Почему считалось особо опасным исчезновение капитанов

75 лет назад, 20 сентября 1946 года, в Нью-Йорке ушел со своего судна по делам и не вернулся капитан советского парохода «Кишинев». Для розыска и возвращения Михаила Зайчика была задумана комбинация с использованием фиктивных документов. Позднее, во время хрущевской оттепели, схема действий властей в аналогичных обстоятельствах была значительно ужесточена.

«Гарантирующий от проникновения в экипажи»

Самым удивительным в истории с исчезновением капитана Зайчика в Нью-Йорке было не то, что он пропал, а то, что этот моряк вообще оказался в Соединенных Штатах. Правда, он бывал в этой стране в первые годы Великой Отечественной войны, командуя судами, перевозившими грузы с американского западного побережья в советские дальневосточные порты. Но в 1943 году его отстранили от загранплаваний.

24 сентября 1946 года генеральный консул СССР в Нью-Йорке Я. М. Ломакин, докладывая об исчезновении Зайчика, писал в шифротелеграмме в Москву:

«Своим поведением капитан Зайчик приносил нам много неприятностей на западном берегу США в мою бытность генеральным консулом в Сан-Франциско. Еще в 1943 году, сообщая о недостойном поведении капитана Зайчик (так в документе.— "История"), я просил снять его с парохода и не выпускать в заграничное плавание. Зайчик был снят и долгое время не появлялся за границей».

Еще одним следствием докладов о вольном поведении советских моряков в зарубежных портах стало постановление Государственного комитета обороны №6501сс от 3 сентября 1944 года, в котором говорилось:

«В целях укрепления дисциплины и наведения порядка в комплектовании судов загранплавания, усиления партийно-политической и культурно-воспитательной работы среди моряков и улучшения материально-бытового обслуживания их, Государственный Комитет Обороны постановляет:

1. Обязать Наркомморфлот (т. Ширшова), Наркомрыбпром СССР (т. Ишкова) и Главсевморпути при СНК СССР (т. Папанина):

а) обеспечить при приеме на суда заграничного плавания тщательный отбор моряков, гарантирующий от проникновения в экипажи судов лиц, не внушающих политического доверия;

б) установить личную ответственность капитанов судов загранплавания за укомплектование и правильный подбор личного состава экипажей судов…»

Постановление предписывало проверить и самих капитанов:

«Представить на утверждение ЦК ВКП(б) капитанов судов загранплавания Дальневосточного бассейна, закончив эту работу к 1 октября с. г.».

А для надзора за капитанами в экипажи включались политработники:

«Ввести на судах загранплавания Дальневосточного бассейна институт помощников капитанов по политической части (помполитов)».

Постановлением предусматривались и меры материального стимулирования повышения дисциплины:

«Повысить инвалютную зарплату морякам загранплаваний, установив, что капитан сверх оклада в советских рублях получает от 75 до 180 долларов в месяц».

Валютную надбавку ввели и для членов экипажей, и ее размер, как и у капитанов, зависел от тоннажа судна.

Но, как это обычно и бывает, суровость отечественных законов компенсировалась необязательностью их исполнения.

«И продаже пароходного имущества»

«Следует проверить,— писал в шифровке генконсул Ломакин,— кто рекомендовал Зайчик вновь в заграничное плавание, да еще на длительный ремонт парохода».

В его сообщении излагались и обстоятельства исчезновения:

«Капитан парохода "Кишинев" Михаил Зайчик, 48 лет, 20 сентября в 3 часа дня ушел с судна и не вернулся… По заявлению старшего помощника Коваленко, Зайчик забрал свои вещи, заявил, что он едет в Амторг и уехал с таможенником в машине № Т-206».

Говорилось в шифровке и о событиях предшествующих дней и действиях сотрудников Советской правительственной закупочной комиссии в Соединенных Штатах, которой тогда подчинялись капитаны находившихся в США советских торговых судов:

«По имевшимся сигналам и, вероятно, получив информацию о старых делах Зайчик, 13 сентября министр морского флота Ширшов дал указание руководству Закупочной комиссии отправить Зайчик домой. 19 сентября начальник транспортного отдела С. П. Закупочной комиссии товарищ Безруков вызвал Зайчик и, объявив ему о его отзыве в Союз для приемки судов, предложил передать пароход капитану Кузьмину…

Получив указание министра об отправке Зайчик домой, ни товарищ Мельников — заместитель председателя С. П. Закупочной комиссии в Нью-Йорке, ни товарищ Безруков не поставили нас в известность и не посоветовались, как лучше произвести его отправку, несмотря на то, что они хорошо знали, что из себя представляет Зайчик».

