Открылся фестиваль DanceInversion

На сцене «Геликон-оперы» спектаклем государственного Театра Майнца «Цепь души» в постановке Шарон Эяль открылся старейший в России международный фестиваль современного танца DanсеInversion. Открытие получилось впечатляющим, полагает Татьяна Кузнецова.

Театр Майнца начал новую жизнь в 2014 году — с приходом худрука Хонне Дормана, литературоведа по образованию и опытного театрального интенданта. Именно благодаря ему израильтянка Шарон Эяль вместе с постоянными соавторами Гаем Бехаром и композитором Ори Личтиком поставила для труппы одноактный часовой спектакль «Цепь души»; в 2018 году он получил престижную премию Der Faust и стал визитной карточкой компании.

Москва узнала Шарон Эяль еще в 2014-м: ее «House» привозила на гастроли «Золотая маска», закрепив успех в 2019 году дилогией «OCD Love» и «Love Chapter 2». В этом году появилась и первая российская Эяль: Музтеатр Станиславского перенес на свою сцену ее «Autodance», ставший сенсацией прошлого сезона. Надо признать, что язык и тип спектаклей израильтянки столь же своеобразны и узнаваемы, как, скажем, живопись Малевича или Мондриана, и «Цепь души» сделана по тем же лекалам. Но поразительный эффект: при одинаковых исходных данных у Шарон Эяль получаются совершенно разные спектакли.

Композитор Ори Личтик все так же держит суггестивный, вгоняющий в транс, напряженный ритм; правда, на сей раз он ненадолго включает в него отголоски танго. Артисты, как повелось, одеты в купальники цвета человеческой кожи — морщинистой, как у тощих стариков. Декораций нет, сцена в полумраке, искусный дымчатый свет пульсирует то ярче, то приглушеннее, передавая малейшие перемены настроения. В основе хореографии, как всегда у Эяль, базовый шаг, постоянный и неизменный, как остинато бас-гитары. На сей раз излюбленная хореографом вывороченная вторая позиция на низком плие появляется лишь эпизодически. Пластический лейтмотив — переступания на высоченных полупальцах; ход мелкий, грациозный, даже кокетливый, с едва уловимой вибрацией колен.

Геометрия массового, на 17 человек, танца прихотлива, разнообразна и беспрерывно пульсирует вместе с артистами: шеренги, диагонали, круги, всевозможные запятые, «цветы» и «свиньи» (ромбы, направленные острием в зал) сменяются непредсказуемо, неуловимо и моментально. Ровность строя исполнителей (при самых разных телесных кондициях танцовщиков) феноменальна: даже перемена направления взгляда одного из них означает смену внутреннего сюжета, а каждая мельчайшая судорога коленей (такая мимолетная, что кажется — померещилась) превращается в значимое событие. Ткань минималистичного текста расшита многочисленными соло: из недр сплоченного кордебалета то и дело вырывается гуманоид (экстремальная хореография Эяль не знает гендерных различий) и, не переставая пульсировать ногами, выдает неистовую серию загибов-перегибов корпуса и плетения рук, запредельную по телесной невозможности. Но все хореографические эффекты перекрывает лапидарный финал, в котором солист, топчущийся на острие слитного кордебалетного тела, минут восемь вращает шеей — и это бесконечно повторяющееся движение кричит о человеческой беспомощности и тщете любых усилий громче любых вербальных деклараций.

Сама Шарон Эяль, выматывающая артистов до беспамятства, чтобы из беспредельной усталости тел извлечь правду сильных чувств, полагала, что ставит «Цепь души» о людском одиночестве и любви к жизни, как раз и прорывающейся в отчаянных монологах. Может, и так, но куда яснее в этом спектакле прозвучал оруэлловский мотив тотальной несвободы и регламентированности человеческого существования: любые отступления от общих правил чреваты непониманием, любой протест обречен захлебнуться в равнодушии и законопослушности окружающих. Возможно, такой эффект произвела великолепно вымуштрованная труппа, танцующая «Цепь души» на пределе физических и моральных сил. Это легко проверить: летом 2022-го специально для «классиков» Музтеатра Станиславского, не очень-то готовых к чрезвычайным требованиям хореографа, Шарон Эяль поставит совершенно новый спектакль.