Игривый автомат
Роман с роботом в фильме «Я создан для тебя»
В прокат вышла мелодрама «Я создан для тебя» (Ich bin dein Mensch) Марии Шрадер, за пределами родной Германии лучше всего известной по нетфликсовскому мини-сериалу «Неортодоксальная». В фильме режиссер старается дать свой, подчеркнуто женский ответ на вопрос, снятся ли андроидам электрические овцы. Юлия Шагельман считает, что он получился довольно неутешительным.
Фильм начинается с классической завязки: девушка встречает парня. Впрочем, Альма (Марин Эггерт, получившая за эту роль приз Берлинского кинофестиваля 2021 года) уже не девица, а взрослая и вполне самодостаточная женщина, давно утратившая иллюзии касательно противоположного пола, и на свидание вслепую она идет без особого энтузиазма. В баре с приглушенным светом, преувеличенно любезной хостес (Сандра Хюллер) и сладчайшей музыкой, призванной способствовать романтическому настроению, ее ждет Том (Дэн Стивенс) — привлекательный, элегантный, обходительный — тоже с некоторым перебором. Беседа не клеится, галантное сравнение ее глаз с горными озерами Альму раздражает, а на танцполе, куда Том ее настойчиво приглашает, он после нескольких грациозных движений и вовсе зависает, как компьютер. Потому что он и есть компьютер, точнее робот, специально запрограммированный, чтобы соответствовать представлениям Альмы об идеальном мужчине.
Пожалуй, главное, что позволяет отнести картину к научно-фантастическому жанру,— это нелепая сюжетная предпосылка: Альма, которая работает в Пергамском музее и специализируется по шумерской клинописи, соглашается принять участие в эксперименте по испытанию робота-партнера в обмен на обещание начальства профинансировать ее исследования. Она, видите ли, хочет доказать, что у шумеров была поэзия (что вообще-то совершенно не секрет как минимум с XIX века), а пока вынуждена поселить Тома в своей холостяцкой квартире и терпеть его присутствие целых три недели.
Казалось бы, чем не подарок судьбы — получить в бесплатное пользование помесь вибратора с клининговым сервисом, еще и похожую на главного романтического героя «Аббатства Даунтон»? Однако женщины — существа сложные, и Альму Том с его попытками всячески ей угодить скорее напрягает. К тому же не слишком-то лестно смотреть на это собрание романтических клише (вплоть до британского акцента) и понимать, что оно взято прямо из твоей головы, а ты-то полагала себя натурой гораздо более утонченной, с небанальными вкусами.
Большой кусок в середине фильма как будто снят по всем законам традиционного ромкома о том, как притягиваются противоположности. Тут и умеренно забавные ситуации, связанные с тем, что окружающие принимают Тома за живого человека (и нового партнера Альмы), и напряжение, которое создается разницей между его механистической натурой и ее эмоциональностью. Но чем больше времени герои проводят вместе, тем более меланхоличным становится настроение картины. Том — высокоразвитая самообучающаяся система, и постепенно он начинает все лучше улавливать мысли и желания Альмы, вытаскивать на свет ее потаенные страхи и комплексы, утешая ее в ее бедах так, как мужчинам из плоти и крови было действительно не под силу. В то же время растет ее фрустрация: ведь андроид — всего лишь овеществленная иллюзия, он не спасает от одиночества, а, напротив, делает его более очевидным.
К концепции машины или искусственного интеллекта как идеального партнера кино обращалось множество раз: от «Степфордских жен» (оригинал 1975 года и римейк 2004-го) до таких фильмов, как «Она» (2013) и «Из машины» (2014). Правда, во всех случаях речь шла об идеальных женщинах, созданных мужчинами под свои нужды (такая есть и в «Я создан для тебя» — Альма случайно встречает товарища по эксперименту, который, в отличие от нее, полностью доволен своей подругой-роботом). Женские потребности в любви и ласке до сих пор обеспечивал разве что Жиголо Джо из «Искусственного разума» Стивена Спилберга (2001), и хотя эта сюжетная линия была не основной, там выяснялось, что ходячий удовлетворитель не так-то прост и тоже любить умеет. Впрочем, насчет Тома вроде бы не очень понятно, действительно ли он проапгрейдился до человечности, или это все-таки проекции и фантазии Альмы. Но вместо того чтобы предоставить зрителям возможность самим сделать выводы, Мария Шрадер заканчивает картину длинным закадровым монологом, где напрямую изложены все идеи и мысли фильма — и среди них нет ни одной оригинальной. Понятно, что итогом любого эксперимента должен стать подробный отчет,— однако на этот раз немецкая педантичность делу, скорее, вредит.