Из всего изложенного следовал единственный вывод:

«Зайчик дезертировал».

В той же шифровке Я. М. Ломакин предупреждал:

«Зайчик свободно владеет английским языком и может принести нам большой вред».

И это не было преувеличением. Советские спецслужбы зачастую перебрасывали разведчиков-нелегалов за рубеж на торговых судах. И во время плавания общался с тайными гостями только капитан. Так что Зайчик мог детально описать таких своих пассажиров. Добавьте к этому скрытый вывоз того, что иностранные правительства экспортировать в СССР запрещали. Ведь капитан знал, кто именно доставлял такие грузы к нему на борт.

Поэтому генконсул Ломакин предлагал:

«Прошу разрешить составить акт о, якобы, растрате им государственных средств (а растрата у него, вероятно, есть) и продаже пароходного имущества, взять соответствующие рапорта от помощников (капитана.— "История"), объявить его уголовным преступником, который должен нести ответственность, представить эти документы иммиграционным властям и потребовать его розыска и возвращения».

Учитывая серьезность ситуации, шифровку Ломакина из МИД СССР переслали И. В. Сталину, Л. П. Берии и министру государственной безопасности СССР генерал-полковнику В. С. Абакумову.

Секретарю ЦК ВКП(б) Н. С. Патоличеву и министру государственного контроля Л. З. Мехлису поручили выяснить, кто именно рекомендовал Зайчика в заграничную поездку. Главным виновным сочли Н. С. Андерсена — начальника Латвийского морского пароходства, в состав которого входил «Кишинев». Но в ходе разбирательства проверяющие убедились, что Зайчик — далеко не единственный моряк-невозвращенец. В результате 8 октября 1946 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило совместное постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б), в котором говорилось:

«Министр морского флота т. Ширшов и его заместитель по кадрам т. Коротеев не выполнили постановления ГОКО от 3 сентября 1944 г. …

В результате этого за последнее время имели место случаи измены родине со стороны моряков загранплавания и возросли факты недостойного поведения советских моряков в иностранных портах. Безответственность руководителей Министерства Морского флота и Латвийского пароходства привела к тому, что в марте месяце с. г. был допущен в качестве капитана заграничного плавания Зайчик, ранее работавший на судах заграничного плавания и отстраненный от этой работы как морально разложившийся и не внушающий доверия. В сентябре месяце Зайчик изменил родине.

Трудовая дисциплина среди моряков находится на низком уровне. Пьянство в иностранных портах, несвоевременная явка моряков с берега, контрабандный провоз товаров с целью спекуляции являются на судах загранплавания обыденным явлением.

Борьба с этими преступлениями многими капитанами судов и начальниками пароходств не ведется».

Министру и его заместителю объявили выговор, начальнику отдела загранкадров Минморфлота СССР С. Ф. Румянцеву — строгий выговор. А Андерсену усилили наказание:

«Бывшему начальнику Латвийского пароходства Андерсену Н. С. за пьянство, моральное разложение и содействие Зайчику в командировке за границу запретить работу в морском флоте и привлечь к партийной ответственности».

Как и двумя годами ранее, было приказано произвести чистку состава капитанов:

«В 2-месячный срок проверить весь состав капитанов судов загранплавания, освободив от работы лиц, не внушающих доверия».

Но строгий контроль за подбором состава экипажей поручили теперь не политорганам, а МГБ СССР:

«Министерству государственной безопасности СССР обеспечить надлежащую проверку моряков, направляемых в загранплавание».

Постановление свидетельствовало не только об озабоченности руководства страны бегством моряков, но и о том, что возвратить Зайчика не удалось. Однако способ создания документов «о, якобы, растрате» использовался еще не раз. Вот только ни он, ни постановление партии и правительства от 8 октября 1946 года ситуацию практически не изменили.

И после наступления хрущевской оттепели началось использование другого метода, который сочли более эффективным.

«Был вскрыт сейф в каюте»

В приговоре судебной коллегии по уголовным делам Калининградского областного суда от 25 августа 1961 года говорилось:

«Теплоход Калининградского Управления морского транспортного флота по приему и перегону судов — "Зарница" под командованием капитана СТИЖКО, 18 апреля 1961 года был направлен в заграничное плавание с целью доставки иностранных специалистов в британский порт Гибралтар на прибывающую туда китобойную базу Калининградского совнархоза "Юрий Долгорукий".

