступный для нового овладения, создает поэтическую речь, свободную от ресентимента, воинственности и пораженчества.
Такая речь не подразумевает уверенной в себе фигуры говорящего, субъекта. Наоборот, сам процесс забвения-воспоминания языка и позволяет субъекту родиться. Как младенец, еще не вполне знающий, где у него что и как этим всем пользоваться, так же и носитель такого обретенного в игре языка примеряет его как первую одежду, танцует как еще неизвестный танец. Как и ребенок, говорящий этим языком, не знает сомнения, проклятия критики. Он не задает вопроса, правдивы ли его слова о мире, потому что правды, как и неправды, для него просто нет. Есть только абсолютная достоверность речи.
***
между нет и нет ничего лучше
между статикой и коробкой
между спаслось и покусалось
между разницей и полесьем
между кротким и сапогом
между лодыжкой и черствой утрой
между маленьким окном и сверткой бумаг
между разницей в два рубля и разницей на словах
между во что горазд и на словах — все
между ровных планов и провальных
между провальных станов и полных вещей
между вещей где чей и где ни-чей
между вещей полезных и так себе
ничего
не годных / зна чащих
между знаков знакомых и знаков после-знаков
после-между знаков зна комых и ничего не зна чащих
между колесом не-круглым и рукой не-теплой
между теплотой потери и холодом обрушившим
между обрушавшимися и обрушившимися
между не на-тебя, но и не не-на-тебя
между ранением
попало
между падением — раскрыло
упав на сов и всяких зависАв
между статикой и коробкой
между бурением и бурлением
между жужжанием и намокшим
между намокающим, и так — не очень-то
промокающим
между после-завтра и после-вчера
после вчера — расческой, после сегодня —
ровными движеньцами
между скалкой и большой пере-скалкой
между крутящихся коробок, и усыпающих
кораблей
между усыпанным блесткой и таблеткой
между косым и острым
между лукаво поставленными врозь
вращивая между тем и этим
отращивая себе и между-себе
сокращая между собой и пологим
по-трачивая травму, и по-тряхивая
ста-рин-кой
рино-носом между и сопле-строчкой
между тем, что стало бы быть
и тем, что стало бы не плыть
между колесиком и закатившись
между тем, что раскрывало места и тем, что запаивало
между тем, чтобы запить и тем: что бы ни случилось
между тем: таблетка и блестка растворились
между тем, что не было и тем, что не будет
между тем, что бы уже не бЫло и вот этим
всем
между тем и темок
между рукавов и разворотов
русалка
между соленым как арбуз и мягким как
ласточка
между точкой last тов и точкой kuss с тов
с то ват и сто еще других ват
таких же
между тем, чтобы уже закончить
и тем, чтобы тем же и нача ть
между початком и починкой
между почином и
по-ставив-вот-это-всё на стол
Инна Краснопер. Нитки торчат. М.: Центрифуга — Центр Вознесенского, 2021