Алексей Герман-младший о своем фильме «Дело»

В прокат выходит «Дело» Алексея Германа-младшего — камерный фильм про домашний арест, снятый во время локдауна в заброшенном здании бывшего детского сада под Петербургом. Героя «Дела», профессора русской литературы в небольшом провинциальном городе, обвинили в хищении средств, выделенных на международную конференцию по славистике. Реальной же причиной его ареста стала обидная карикатура, которую профессор опубликовал в социальной сети, обвинив мэра в растрате средств, выделенных на памятник Петру I. Фильм состоит из серии бесед профессора с мамой (Роза Хайруллина), бывшей женой (Анастасия Мельникова), адвокатом (Анна Михалкова), следователем (Александр Паль) и медсестрой (Светлана Ходченкова). Ночью к профессору приходят бандиты, а по утрам под его окнами митингуют «титушки», кричащие: «Верни деньги Пушкину!» В главной роли — Мераб Нинидзе («Покаяние», «Бумажный солдат», «Под электрическими облаками»), любимый артист Германа. «Дело» было показано в «Особом взгляде» Каннского фестиваля, где в основном конкурсе в этом году участвовал фильм «Петровы в гриппе» Кирилла Серебренникова. О сходстве сюжета «Дела» с делом «Седьмой студии», фильмах Звягинцева и Михалкова, а также своем разочаровании в общественной деятельности Алексей Герман-младший рассказал Константину Шавловскому

Как родилась идея этого фильма?

Я сидел у себя в квартире на Таганке на старом кресле, еще из кабинета деда с Марсова поля. Это кресло уже давно продавлено, так что сидеть на нем невозможно, там пружины поставлены в тысяча девятьсот тридцать каком-то году и постоянно впиваются в зад. Папа его переобил в свое время, но и эта обивка ободралась, а еще оно пованивает. Но я все равно вожу его с собой. И я сидел на нем и думал, как можно сделать фильм в одном пространстве, что там должно происходить. И в какой-то момент при просмотре телевизора меня озарило, что это история про то, как человек сидит под домашним арестом. Сама идея появилась лет пять-шесть назад, уже не помню, а сценарий мы с Машей Огневой закончили три года назад. И когда произошла эта катастрофа с ковидом, остановились съемки моего фильма «Воздух», продюсер Артем Васильев вспомнил про этот сценарий и предложил его поставить.

За пять лет атмосфера и ситуация в обществе изменилась — не было сомнений, стоит ли его снимать сейчас?

А чего там такого? Какие-то люди себе там что-то придумывают, например про Серебренникова...

Но вы же не хотите сказать, что, когда писали сценарий, не думали про дело «Седьмой студии»?

Ну оно шло как-то фоном. Многие пытаются найти аналогии с действительностью, например в смерти матери. Но все почему-то забывают, что у меня тоже умерла мама. И я опоздал в больницу. Я был в Москве, когда у нее случился удар, прилетел ночью, ее уже увезли, а там долго еще не могли вскрыть дверь. И я приехал в больницу только днем, все передал, что нужно, а когда приехал на следующий день, она уже 15 минут как умерла.

Но вы все-таки не были под домашним арестом и не просили разрешения поехать в больницу к матери у товарища следователя.

Послушайте, мы каждый день видим по телевизору аресты провинциальных чиновников — заместителей, руководителей, мэров и даже губернаторов. Очевидно, что есть у нас проблемы с коррупцией в провинции. Мы знаем, что часто безвинно страдают люди. Меня это интересовало, а все остальные интерпретации меня не волнуют. Мы — страна интерпретаций.

Да, чиновников показательно сажают, и даже фильм под названием «Домашний арест» выходил на платформе Premier, но героем там был не задавленный властями интеллигент, а проворовавшийся чиновник.

Но в нашей стране полно историй о том, как не очень хорошие люди во власти преследуют экологов и градозащитников. Вот что делает наш герой? Он не согласен с тем, что власти украли деньги на строительстве памятника Петру I.

Для съемок «Лапшина» ваши родители подробно изучали жизнь и быт советского угрозыска — вы для «Дела» погрузились в атмосферу политических судов в России? Изучали похожие дела?

Маша Огнева, соавтор сценария, конечно, изучала, а я — нет. И не думаю, что у этих дел есть какая-то особая специфика. В России же ничего не меняется, кроме декораций. И огромный корпус русской литературы об этом — от Сухово-Кобылина и Салтыкова-Щедрина до, не знаю, Солженицына и Шаламова. Поэтому я вообще считаю, что «Дело» — это фильм про всегда.

У вас Мераб Нинидзе не первый раз играет «лишнего человека», но сейчас вы смотрите на него не столько с симпатией, сколько с жалостью, которая иногда, по-моему, граничит с презрением.

Не соглашусь с презрением, но мы ни в коем случае не делали фильм про идеального человека. Герой «Дела» не идеален, он далеко не всегда и не во всем прав, особенно когда вынуждает свою жену принести ему компромат на мэра, тем самым разрушая ее семью и ее жизнь, хотя они уже даже не живут вместе. Но у него есть своя правда, за которую он борется и за которую страдает.

А с ним страдают и все вокруг него. Вам этот интеллигентский инфантилизм героя близок?

Я другой. У меня другие вызовы и другая степень ответственности, чем у университетского преподавателя. Но я знаю многих людей, которые очень похожи на него.

Вы себя никогда не чувствовали в роли человека, который вывешивает простыню с протестным лозунгом за окно или постит фотографию мэра, сношающего страуса?

