Как живет девочка, которая по решению родителей провела в больнице первые шесть лет жизни

В декабре 2019 года издание «Медуза» (объявлено в России иностранным агентом) рассказало о маленькой девочке, которая всю жизнь провела в больнице. Родившись недоношенной в перинатальном медицинском центре «Мать и дитя», девочка по решению родителей осталась там жить в платной палате с няней почти на шесть лет. Родители считали дочь тяжелобольной, а врачи — здоровой. Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» весь 2019 год добивался, чтобы девочку забрали из больницы в обычную жизнь. Только после выхода статьи это удалось — родители 5-летней Саши были ограничены в родительских правах, а девочку забрала из больницы приемная семья. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова побывала в этой семье и познакомилась с Сашей. 27 сентября начинается судебный процесс, инициированный органом опеки района Хамовники, о лишении родительских прав кровных матери и отца Саши.

«Мы живем тут втроем: я, Леша и Саша»

Саша одета в кружевной костюм глубокого зеленого цвета. Две косички, очки. Она с интересом меня разглядывает, улыбается.

Я протягиваю ей пакет с шоколадными яйцами. Накануне я спросила у ее приемной матери Юлии, что можно привезти Саше, и та ответила: «Везите “киндер”, не ошибетесь».

Саша радостно рассматривает подарки, Юлия говорит: «Только после ужина, ладно?» Саша кивает. Мы идем в детскую.

— Это твоя комната, Саша?

— Не моя, а общая. Мы живем тут втроем, я, Леша и Саша.

Леше 4, младшей Саше 3.

— А мне семь с половиной,— говорит Саша-старшая.

В комнате — белая двухъярусная кровать в виде домика с окнами, диван, письменный стол, встроенный гардероб. На полу — много игрушек.

— А ты где спишь? — спрашиваю я ее.

— Наверху,— показывает Саша.— Мне там нравится! А внизу спят Леша и Саша.

— Я тоже в детстве очень любила спать на второй полке в поезде,— говорит Юлия.

Девочка садится на коврик с игрушками и так увлекается игрой, что реагирует не на все мои вопросы.

— Саш, иди к нам,— ласково зовет Юлия.— 5 минут поговорим, а потом будешь играть.

Девочка садится на диван рядом со мной.

Я расспрашиваю ее о школе — в нынешнем году она пошла в первый класс. Она охотно рассказывает, что ей нравится русский язык и письмо, а еще информатика, нравится ходить в бассейн, играть на перемене с подругами Полиной и Машей.

После уроков она ходит в художественный кружок.

— Я там мастерю. Вчера из пластилина сделала черепаху. Правда, ей Леша придавил глаза.

— Очень крутая черепаха,— говорит Юлия.— С панцирем из грецкого ореха.

Над письменным столом — Сашины рисунки акварелью.

— Очень красиво,— говорю я.— Ты, наверное, художником будешь?

— Или шахматисткой,— говорит Юлия.— В садике она с удовольствием играла в шахматы. Мы ее и в школе записали в шахматный кружок.

— Любишь шахматы? — спрашиваю Сашу.

— Не то что люблю,— рассуждает она.— Но меня же туда записали.

— Так тебе не нравится? — уточняет приемная мама.— Я не знала. Если тебе не нравится, ты мне говори.

— Потому что там ничего не объясняют, а просто играют,— объясняет девочка.

Саше нравится, когда с ней долго говорят и все подробно объясняют. У нее всегда очень много вопросов. Она часто не понимает значения слова и уточняет его у родителей и учителей.

Юлия считает, что у Саши сильный эмоциональный и интеллектуальный голод, поэтому она так любит разговаривать со взрослыми людьми и впитывает их слова, выражения, мимику, как губка.

А еще она первые шесть лет своей жизни провела со взрослыми — детей Саша видела разве что в окно.

— Хочу на «юный химик»,— подумав, отвечает Саша.— А еще там есть кружок «как стать богатым». Тоже интересно.

— А чем тебе нравится «юный химик»? — спрашиваю я.

— Я туда еще не ходила. Пока не знаю, что это такое. Но я хочу попробовать.

Я говорю Саше, что у нее красивый костюм, и спрашиваю, любит ли она наряжаться. Саша неуверенно тянет: «Нееет».

