Завершается фестиваль «Кинотавр»

В Сочи завершает свою работу 32-й фестиваль «Кинотавр». Вечером в субботу жюри назовет победителей, выбранных из 15 фильмов основного конкурса. Юлия Шагельман рассказывает о картинах, уверенно претендующих на награды.

Пожалуй, самым ярким впечатлением от конкурсной программы «Кинотавра» стал фильм Алексея Чупова и Натальи Меркуловой «Капитан Волконогов бежал», исследующий тему большого террора 1930-х годов в необычной форме — как говорят сами авторы, «мистического триллера».

Действие картины разворачивается в Ленинграде 1938 года, как будто помещенном в выкрученную комиксовую реальность. Стены здесь испещрены лозунгами и разрисованы граффити в духе русского авангарда 1920-х, по небу проплывает огромный аэростат, обычные горожане сливаются в единую серо-коричневую массу, а наводящие ужас сотрудники «органов» — настоящие хозяева города — носят красные революционные шаровары, черные рубашки и кожаные куртки, напоминая одновременно штурмовиков СА и бандитов из девяностых. Один из этих «героев», капитан Федор Волконогов (Юра Борисов), без рассуждений пытает, мучает и калечит, выбивая из арестованных по 58-й статье признательные показания, пока в самих органах не начинается «переаттестация», то есть чистка. Звериным чутьем вовремя ощутив опасность, Волконогов пускается в бега — сначала только из чувства самосохранения. Но потом от вставшего из могилы расстрелянного товарища (Никита Кукушкин) он узнает, что попадет в ад и единственный способ избежать вечных мук — получить прощение от кого-нибудь из родных и близких его жертв.

Так начинается одиссея капитана по скованному страхом городу — и одновременно его путь к настоящему, не формальному осознанию собственных грехов. Но авторы далеки от того, чтобы даровать герою, а вслед за ним и зрителям спасительное освобождение. Фильм остается мрачной притчей и о политических режимах, и о людях внутри них. Ведь на место одного раскаявшегося палача приходит десяток новых, не верящих ни в ад, ни в рай, и пока признание личных и коллективных преступлений не станет всеобщим и безусловным, ад на земле будет повторяться.

Еще одна картина, переосмысляющая российское прошлое в полуфантастической, притчевой форме — «Нуучча» Владимира Мункуева. Фильм снят по мотивам прозы Вацлава Серошевского, «политического» ссыльного, зафиксировавшего в своих рассказах характеры и быт якутских поселений конца XIX века. Именно туда, в реальность куда более далекую и менее понятную городскому «белому» человеку, чем выдуманный авангардный Ленинград, картина зрителя и переносит.

Начинается она с похорон. Хабджий (Павел Колесов) и Керемес (Ирина Михайлова) хоронят уже второго младенца. Духи, в которых местные жители продолжают верить, несмотря на принудительное крещение и розданные попами русские имена, отняли у них не только детей, но и зверей, птиц и рыб, так что не умереть с голоду помогает только корова — единственное достояние молодой нищей семьи. Хабджий отправляется за какой-нибудь помощью к местному начальнику, которого почтительно называют Князем (Иннокентий Луковцев), хотя какой он в самом деле князь. В ответ же получает новую обузу — русского каторжника (Сергей Гилев), а вместе с ним — туманное обещание прислать пуд муки, которое так и не сбывается. Чужак («нуучча», как якуты называют русских, в более широком смысле означает любого нездешнего, пришельца) поначалу ведет себя тихо, пытается даже подружиться с хозяевами, которые его сторонятся, и кажется жертвой — режима, климата, той же вселенской несправедливости, в которой обитают все, от Князя до почти безмолвной покорной Керемес. Но постепенно он начинает вести себя в доме как хозяин, забирает все больше места и в конце концов выгоняет Хабджия, как сказочная лисица — зайца из его лубяной избушки.

Тема русского колониализма для нашего кинематографа редкость, и «Нуучча» интересна уже обращением к ней. Однако фильм не сводится к простой истории о жестоких захватчиках и угнетенных малых народах, он глубже и многослойнее. Все герои здесь становятся звеньями одной цепи насилия, в которой любой получивший хоть немного власти первым делом начинает унижать того, кто слабее. Зло не приходит извне, оно прорастает здесь же и начинается с отказа от собственных корней, традиций и языка, с предательства своих же соплеменников. Даже природа до поры подчиняется тому, кто берет ее силой, но, как дают понять последние кадры картины, в которых не остается людей, а только лес, травы и небо, и их пребывание на этой земле не вечно.