«В селе Петрашевке за последние дни… от истощения умерло до 35 чел[овек]. На 4 февраля в селе насчитывается больных на почве недоедания от 30 до 40 чел[овек]… В селе Рудое единоличница Я. бросила троих детей и выехала из села. 9-летний ее мальчик вместе со старшей сестрой камнем убили младшую 3-летнюю сестру, после чего отрезали голову и употребляли в пищу в сыром виде мясо трупа. В селе Лобочево на кладбище в снегу обнаружены трупы 3 детей».

«15 февраля практикант Ново-Покровского рай[онного]отделения [ОГПУ], находящийся в стан[ице] Калниболотской, сообщил: "Доношу, что сего числа у гр[аждан]ки Ф. В. П., 30 лет (единоличница), жена осужденного на 7 лет в декабре мес[яце] 1932 г[ода] за хлебозаготовку, найден труп ребенка, спрятанный в сундук. Этот труп якобы является трупом ее 5-летнего сына, который она употребляла в пищу, предварительно его зарезав"… Сегодня дано приказание нач[альнику]райотделения произвести расследование и результаты следствия сообщить».

Из спецсообщения от 22 февраля 1933 года Секретно-политического отдела (СПО) Полномочного Представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю (СКК) РСФСР о фактах каннибализма

«Комитет резервов постановляет: 1. Увеличить размер неприкосновенного фонда прод[овольственного]хлеба по Московской обл[асти] до 300 тыс. т[онн], по Ленинградской обл[асти] — до 200 тыс. т[онн] за счет соответственного уменьшения фонда на Украине и Северном Кавказе.
Председатель Комитета резервов Куйбышев»

Постановление №5с от 26 февраля 1933 года Комитета резервов при Совете труда и обороны СССР «Об изменении порайонного размещения неп[рикосновенного]фонда хлеба из урожая 1932 года»

«Ново-Александровский район. Ст[аница] Воздвиженская. Единоличница Щеглова, имея двух детей, питалась мясом собак. Обследованием квартиры найдены две собачьи головы, приготовленные для изготовления холодца.
Ейский район. Станица Ново-Щербиновская <…> В 3-й бригаде жена осужденного Сергиенко таскает с кладбища трупы детей и употребляет в пищу. Обыском квартиры и допросом детей Сергиенко установлено, что с кладбища взято несколько трупов для питания. На квартире обнаружен труп девочки с отрезанными ногами и найдено вареное мясо.
Кущевский район. Станица Ново-Пашковская. <…> 26 февраля член сельсовета Архипенко А. увидела Реву Надежду, выходящую из погреба со следами крови на платье…Проверкой факта установлено, что Рева Надежда вырезала у трупа сына Михаила мясо с бедер обеих ног. На вопрос, зачем это сделала, Рева ответила: "Это не ваше дело, я резала мясо со своего ребенка, но его еще не ела"».

Из информации от 7 марта 1933 года СПО ОГПУ о голоде в районах СКК РСФСР

«Среди отдельных рабочих отмечается повышение к[онтр]р[еволюционных] настроений повстанческого характера. "Дожили до свободы, что хлеба даже досыта не дают… скоро и мы отыграемся над ними. Все столбы увешаем трупами коммунистов"».

Из спецсводки от 26 марта 1933 года СПО ОГПУ о продовольственных затруднениях по материалам за вторую декаду марта 1933 года в Восточно-Сибирском крае РСФСР

«Борисовский район. В 4 сельсоветах Борисовского района отмечены острые формы прод[овольственных] затруднений. В сл[ободе] Борисовке (райцентр) имеется до 100 семейств, опухших от голода. В Михайловском сельсовете умерло от голода до 30 чел[овек] детей и взрослых. В Октябрьском сельсовете умерло 25 чел[овек] и в Никольском сельсовете до 20 чел[овек]. Отдельные целиком вымершие семьи лежали замерзшими в своих хатах по нескольку дней, со стороны сельсоветов мер к их похоронам не принималось.
Местные врачи случаи [смерти] от голода скрывают, выдавая о причинах смерти фиктивные справки. Врач рай[онной]больницы по этому вопросу заявлял: "Мы не пишем справок о голодной смерти из-за боязни того, что нас, врачей, могут обвинить в каком-либо вредительстве"».