— Ну как же нет,— удивляется Юлия.— Ты же в гардеробной сидишь по полчаса, рассматриваешь наряды, выбираешь.

— А! — отвечает Саша.— Да!

— Это и называется «наряжаться»,— поясняет Юлия дочери, а Саша внимательно на нее смотрит. Затем приемная мать рассказывает мне: она в гардеробной может сидеть очень долго, берет вещи Леши, младшей Саши, свои, рассматривает, спрашивает, кто и когда это купил. У нее такой интерес к самым разным мелочам!

Саша довольно хмыкает. Кажется, ей нравится, что мы о ней говорим.

Семья постоянно живет на даче — у них два дома в деревне, в одном живут родители Юлии, в другом — сама Юлия с мужем и детьми. В городской квартире в Хамовниках, где мы встречаемся, они бывают, лишь когда детей нужно показать врачу.

В школу Саша тоже ходит в деревне.

Я спрашиваю Сашу, где ей больше нравится жить — на даче или в московской квартире.

— На даче! — громко, с восторгом отвечает Саша.— Там бабушка с дедушкой. И две собаки, Чарли и Джонни.

Мы оставляем девочку играть, Юлия ведет меня на кухню.

— Мама,— раздается ей вслед,— мне завтра подойти на шахматы и сказать, что я перехожу на «юного химика»?

— Давай я завтра сама зайду в школу и поговорю с учителем,— отвечает приемная мать.

«Я провела с ней в палате ночь после операции, держала за руку»

Выдержанная в молочных тонах кухня совмещена с гостиной, у окна огромный обеденный стол, на нем ягоды и фрукты. Юлия варит кофе в кофемашине, наливает его в красивые фарфоровые чашки.

Незадолго до моего прихода тут был врач, который осматривал Сашу. Недавно опека района Хамовники подала в суд иск о лишении родительских прав в отношении кровных отца и матери девочки. Судебное заседание начнется 27 сентября, и на нем должно быть представлено заключение от педиатра о состоянии здоровья ребенка.

— Этот же врач осматривал Сашу 15 месяцев назад, когда мы ее забрали домой из больницы,— уточняет Юлия.

— И что она сказала?

— Что Саша выросла на 10 сантиметров, подтянулась, и даже щитовидка немного уменьшилась в размере. Когда мы ее забирали, у нее и животик висел, и щечки, а щитовидка была увеличена. Стоило ей съесть сладкое — у нее кожа становилась сухой, как бумага, она вся чесалась. У моего сына тоже так — аллергическая реакция на сладкое. И я сказала детям, что сладкое даю раз в день после обеда или ужина — одну конфету или маленькую шоколадку. Конечно, если праздник какой-то, день рождения или Новый год, мы им все разрешаем есть, но я сразу даю антигистаминное средство и Лешке, и Саше.

Как Саша жила пять лет в больнице, Юлия не знает, девочка об этом ни разу не вспоминала.

— Иногда я только по каким-то ее фразам догадывалась о том, что там происходило. Когда Саша первый раз пошла с бабушкой в магазин, то увидев там на полке полуфабрикаты, сказала: «О, мой любимый доширак!» Потом я как-то приготовила куриный бульон с лапшой, она попробовала и говорит: «Вкусно, как ролтон».

Летом 2020 года Саша впервые увидела море.

— Она очень боялась даже подходить к воде,— вспоминает приемная мать девочки.— Кое-как под конец отпуска стала купаться в бассейне. А этим летом мы ездили — так ее уже нельзя было вытащить из воды. У меня вообще все дети, как дельфины, очень любят плавать.

По словам Юлии, здоровье у Саши сейчас в норме.

— У Саши слабое место — уши, мы ее забрали из больницы с хроническим отитом, и два-три раза в год у нее обострения. Но в остальном она мало чем отличается от других детей.

В прошлом году Саше понадобилась операция по удалению аденоидов, Юлия поехала с ней в больницу.

