Умерла Ирина Паперная

Через пять дней после своего 80-летия ушла из жизни Ирина Паперная — продюсер, основатель клуба «Китайский летчик Джао Да». Каждый, для кого ночная жизнь ассоциировалась не только с досугом, но и с культурой, последние 30 лет так или иначе попадал под очарование заведений, которые Ирина Борисовна растила как детей, и нередко — под ее собственное очарование в бесконечных застольных разговорах под старыми абажурами. Эти бдения в «Белом таракане», «Максиме Максимыче», «Китайском летчике» и «Мастерской» заменили Москве интеллигентские кухни, которые остались в советском прошлом.

Ирина Борисовна Паперная росла в семье своего дяди — критика и литературного пародиста Зиновия Паперного. Ее двоюродный брат Владимир Паперный — искусствовед, автор классической книги о сталинской архитектуре «Культура Два». В 1980-е ее семья жила в конструктивистском жилмассиве на Русаковской, и там, в одном из первых кооперативных кафе «Мэй Хуа», ей случилось одно время работать вместе с китайцем Владимиром Джао. Клубов как таковых не было, и завсегдатаями китайского кафе стали любители бесед за полночь Артемий Троицкий, Гарик Сукачев, Андрей Макаревич, Роман Виктюк, Владимир Познер и многие другие персонажи артистической и политической Москвы. После спектаклей в «Театре у Никитских ворот» останавливался покурить с Владимиром Джао молодой актер Алексей Паперный.

Потом дела у Владимира Джао резко пошли вверх, и в конце концов он стал генеральным компании «Аэромар», которая обеспечивает питанием рейсы «Аэрофлота», а также Korean Air, Air France, KLM, Air China и других. А мать и сын Паперные занялись клубным бизнесом, протаптывая дорожку в полную неизвестность: в перестроечной Москве просто никто не знал, как открывают клубы и что там делают.

Основанный ими «Белый таракан» был первым в Москве закрытым клубом с проходом по членским карточкам. Именно там, в «Белом таракане», свои силы на ниве клубного дизайна попробовал художник Петр Пастернак. Клуб просуществовал всего девять месяцев и закрылся в результате бандитских разборок. Еще один клуб, «Максим Максимыч», сгорел. Но об Ирине Паперной уже писали в зарубежной прессе как о «крестной матери клубной Москвы».

В 1999 году, практически сразу после дефолта старый друг Владимир Джао предложил Паперным сделать клуб в подвале по адресу Лубянский проезд, 25.

Когда господин Джао покупал этот объект недвижимости, легче всего было назвать его шашлычной — там был весь антураж кооперативного ресторана, включая зеркала на потолке. Клуб построили за месяц.

Как позднее отмечали Паперные, денег, которые отдал за него Владимир Джао, сейчас не хватило бы и на маленький бар.

Через дорогу от администрации президента, в квартале от Лубянки устроили клуб, у которого не было никакой концепции. Алексей Паперный придумал вместо нее сказку о летчике Джао Да, для которого не существует границ, потому что он летает на своем самолете ниже зоны действия локаторов. Алексей Пастернак воплотил эту историю в дизайне клуба — истории из жизни Летчика написаны прямо на стене клуба напротив сцены.

Реальный Джао помог привезти в подвал самолетное крыло и сделать из него барную стойку.

В конце 1990-х под музыкой для клубов понимали техно, но «Китайский летчик» был точно не про техно. Музыку стали возить из Санкт-Петербурга. На первом концерте в клубе выступали «Запрещенные барабанщики», прогремевшие с хитом «Убили негра», но «резидентами» раннего «Летчика» были питерцы Tequilajazzz, «Кирпичи», Markscheider Kunst и «Ленинград». Клуб стал московским домом для 5’Nizzы, Нино Катамадзе, Billy’s Band, Zdob Si Zdub, «Бумбокса», группы «Я и друг мой грузовик». Вокруг «Китайского летчика» сложилось свое музыкальное комьюнити, которое стало развиваться в направлении спектаклей, фестивалей, а потом и филиалов «Летчика», которые открылись в Санкт-Петербурге, Ярославле и черногорском Которе.

А на стене материнского клуба висели почтовые ящики с именами завсегдатаев: «Дмитрий Дибров», «Артемий Троицкий», «Пелагея» и так далее. Любой музыкант мог опустить туда CD-болванку со свеженарезанным демо и получить рецензию от журналиста, а то и концертный ангажемент.

Французский антиглобалист Ману Чао неделю тусовался в «Китайском летчике», практически не покидая его стен, — настолько нравился ему здешний дух. Заведение полюбил Эмир Кустурица, Жанна Агузарова набивалась здесь в друзья тогда еще никому не известной группе Kaizer Chiefs, а саксофонист Анатолий Герасимов джемовал с шансонье Нильдой Фернандесом.

Концертная программа делалась руками Алексея Паперного и команды арт-менеджеров. А атмосфера родного дома — это, конечно, была заслуга Ирины Борисовны Паперной. Как написал художник Федор Павлов-Андреевич, «Ира провела 95% своей жизни, улыбаясь».

Как она смогла сохранить эту улыбку после всего, что произошло с ее семьей и с ее страной? Дед, один из руководителей Наркомата путей сообщения, застрелился в 1936 году, решив не дожидаться уже назначенного, как выяснилось позже, ареста. Отец погиб на войне спустя год после ее рождения. Мать работала в химической лаборатории в Челябинске и в молодом возрасте заработала лучевую болезнь, из-за которой в последние годы жизни вообще не могла ходить.

Тем не менее сама Ирина Паперная в 28 лет защитила кандидатскую диссертацию по химии.

Однако в НИИ по биологическому испытанию химических соединений в Купавне, куда Ирину Паперную позвал директор института Лев Пирузян, она занималась преимущественно культурой. Например, организовала выступление Владимира Высоцкого, из-за чего позднее Марк Розовский вывел ее в качестве главного персонажа в пьесе «Концерт Высоцкого в НИИ». До своих 40 лет Ирина Паперная успешно совмещала науку и театр, сотрудничая с Марком Розовским, Гедрюсом Мацкявичюсом и Олегом Табаковым. Когда Марк Розовский позвал Ирину Борисовну работать в свою новую студию «Наш дом», должность для нее он определил очень просто: «Ира Паперная». Хотя в бумагах все же значилось «заведующий литературной частью».

Ирина Борисовна Паперная говорила, что прожила в Москве несколько жизней — ученого, завлита, управляющего клубами.

Сейчас ее вспоминают по той жизни, что началась, когда, объехав вместе со спектаклем своего сына «Твербуль» весь мир, она решила строить пространство свободы в родном городе. Одно пространство, другое, третье… В конце жизни она получила израильское гражданство, но в интервью говорила, что из Москвы уедет вряд ли. Москва была ее родным домом, но и к ней в клубы приходили, как домой. Как объяснить одним словом, кем она была в «Летчике» и кем она была в Москве? Какой-то, наверное, всеобщей мамой, без которой в нашем городе было бы гораздо меньше тепла.