Ну, как вы знаете, меня сейчас Союз кинематографистов Петербурга пытается засудить за пост в фейсбуке. Но я себя со своим героем, конечно, не отождествляю. Я ведь не делаю ни одного из героев своего фильма правым. Помимо того, что очевидно, что мэр не очень хороший человек, здесь у всех есть своя правда: у героя, его жены, у мамы, даже у сантехника. Это фильм про общность. Про то, что мы все кричим, но не слышим друг друга. Мы все тянем свой груз страхов, обязательств, примеров.

Но в кино все-таки есть правда, которую говорит режиссер, и она, как правило, в финале. А вы в финале «Дела» говорите, что сопротивление, даже такое комичное и жалкое, как у вашего героя, бессмысленно, потому что система живет параллельной обществу жизнью и не состоит с ним ни в каких отношениях, кроме отношений насилия. Поэтому принципиальность и идеализм вашего героя находятся не в конфликте с обществом или властью, а существуют просто в другой системе мер и весов.

Ну да. Он просто перепутал эпохи. Понимаете, в этом историческом цикле, в котором живет наша страна, судьба отдельного человека достаточно малозначима. А помните, был такой Мохнаткин? И что? Когда сидел Мохнаткин, кто о нем вспоминал? Где были все карбонарии? Карбонарии занимались чем-то другим. Этот фильм — плод моего мироощущения и моего мировоззрения. Если вы идете в кино за либеральным мировоззрением — добро пожаловать к режиссеру Звягинцеву. Если вы хотите получить мировоззрение консервативное, то есть Никита Сергеевич Михалков. У меня с обоими хорошие отношения, но я — скромный режиссер из Петербурга, и у меня свое отношение к нашей действительности, которое не вписывается в эти идеологемы. Мне идеологемы неинтересны, я в них не верю. Мне люди интересны. Мы интересны. В принципе, «Дело» — это фильм о неискренности. Потому что по большому счету в нем все герои подвирают. И, наверное, он во многом — результат моего разочарования в людях, в их честности и ответственности за свои слова. «Дело» — это фильм про закрытые глаза.

А что бы вы сделали на месте своего героя?

Не знаю. Мне иногда кажется, что я бы сдался. А иногда — что не сдался бы. Может быть, я бы очень сильно испугался. А может быть, понял, что чем больше я боюсь, тем больше я уязвим.

Нет ли в «Деле» проекции ваших собственных страхов?

Да черт его знает. Может, и есть.

Например, когда вы дважды повторяете сцену, где к герою ночью врываются бандиты.

Нет, это не про мои страхи. Вторая сцена нападения — она про осознание героем собственного бессилия. Про осознание системности происходящего и невозможности сопротивления. Это спусковой крючок переоценки мира героем, его взросления.

«Дело» — уникальный фильм взросления, где главному герою в начале фильма за 50. А у вас был момент этого осознания, что, условно говоря, вы — не главный герой в пьесе собственной жизни? Момент, когда рушится система ценностей?

Я не думаю, что у героя в финале рухнула система ценностей, она у него как раз осталась точно такой же. Просто его место в этом мире оказалось другим. Его размер оказался другим, возможность приложить усилия к этому миру. Он понял, что со всеми своими мыслями, борьбой и так далее — он ничего в этом мире изменить не сможет. Но продолжил свою борьбу с мэром. Бунт обреченного. Кстати, в финале все будет неожиданно.

У вас такое было?

А я никогда ничего не хотел менять. Я всегда хотел заниматься только тем, что мне интересно... Хотя я не прав, я сейчас вру. Когда-то, много лет назад, я состоял в одной общественной организации, и, скажем так, мое участие в ней привело меня к тому, что я разочаровался в общественной деятельности на всю жизнь. Поэтому, наверное, в отличие от своего героя, я раньше повзрослел. Немногим, но все-таки раньше.

Мне кажется, что Мераб Нинидзе дал фильму какой-то незапланированный объем, потому что оправдал то, что должно было казаться инфантильным до фальши.

А мы его поэтому и позвали. И не рассматривали на эту роль никогда никакого другого артиста. Знаете, у нас часто лидерами мнений становятся довольно разные люди, которые произносят по поводу и без ровно те же фразы, которые говорят герои. И сами в них не верят. Про парламентскую республику, в которую должна превратиться Россия, например. Для того чтобы это не опошлить и не превратить в комикс, и нужен был глубокий, сложный артист, который мог за 24 съемочных дня пройти какой-то путь внутреннего перерождения на наших глазах. Он должен был втянуться в мир этой квартиры и начать умирать вместе с ним, а потом оживать вместе с ним. Именно поэтому я и позвал Мераба. Потому что Мераб тоже прошел свой путь надежд, разочарований и переосмысления мира.

Реплики не только главного героя, но и других персонажей как будто списаны с фейсбук-дискуссий, так что оживить их могли только блестящие артисты — и вы собрали на площадке действительно прекрасный актерский ансамбль. Когда вы посылали актерам сценарий, никто темы не испугался?

Понимаете, мы же снимали наш фильм до отравления и возвращения Навального, до всех этих событий. У нас еще другая эпоха была. Другая страна.

А сейчас вы бы стали снимать фильм «Дело» — или побоялись бы?

Но я же его уже снял.

Ваш герой спрашивает у мамы: «Как думаешь, отец бы мной гордился?» Вы себе этот вопрос задаете?

Задаю я его себе только тогда, когда что-то меняю в жизни — куда-то переезжаю, например, оставляя позади родительский мир, где они прожили какие-то относительно долгие годы. И я внутренне спрашиваю у мамы: правильно я переехал или нет? Я предал их память или просто надо двигаться дальше? Уверен, что родители мне ответили бы, что в любом случае надо двигаться дальше. И думаю, что они уж точно не делали бы, будь живы,— они не говорили бы мне, сделал я что-то правильно или нет.

В прокате с 23 сентября