— Я ожидала, что она будет плакать, испугается, за руку довела ее до операционного блока, говорю: «Вот видишь, я тут остаюсь и буду тебя тут ждать. Ты боишься?» — «Нет, мама». Улыбнулась, помахала мне рукой и пошла. До этого мы несколько раз приходили в эту больницу на осмотры, и я все время брала с собой младших детей, чтобы Саша видела, что мы вместе пришли и вместе уходим. Я провела с ней в палате ночь после операции, после наркоза, лежала рядом, держала за руку. На следующий день нас выписали, и мы уехали домой.

«В первые недели это была девочка-маугли»

В начале 2020 года органы опеки отреагировали на то, что 6-летняя девочка живет в больнице, не имея к этому медицинских показаний, но имея при этом семью. Отца и мать Саши ограничили в родительских правах, и благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» стал искать девочке семью.

Юлия забрала ее из больницы домой 6 апреля.

— В первые недели это была девочка-маугли,— рассказывает Юлия.— При виде других людей она плакала, тряслась.

Уже началась пандемия, мы сразу из больницы поехали на дачу. У нас в одной деревне — и родительский дом, и наш с мужем. Мы сразу решили, что проведем с Сашей какое-то время втроем — я, муж и она, чтобы она быстрее к нам привыкла. Двое младших детей жили у моих родителей на соседней улице.

В первый же день она обошла все наши два этажа, сказала: «О, классно, давайте здесь жить». Но из комнаты, где мы жили вместе с ней, она практически не выходила — она привыкла мало двигаться, и ей сложно было ходить, двигаться. Она много играла в игрушки, а остального дома для нее как будто не существовало. Выходила из этой комнаты, только если я шла в туалет или на кухню, одна боялась оставаться и везде хвостиком следовала за мной. Если я в туалете — она стоит под дверью. Если я готовлю еду — она стоит рядом и держит меня за одежду.

— Вам было трудно? — уточняю я.

— Да, я, конечно, уставала. Младшие дети не висят на мне постоянно, они умеют себя занять, а Саша просто не отлипала. Она как будто боялась, что я исчезну, и все время страховала меня.

Целый месяц Саша не покидала дом. Постепенно Юлия стала готовить ее к выходу на улицу — объясняла, что там хорошо, не опасно, что кислород полезен для здоровья.

— Она поначалу категорически отказывалась. «Саша, пойдем гулять!» — «Зачем?» — спрашивает шепотом, как будто это что-то запрещенное. Потихоньку стали выходить во двор нашего дома, начинали с 10 минут, увеличивали понемногу. Если во двор заходили мои младшие дети, она пугалась и бежала в дом. Дети для нее были чем-то опасным, непонятным, она их боялась,— вспоминает приемная мать.— В конце мая мы купили ей самокат, велосипед, и она начала больше времени проводить на участке. А сейчас может играть во дворе часами.

Из комнаты, где осталась Саша, раздаются громкие возгласы. Я спрашиваю Юлию, все ли в порядке с ребенком, она улыбается:

— Она так играет. У нее хорошее воображение, и она очень увлекается в игре.

Когда Саша появилась в семье Юлии, она сильно раскачивалась перед сном: «Кровать ходуном ходила, она себя так убаюкивала». Засыпала она только с соской.

— Представляете себе, ребенку шесть лет, а она без соски не может жить,— говорит Юлия.— Через полгода соска где-то затерялась, мы обыскали весь дом, но новую покупать не стали. Вскоре Саша про нее забыла. Потом моя помощница по хозяйству нашла эту соску, и мы ее выкинули.

Только через полгода Саша стала передвигаться по дому самостоятельно — в этом ей помогли и младшие дети, и собаки, и бабушка, Юлина мама, к которой Саша очень привязалась.

— 19 марта (2021 года.— “Ъ”), когда ей исполнилось семь лет, мы вдруг заметили, что она изменилась,— рассказывает приемная мать.— Мы устроили праздник и сделали все, как она хотела: пригласили аниматоров в костюмах героев мультфильмов, заказали торт-minecraft, провели бумажную дискотеку. И в этот день она впервые от нас отделилась, пошла с остальными детьми и аниматорами в другую часть зала — играть, прыгать, танцевать. Мы все находились в одном помещении, и она иногда посматривала в нашу сторону, но за весь вечер подошла к нам лишь пару раз. Она наконец признала других детей. И с тех пор все уже становилось только лучше.

С младшим братом у Саши были сложные отношения — она его ревновала к маме.

