Финансирование судебных процессов третьей стороной — сравнительно новый инструмент для инвестиций — набирает популярность на российском рынке. О том, когда этот институт выйдет в России на западный уровень, почему важно «плыть в одной лодке с клиентом» и что мешает юристам получать справедливые судебные гонорары, в интервью “Ъ” рассказал Владимир Хантимиров, управляющий партнер юридической фирмы Asterisk.

— Когда и почему вы пришли к идее заняться судебным финансированием?

— Работать в этом секторе нас побудили тенденции времени, популярность данного института за рубежом и главным образом потребности наших клиентов. Применять механизм legal finance мы начали два с половиной года назад, и сейчас уже можно сказать, что в этом направлении мы довольно успешны. При финансировании судебного процесса третья сторона спонсирует разбирательство по делу и получает процент от взысканной суммы, то есть работа по таким проектам основана на условиях гонорара успеха и, как правило, происходит интереснее, чем в проектах с фиксированной оплатой. Здесь иной уровень обоюдных рисков и взаимодействия с клиентом.

— Более близкий и доверительный?

— Во многом — да. На практике перед юристами часто встает вопрос, «плывут ли они в одной лодке» с клиентом. Многие мои коллеги, не говоря об этом напрямую, стараются демонстрировать некую эмоциональную отстраненность, давая клиенту понять, что они не «спасательная бригада». Я же, наоборот, всегда тяготел к позиции, что на время проекта мы с клиентом — одна команда, как по стилю работы, так и по уровню переживания и возможности рисковать своим временем, ресурсами и деньгами.

— Чем активное внедрение в практику механизмов судебного финансирования ценно для сторон? Почему в последнее время о нем так активно заговорили?

— Преимущества судебного финансирования можно разделить на два блока, первый из которых — клиентский. Клиенту оно прежде всего дает возможность оптимизировать затраты, а при наличии негативного видения перспектив развития дела (проще говоря, при низкой оценке шансов на успех) — возможность привлечь юристов, разделить с ними риски, захеджировать их и уверенно идти в проект.

Второй блок преимуществ относится к юристам и адвокатам. С одной стороны, работая по принципу судебного финансирования, они рискуют не получить гарантированный доход, но, с другой стороны, в перспективе могут рассчитывать на весомый процент от взысканной суммы, размер которой может в десятки, а то и сотни раз превышать возможный фиксированный гонорар.

— А что мешает шире применять рычаги внешнего финансирования судебных процессов? Есть ли у этого института проблемные точки?

— Поскольку процесс относительно новый, конечно же, есть. Первая из них — это отсутствие опыта применения института и неготовность российской судебной системы к взысканию компенсаций, сопоставимых с зарубежными. Думаю, никого не удивит рассказ о том, что ведение большого дела в Лондонском суде в течение года обошлось клиенту в $1,5 млн и суд взыскал эти деньги с проигравшей стороны. Кому-то сумма даже покажется небольшой. Но если героями аналогичной истории выступят российский суд и юристы — уверен, все чрезвычайно удивятся и примутся искать подвох. А попытка взыскать похожую сумму расходов в российском суде, скорее всего, окажется провальной.

Вторая глобальная проблема — непредсказуемость нашего правосудия. Итоги судебного разбирательства трудно спрогнозировать на всех уровнях, а каждый судебный кейс — это минимум четыре инстанции, если учитывать Президиум ВС РФ — то и пять. И опасения, что на любой из них к твоему делу может подключиться сильный игрок с не самыми «правильными» ресурсами, сводят к нулю возможность заранее просчитать шансы на успех. Ты можешь быть креативным. Ты можешь быть большим профессионалом и блестяще справиться с отбором и подачей всех доказательств, но все это не гарантирует их адекватного восприятия судом. В последние годы мы наблюдаем, как ситуация меняется в положительную сторону, но до желаемого результата еще далеко.

Говоря о гонораре успеха, нельзя не упомянуть еще одну угрозу: высокими ставками могут воспользоваться недоброжелатели. Еще недавно у всех на слуху был ряд резонансных дел с участием адвокатов и крупных гонораров в делах предприятий с госучастием. И все мы слышали о неких оценочных экспертизах, утверждавших, что стоимость часа работы московского адвоката не должна превышать 3,6 тыс. руб., а представительство в арбитражном суде не должно стоить больше 500 тыс. руб. Это опасный тренд, и такие дела породили непредсказуемые уголовно-правовые риски почти для любого подобного клиентского соглашения.

Кроме того, адвокатам стоит трезво оценивать добросовестность своего клиента и быть готовыми к тому, что он не исполнит свои обязательства по выплате гонорара успеха. Поэтому до того, как браться за дело, полезно будет провести анализ финансового состояния клиента, просканировав его на предмет возможного банкротства, ведь если оно наступит, высокие адвокатские гонорары, конечно же, будут оспариваться.

