в фильме Леоса Каракса «Аннетт»

В прокат выходит «Аннетт» Леоса Каракса — нежный и жестокий мюзикл об обреченной любви, получивший на Каннском фестивале этого года призы за режиссуру и саундтрек — за него отвечала группа Sparks. Сеанс музыкальной терапии не для слабонервных воодушевил Юлию Шагельман.

«Ну что, начнем?» — спрашивает в начале фильма Леос Каракс, вернувшийся в кино с первой за почти десять лет полнометражной картиной и сразу — англоязычным дебютом. Эту фразу подхватывают Рон и Расселл Мэлы из Sparks, потом бэк-вокалистки, потом звезды, потом вся компания выходит из студии на улицу и идет по вечернему городу, распевая и уговаривая зрителей быть поснисходительнее к авторам, ведь они слегка тщеславны. Несмотря на такое самоироничное вступление, «Аннетт» скоро станет очень, очень серьезной, а если там и промелькнет юмор, то беспросветно-черный.

Ничего смешного нет и в выступлениях популярного стендап-комика Генри Макгенри (Адам Драйвер), который каждый вечер выходит на сцену, как боксер, в трусах и халате, и по собственным словам, «убивает» своих зрителей, бросая им в лицо оскорбления и рассказывая неприглядные вещи о них и о себе самом. Однако шоу пользуются успехом: публика готова смеяться над чем угодно, если ее заранее предупредить, что все это просто шутка. В это время на другом конце города оперная певица Анна (Марион Котийяр) «умирает» на сцене сама, воскрешая своих слушателей силой «высокого» — в отличие от стендапа — искусства. Анна и Генри — завсегдатаи светской хроники, барышня и хулиган, красавица и чудовище. Их ничто не должно связывать, но все-таки они вместе и любят друг друга очень сильно — пока любовь не умирает, точнее, пока ее не убивают.

По строгому определению «Аннетт» — мюзикл, в нем есть куски совсем без музыки и несколько диалогов. Но по сути это опера, пускай даже никто из актеров не может похвастаться вокальными достижениями (все поют сами, но «оперный» голос Котийяр дублировала профессиональная певица). Отсюда и приподнятая мелодраматичность очень простого, в сущности, сюжета, и неотвязная тема смерти (не зря Генри постоянно — сначала шутя, а потом издевательски — говорит, что его жена умирает в каждой своей роли), и еще один сквозной мотив — рока, предопределенности судеб всех героев, и выкрученная на максимум эмоциональность, и предельная условность декораций.

Здесь есть и ночные улицы Лос-Анджелеса, и обжитые интерьеры дома главных героев, становящегося постепенно все более неухоженным, и бесконечные пустые калифорнийские шоссе, по которым Генри проносится на мотоцикле, и пасторальные пейзажи. Однако все самые главные события происходят на сцене. Генри и Анна не только проживают — каждый на своей собственной сцене — профессиональные жизни и умирают там профессиональной смертью; в сцену превращается палуба яхты, зал суда, тюремная камера. На сцену же Генри вытаскивает дочь, малышку Аннетт, которая оказывается наделена ангельским голосом, так похожим на материнский. С помощью ребенка он хочет вновь обрести утраченный успех, славу, вернуться под искусственный свет жизни-перформанса, столь далекой от ежедневного рутинного родительства. В духе все той же театральной условности «играют» эту дочь, вплоть до самого финала, сменяющиеся в соответствии с ее возрастом куклы на шарнирах, которых создатели фильма даже не пытаются сделать похожими на настоящую девочку.

Конструкция «Аннетт» получается довольно громоздкой и в основном держится на широких плечах Адама Драйвера, получившего одну из лучших ролей в своей карьере. Каракс не стремится к психологической многослойности, характеры здесь набросаны широкими мазками, однако Драйвер играет пусть преувеличенно, но в полном соответствии с заветами Станиславского и Ли Страсберга. В то время как Марион Котийяр по большей части существует в рамках частого для нее амплуа «мадемуазель в опасности», он на протяжении фильма предстает притягательным, угрожающим, отвратительным, любящим, самовлюбленным, испуганным, нежным, яростным, эгоистичным, раскаивающимся, хорошим, плохим и злым. Мало какой актер сумеет выглядеть убедительно, одновременно распевая сладкую любовную балладу и имитируя куннилингус,— однако Драйвер справляется и с этой задачей.

Как всегда у Каракса, главный герой — отражение и проекция его самого, потому велико искушение увидеть в «Аннетт» автобиографические мотивы. Параллели слишком очевидны: трагически погибшая жена (в жизни обстоятельства смерти актрисы Катерины Голубевой, супруги режиссера, так и остались невыясненными; официальная версия — самоубийство), единственная дочь, напоминающая о матери самим фактом своего существования (фильм посвящен 16-летней Насте Голубевой-Каракс, и она появляется на экране в роли самой себя). Уж не является ли картина саморазоблачительным признанием? В какой-то степени, безусловно: автор, как и его герои, живет и умирает на виду у почтеннейшей публики, используя свою собственную боль в качестве движущей силы разыгрываемой на экране истории. И только последняя ария, спрятанная в конце титров, напоминает самым терпеливым зрителям, что все это было понарошку.