— Маленькую Сашу она быстро приняла, с малышами ей было проще, а вот с Лешей — настоящая конкуренция,— продолжает Юлия.— Если Леша куда-то идет, Саша туда ни за что не пойдет. Если она берет игрушку, и окажется, что это Лешина, она ее бросит. Но сейчас она очень хорошо вошла в роль старшей сестры — учит младших, читает им книжки. Как-то слышу, она взрослым голосом говорит Леше: «Вообще-то, Леша, это моя игрушка. Тебе надо было спросить у меня разрешения. Я тебе не разрешала с ней играть». Недавно прыгали на батуте, и Саша предлагает: «Леша, давай поиграем в игру: как будто ты бездомная собачка, а я тебя нашла, и ты стал жить со мной». И очень долго играли. Меня это поразило — получается, что она осмысливает свой опыт в игре.

«Это мой ребенок»

Свою прежнюю семью Саша не вспоминает, а Юлия не спрашивает — с ребенком работает психолог, и, по его мнению, девочка сама должна начать такой разговор. Юлии психолог сказал, что у девочки была сильная депривация и отставание по всем сферам детского развития, но она быстро наверстывает упущенное.

Кровные родители Саши сперва требовали через органы опеки встречи с ней, но приемная семья решила, что девочке в период адаптации такие встречи не нужны, и отказала. С августа прошлого года, по словам Юлии, кровные родители в опеку не обращались, на связь не выходили.

Из своей прошлой жизни Саша общается только с дедушкой, отцом мамы.

— Это единственный человек, который приезжал к ней в больницу, и он ей иногда звонит, вот недавно поздравлял с началом учебного года. Один раз мы с ним встретились в кафе.

— Мама,— кричит Саша из комнаты. Юлия уходит и через несколько минут возвращается — Саша искала новый конструктор.

— Когда она стала называть вас мамой?

— Да почти сразу. Вот как младшие дети появились в доме, она услышала, что они меня так называют, и тоже стала.

Юле и Саше пора возвращаться в деревню — наутро девочке надо идти в школу.

Я спрашиваю:

— Как вы решились взять Сашу в семью?

После скандала, связанного с пятилетним пребыванием в больнице маленькой Саши, благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» стал искать ей семью. Требовались родители, которые смогут не только принять ребенка, развивать его, помочь социализироваться, восстановить здоровье, но и в случае необходимости вернуть его в кровную семью.

Ограничение в родительских правах может быть отменено судом, и тогда временные опекуны не смогут больше воспитывать Сашу.

Найти семью, которая готова отдать ребенку много сил и любви, а потом с ним расстаться, очень сложно. Для этого нужны профессиональные приемные семьи, которых в России официально нет.

— Лет с 18 я почему-то думала, что обязательно усыновлю ребенка,— вспоминает Юлия. Ее мама — давний доброволец в фонде «Волонтеры в помощь детям-сиротам», и, вероятно, это оказало на нее влияние.

— Сашину историю я слышала от мамы,— продолжает Юлия.— За новостями я не особенно слежу — учеба, дети, работа. Как-то мама мне написала: «А ты не хочешь забрать Сашу?» Я подумала, что они не могут найти кандидатов, и сразу ответила: «Да, конечно!» Она мне пишет: «Ты с мужем поговори». Я тут же спрашиваю мужа: «Ты не против?» Он отвечает: «Если ты уверена, то я не против». Я была уверена. Не знаю, как это объяснить. У меня есть силы, ресурсы, этому ребенку нужна семья, и, если никто не готов, как я могу пройти мимо? Для меня все было понятно. А сейчас у меня ощущение — это мой ребенок. Она даже похожа на меня — такие же глаза, цвет волос. Моя мама — ее бабушка, у них даже близорукость одинаковая.

Моя семья — ее семья. У меня ощущение, что она всегда с нами была. И я уверена, что никто у нас ее не заберет. Мы обязательно ее удочерим.

Саша выходит в коридор, чтобы попрощаться со мной.

— Мне очень приятно было с вами познакомиться,— говорю я.

— Взаимно! — отвечает Юлия.

— До свидания! — машет мне рукой Саша и, повернувшись к Юлии, уточняет:— Мама, а что такое «взаимно»?