Из спецсообщения от 1 апреля 1933 года СПО ОГПУ о голоде в колхозах Центрально-Черноземной области (ЦЧО) РСФСР

«За апрель мес[яц] умерло от голода 1060 чел[овек], а за май мес[яц] гораздо больше. Вымирают иногда целыми семьями, в большинстве единоличники, однако есть и колхозники. В мае мес[яце] отмечены три случая людоедства».

Из информационной сводки от 9 июня 1933 года прокуратуры ЦЧО РСФСР о голоде в Борисовском районе

«Теперь же по правобережью Дона появились суслики, и многие решительно "ожили": едят сусликов, вареных и жареных, на скотомогильники за падалью не ходят, а не так давно пожирали не только свежую падаль, но и пристреленных сапных лошадей, и собак, и кошек, и даже вываренную на салотопке, лишенную всякой питательности падаль… Сейчас на полевых работах колхозник, вырабатывающий норму, получает 400 гр. хлеба в сутки. Но те из его семьи, которые не работают (дети, старики), ничего не получают… И вот этакий ударник половину хлеба отдает детишкам, а сам тощает, тощает… Такие полутрупы с полей отвозят в хутора. А дома чем его голодная семья отпечалует?»

Из письма от 16 апреля 1933 года писателя Михаила Шолохова Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Сталину

Дуб отряхнул уже пятнадцать лет
Листвой багряной. Глуп я был и молод,
Когда в деревню к нам пришел скелет:
С могильной пастью беспощадный голод.
И люди гибли, гибли и молчали,
Как сам Господь в мучительном венце.
В тот страшный год не плакали в начале,
Но, помню, много плакали в конце.
С деревьев лист, крапиву и кору
Ел человек — чего не ест скотина.
Лишь только веселилась на ветру,
Никем не тронута, одна осина.
Меня, как тень, мать за руку вела
За речкой собирать румяный клевер
И хлеб зеленый без муки пекла
Из трав, которыми богат наш север.
Хранила голода надгробную печать
С прогнившими углами наша хата.
К нам часто мальчик приходил молчать:
Сынишка моего родного брата.
В рубашке белой и льняных штанах
Стоит у двери… Ничего не просит.
Вся скорбь слилась в его больших глазах,
Он к нам ее, как черный гроб, приносит.
На нас ребенка бедного глаза
Смотрели грустью умершего деда.
Он хочет, но не может нам сказать —
«Подайте мне хотя кусочек хлеба».
Дрожащей ручкой с пожелтевших щек
Стирает изнурительную муку.
И мать вареной лебеды кусок
Как жизнь — в руке протягивает внуку.
Ну кто язык заставил мой сказать:
«— Мамаша, и у нас сегодня мало!»
«— С молитвой хватит»,— отвечала мать.
От слов своих мне тесно дома стало.
О, как обижен был он в этот час!
И прошептал он: «Бабушка, не надо…»
И бисер слез из материнских глаз
Посыпался алмазным теплым градом.
К стене прижавшись, зарыдала мать,
И стон ее не умещала хата.
Казалось мне — и образ стал рыдать
В святом углу, в сияньи розоватом.
Мальчишку поглотила скрипом дверь,
И боль в груди моей собралась комом.
Я все готов отдать ему теперь,
Но скрылся он за серым частоколом.
Дуб отряхнул уже пятнадцать лет
Листвой багряной. Мальчик у порога
Глядит, глядит безмолвный на ответ…
Ты здесь, родной, как взгляд бессмертный Бога.
В рубашке белой и льняных штанах,
С лицом поблекшим воскового цвета,
С печалью синею в больших глазах —
Ты как укор идешь за мной по свету.

1933 год.
Стихотворение, которое в 1947 году передал на память поэтессе Ольге Анстей (1912–1985) украинский автор по имени Петро П. в баварском лагере «перемещенных лиц» Шляйсхайм

«Я понимал крестьянских писателей: им жаль мужика. Но что поделаешь? Без жертв тут было не обойтись. Говорят, что Ленин бы не стал так поступать. Ленин в таких делах был посуровее Сталина».

Из рассуждений пенсионера Вячеслава Молотова на даче, 11 мая 1978 года