По пути,— в порту ГДР Варнемюнде и в порту шлюза Кильского канала — Брунсбюттельког — иностранные специалисты были приняты на борт теплохода и 1 мая 1961 года в 18 час. 30 минут теплоход "Зарница" стал на якорь в порту Гибралтар.

Около 12 часов дня 3 мая 1961 года подсудимый СТИЖКО, по его требованию и под предлогом служебной необходимости, на шлюпке был доставлен на берег порта Гибралтар и ни в этот, ни в последующие дни на теплоход не возвратился. После безуспешных попыток разыскать СТИЖКО через администрацию Гибралтара, должностными лицами теплохода 5 мая 1961 года был вскрыт сейф в каюте, занимавшейся СТИЖКО, где было обнаружено письмо с антисоветским содержанием, сообщавшее о добровольном и сознательном оставлении СТИЖКО вверенного ему советского корабля. Через несколько дней в той же каюте было обнаружено второе письмо, с тождественным первому содержанием (т. 1, л. д. 31).

19 мая 1961 года в ряде английских газет, (том II, л. д. 161–171) были опубликованы сообщения о том, что 3 мая 1961 года СТИЖКО обратился к властям Гибралтара о своем нежелании возвращаться в СССР и с просьбой о предоставлении убежища. В этих сообщениях приводились клеветнические по отношению СССР высказывания СТИЖКО.

Из этих же сообщений следовало, что СТИЖКО на английском самолете был доставлен в столицу Англии — Лондон.

На предложение представителей Советского посольства в Лондоне о встрече, сделанное СТИЖКО через английские органы, СТИЖКО ответил датированным 27 мая 1961 года письмом на имя посла СССР в Англии.

В письме СТИЖКО сообщал, что он не желает встречаться с представителями Советского посольства (т. II, л. д. 159)».

Вынесенный судом приговор был максимально суровым:

«Исходя из изложенного, областной суд считает установленным, что подсудимый СТИЖКО на почве сложившегося у него злостного враждебного отношения к советскому государству с заранее обдуманным намерением изменил своей социалистической Родине и перешел на сторону капиталистического государства, являющегося активным участником антисоветского военного блока — НАТО. Оценивая совершенное СТИЖКО тягчайшее преступление, областной суд учитывает ответственное перед советским государством положение СТИЖКО, являвшегося капитаном советского корабля, и то особое доверие, которое в связи с этим было ему оказано. Областной суд считает эти обстоятельства отягчающими вину СТИЖКО.

Руководствуясь ст. ст. 301, 309, 315 УПК РСФСР, Судебная коллегия по уголовным делам Калининградского областного суда -

ПРИГОВОРИЛА:

Признать СТИЖКО Виктора Михайловича виновным в измене Родине и на основании п. "а" ст. 64 УК РСФСР подвергнуть его высшей мере наказания — РАССТРЕЛЯТЬ».

Проблема, однако, заключалась в том, что суд проходил в отсутствие обвиняемого. Но на основании приговора любой сотрудник советских или дружественных спецслужб мог законно привести его в исполнение. В теории все выглядело устрашающе. Однако, как вспоминали ветераны разведки в период недолгой чекистской гласности 1991–1994 годов, на деле исполнение таких приговоров было связано с огромным количеством трудностей. И при оценке рисков провала в сравнении с пользой от ликвидации приговоренного к смерти перебежчика чаще всего от таких операций отказывались.

Расчет был на то, что такие судебные решения заставят западные спецслужбы тратить силы и средства на защиту невозвращенцев. Учитывали и то, что беглый гражданин СССР, приговоренный к высшей мере наказания, от постоянного стресса, скорее всего, наживет себе какой-нибудь неизлечимый недуг. Или, начав бороться с чувством опасности с помощью спиртного, элементарно сопьется.

Силу воздействия этого метода на умы потенциальных невозвращенцев оценить затруднительно. И после вынесения подобных приговоров советские люди продолжали бежать на «загнивающий Запад». А с торговых судов прыгали за борт, даже не дожидаясь прихода в порт, при подходе к чужому берегу, когда могли до него доплыть.

Однако идеологический ущерб был налицо. Все выглядело так, будто страна, где, как неустанно твердила советская пропаганда, все делалось во имя и для блага людей, запрещала своим гражданам эмиграцию под страхом смерти.

Евгений Жирнов