Карл-Фридрих Шойфеле, Chopard

Сопрезидент Chopard Карл-Фридрих Шойфеле 25 назад создал предприятие в швейцарском Флерье, где производятся модели L.U.C, имеющие мануфактурные механизмы. Не удовлетворившись этим, он стал выпускать еще более редкие часы Ferdinand Berthoud. Карл-Фридрих Шойфеле пригласил во Флерье нескольких часовых журналистов, чтобы познакомить их с новинками и рассказать о своей работе.

— Здесь во Флерье в одном здании находятся мануфактуры L.U.C и Ferdinand Berthoud, а напротив стоит фабрика ваших промышленных калибров Fleurier Ebauches. В чем их связь и работают ли они вместе?

— Общность трех частей состоит в том, что в каждой люди работают с подлинной страстью. Во Fleurier Ebauches мы имеем дело с механизированным производством базовых калибров для наших часов. А в Ferdinand Berthoud мы стремимся создавать уникальные часы, настолько сложные, с такими тончайшими нюансами, что иногда мне приходится слышать: «Да они с ума сошли в этом "Берту"».

— Но это ведь разное производство с совершенно разными инженерами, дизайнерами и часовщиками?

— Во Fleurier Ebauches мы следим за временем, мы бьемся за то, чтобы собирать механизм на 15 минут быстрее, сохранив качество и точность. Это логика конвейера. В L.U.C часовщики, бывает, несколько дней собирают свои механизмы от А до Я, настраивают их, регулируют, а потом ставят свою подпись.

— Производство L.U.C очень невелико, примерно 4–4,5 тыс. часов в год?

— У меня нет ни малейшего желания его увеличивать. L.U.C — это нишевая марка, и для нас лучше оставаться в этих пределах, потому что много вокруг примеров, когда бренды от жадности выпускают слишком много, в ущерб качеству и эксклюзивности продукта. Да и в определенном смысле в L.U.C, и тем более в Ferdinand Berthoud, у нас такие требования к качеству, что даже если бы мы захотели, мы не смогли бы увеличить производство, скажем, на 50% как по мановению волшебной палочки. Какие-то модели более востребованы, какие-то менее, но их не хватает на всех желающих. Это ручное производство, часовщик может затянуть со сборкой, мастер циферблата может ошибиться при обжиге эмали, в результате накапливается опоздание: неделя, три, шесть. Это часть нашей работы, такие же проблемы у всех, кто делает «человеческие» часы.

— Но столь малое количество выпускаемых часов при большом спросе неминуемо порождают дефицит, перепродажи, спекуляции.

— Это печально, на мой вкус. Деньги не главное в часах.

Мы работаем для тех, кто страстно любит часовое дело, чтобы позволить им купить настоящее произведение часового искусства.

Мы не хотим поощрять бездушную спекуляцию. Но опять же это общая проблема. Так бывает сейчас даже с теми часами, которые выпускаются десятками тысяч.

— Ваша мануфактура L.U.C празднует 25-летие. Какие моменты за эти годы были самыми приятными? Какая из моделей вам дороже всего?

— Лучшие моменты — это, конечно, каждый раз, когда вы держите в руках механизм и слышите «тик-так», а инженеры подтверждают, что мы пришли к финишу — после мук рождения нового калибра, потому что, когда вы начинаете разработку, вы не всегда знаете, что вам предстоит. Самым запомнившимся механизмом был, конечно, первый L.U.C 1.96. Сколько было эмоций. Я, признаться, даже хотел надеть его на встречу с вами.

— Раз вы его так любите, у вас не было соблазна его переиздать?

— Я иногда думаю о переизданиях. Но это надо делать с осторожностью. Мы, например, выпустили крошечное переиздание первой модели L.U.C 1.96 вместе с нашим другом Вей Ко, владельцем Revolution Magazine. Всего пять часов. Был сумасшедший успех, к тому же там был циферблат, который мы раньше никогда не делали. В идею точно воспроизводить старые модели я не очень верю.

— Скоро заканчивается патент на кремниевые спирали, и их смогут использовать все часовые производства. Будете ли их использовать вы?

— Когда патент на кремниевые спирали закончится, без всякого сомнения, мы применим их для механизмов Fleurier Ebauches. Что касается L.U.C и Ferdinand Berthoud, я все же сторонник часового дела на старый манер. В кремниевых узлах меня беспокоит невозможность регулировки. Важное часовое умение может исчезнуть как таковое. Недавно мы закупили для нашей мануфактуры старые машины 1950–1960-х годов, чтобы заново учиться делать часы по прежним канонам, вместо того чтобы по нынешней моде производить их на компьютерах и станках с числовым программным управлением. Если мы потеряем ручную составляющую профессии, мы потеряем саму душу часового искусства.

Записал Алексей Тарханов