— По вашему мнению, выйдет ли судебное финансирование в России на уровень, сопоставимый с тем, что уже достигнут на Западе?

— Рано или поздно — да, но не в ближайшие десять лет. Для этого нужна масштабная реформа, которая обеспечит взыскание судами реальных (либо близких к реальным) издержек, требующихся на профессиональную юридическую помощь, и в том числе повысит размер пошлин. Ведь сейчас можно пойти взыскивать 2 млрд руб. и потратить на это пошлину, совокупно на всех уровнях не превышающую 220 тыс. руб.

— Какие дела вы чаще всего берете как инвесторы?

— Обычно мы сталкиваемся с двумя категориями дел. Первая — это дела, в которых клиент сомневается в успехе инициируемого им проекта, но не прочь рискнуть и поручить кому-нибудь другому им позаниматься. У такого клиента обычно есть заключение, говорящее, что шансов на выигрыш немного, и понимание, что для хорошего исхода ему придется крупно вложиться. Он считает: «Да, история интересная и можно попробовать отдать ее боевым ребятам», но тратиться на нее не готов.

Ко второй категории относятся дела, которые мы называем «кустовыми», поскольку они, как правило, не завязаны на один-единственный процесс. В таких проектах клиент оценивает шансы на победу как хорошие, но понимает, что предстоит длинный забег (если оппонент откажется сесть за стол переговоров, процесс может занять от года и более) и ему придется тратиться на эту историю. Годовой бюджет подобного кейса, включающий расходы на экспертизу, детективов и наем хороших консультантов, может составлять 10–20 млн руб. Желая разделить эти траты с юристами, клиент стремится их мотивировать и одновременно захеджировать свои риски от дальнейших потерь.

Иногда клиенты приносят такие проекты из крупных компаний (бывает, что и с госучастием), которым для согласования бюджета требуется пройти длинный и трудный путь. И эти компании с большим энтузиазмом относятся к идее либо использовать в судебном процессе гонорар успеха, либо привлечь к проекту стороннего инвестора, который профинансирует всю юридическую часть.

— Количество дел из обеих категорий примерно одинаково или какие-то преобладают?

— Дел из первой категории у нас немного больше. Размер гонорара успеха в этих проектах, как правило, тоже больше и может доходить до 65% от возможной экономической выгоды. Но и начальная правовая позиция в таких делах оставляет желать лучшего: уместнее всего обозначить ее как «все уже проиграно до нас».

Во второй категории дел гонорар успеха обычно существенно ниже и не превышает 30% от выигрыша. Чаще всего речь идет о 10%.

— Как вы оцениваете риски?

— Мы раскладываем каждый проект на три составляющие: позицию по делу, уровень профессионализма задействованных консультантов и наличие на стороне наших оппонентов административного ресурса. Сопоставляя эти данные, приходим к выводу о том, каков наш шанс на победу.

Также мы делим проект на «психологическую» часть, в которой устанавливаем с оппонентами диалог, и «техническую» — в ней мы оцениваем итоговую вероятность получить результат по делу и исполнить решение суда. Анализ перспектив взыскания очень важен, ведь мало повернуть ситуацию вспять и выиграть, нужно еще получить живые деньги. Мы просчитываем бюджет, возможные риски, формируем коммерческое предложение и начинаем работать.

— Сколько дел и на какую сумму вам удалось профинансировать?

— Скажу так: объем проектов в сфере судебного финансирования не превышает 30% от нашего общего портфеля.

— Насколько наша судебная система и правовая культура способствуют развитию института?

— Думаю, многие коллеги со мной согласятся: было бы здорово нажать на волшебную кнопку, которая в одночасье сделала бы все суды объективными и справедливыми. Правильно также принципиально пересмотреть и поднять уровень содержания судейского аппарата: люди, которые решают судьбу миллиардных сумм, не могут получать 200 тыс. руб. в месяц. Что касается юристов, то среди их огромного, избыточного на сегодня количества (иногда возникает ощущение, что каждый тракторостроительный завод имеет свой юридический факультет) на рынке все-таки присутствуют невероятные профессионалы, и они, на мой взгляд, тоже должны получать справедливые судебные гонорары. Иметь возможность становиться «звездами» и зарабатывать сверхдоходы — это правильно. Иметь возможность зарабатывать 25–30% от экономического результата по делу — это правильно. Надеюсь, что со временем мы к этому придем, но для такого результата недостаточно поменять в системе несколько винтиков — ее в целом нужно выстроить по-другому, сделать более справедливой с точки зрения рыночной экономики. С другой стороны, по моим наблюдениям, система начиная с 2008 года работает все лучше и лучше. Думаю, когда-нибудь мы увидим ее по-настоящему стабильной.

Юлия Карапетян