Почему в России права взрослых важнее прав ребенка

В семейных спорах, связанных с опекой над детьми и участием взрослых в их жизни, часто не учитываются интересы ребенка. Президент благотворительного фонда «Юристы помогают детям», адвокат Виктория Дергунова, рассказала спецкору “Ъ” Ольге Алленовой, почему так происходит, какого решения она ждет от суда в отношении восьмилетней девочки, прожившей почти шесть лет в больнице по решению биологических родителей, и почему приемная семья в Ростове-на-Дону не пускает к своим подопечным родную бабушку.

«Родителей ограничили в правах не за то, что они заточили ребенка на шесть лет в больнице»

— Вы представляете в суде интересы приемной семьи, которая забрала из больницы девочку Сашу, прожившую там почти шесть лет по решению биологических родителей. Суд начался в октябре. Как вы думаете, какое решение он примет?

— Пока еще ни одного заседания по существу не было, потому что органы опеки и попечительства, которые участвуют в деле, не представили в суд акт обследования жилищно-бытовых условий биологических родителей ребенка.

— Кто предъявил кровным родителям Саши иск о лишении их родительских прав?

— Иск предъявлен в адрес кровных родителей Саши органами опеки и попечительства района Хамовники. А семья опекунов, где сейчас живет Саша, привлечена к участию в деле в качестве третьих лиц, чьи интересы могут быть затронуты решением суда. Их право продолжить жить вместе с Сашей и воспитывать ее я и защищаю.

— Почему органы опеки до сих пор не смогли представить акт обследования жилищно-бытовых условий кровных родителей девочки в суд?

— По их словам, они не могут попасть в квартиру к родителям ни по месту их регистрации, ни по месту фактического проживания. Тем не менее органы опеки Хорошевского района (в этом районе зарегистрирована кровная семья ребенка.— “Ъ”) уже представили заключение по делу, в котором указали, что кровных родителей целесообразно лишить родительских прав. Следующее заседание назначено на ноябрь — мы надеемся, что органы опеки представят необходимые документы и суд рассмотрит спор по существу с вынесением решения.

— Можно ли назвать это дело беспрецедентным?

— Несомненно. До того как история Саши получила общественный резонанс, трудно было даже представить себе, что, оказывается, ребенка можно воспитывать, сняв ему палату в больнице (пусть даже в одном из лучших перинатальных центров страны), будто в гостиничном номере, заселив его туда с нянями и полностью огородив от мира на шесть лет. Дело вызвало такое широкое обсуждение, потому что многим людям было непонятно, является это надлежащим воспитанием или лишением свободы, что будет с ребенком, если его забрать из больницы, куда девочка попадет и будет ли ей там лучше.

— А вы как считаете — это надлежащее воспитание или нет?

— Надлежащее воспитание — это не только достойное содержание ребенка, обеспечение ему комфортных условий жизни — в случае Саши это жизнь в стерильных условиях стационара, где она не представляла себе другого мира, кроме больничных палат, и была фактически изолирована от общества, от семьи, став невольным заложником медицинского учреждения. Надлежащее воспитание — это обеспечение физической, психологической, моральной и духовной целостности ребенка, содействие его развитию в условиях, адекватно отвечающих его возрасту и потребностям, это проживание в семье, в конце концов, и сохранение связей с ней, если такие связи не наносят вред ребенку.

Разве можно говорить о счастливом детстве ребенка, лишенного любви и заботы со стороны родителей, которые фактически самоустранились от участия в его жизни и переложили ответственность за него на посторонних людей без уважительных причин?

У каждого ребенка есть базовые права: жить и воспитываться в семье, общаться с близкими родственниками, с братьями и сестрами, с бабушками и дедушками, жить в безопасной и благополучной среде, свободной от жестокого с ним обращения. В период пребывания в перинатальном центре Саша была лишена любви и физической заботы со стороны родителей, возможности играть и общаться со сверстниками, познавать окружающий мир, получать образование, ее жизненный опыт травматичен, а история жизни и детства этой девочки до попадания в приемную семью — пример наихудшего проявления пренебрежения и эмоционально жестокого обращения. В связи с тем что органы опеки затянули процедуру признания девочки фактически оставшейся без попечения родителей, у нее появились признаки психологических расстройств, устранением которых весь прошлый год занимались психологи — и с Сашей до сих пор работает психолог. Ей понадобилась профессиональная помощь, чтобы справиться с проблемами, которые возникли в результате поведения родителей.

Когда мы узнали о Саше, у нас тоже первый вопрос был: неужели в детском доме ей будет лучше, чем в больнице с нянями, к которым она привыкла и привязалась? И когда мы подключились к решению ее жизненной ситуации, главной задачей было понять, какое будущее ждет Сашу. Если мы будем настаивать на ограничении родительских прав, куда передадут ребенка из больницы?

Разумеется, о помещении Саши в детский дом речи не шло — ребенок и так был травмирован.

Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам», который и привлек меня как адвоката для помощи в этом деле, стал искать для девочки приемную семью. И через какое-то время семья нашлась, поэтому после ограничения кровных родителей в правах Саша сразу из больницы поехала к ним домой.

— Что стало юридическим поводом для иска об ограничении родительских прав кровных родителей Саши?

— Это очень интересный вопрос. Родителей ограничили в правах не за то, что они заточили ребенка на шесть лет в больнице, а за то, что они не исполнили решение суда. Когда история Саши получила общественный резонанс, перинатальный центр, где она жила, обратился в Гагаринский районный суд города Москвы, требуя, чтобы родители забрали девочку из больницы, поскольку договор с ними учреждение расторгло, но ребенка они не забрали. Гагаринский райсуд установил, что родители, настаивавшие на нахождении ребенка в стационаре, не предоставили достаточных доказательств и уважительных причин, требующих пребывания ребенка в больнице. И этот иск перинатального центра к родителям суд удовлетворил. Но, несмотря на вступившее в законную силу решение суда, родители девочку не забрали. И уже только после этого органы опеки и попечительства обратились в Пресненский районный суд с иском об ограничении кровных родителей в правах, мотивируя это тем, что такое поведение родителей нарушает интересы ребенка.

Суд установил, что родители по собственной воле уклоняются от исполнения своих обязанностей в отношении Саши и оставляют дочь в условиях стационара после ее выписки из больницы, и принял решение об ограничении их в родительских правах.

— Раз ограничение родительских прав наступило не из-за того, что ребенок жил шесть лет в перинатальном центре, значит, иск о лишении родительских прав может быть не удовлетворен?

— Ограничение в родительских правах поддержали суды трех инстанций, каждая из которых согласилась с тем, что родители безосновательно ограничили свою дочь в праве жить и воспитываться в условиях семьи, праве общения со сверстниками, праве на полноценное физическое, психологическое, духовное развитие, оставив ее проживать в стационаре и уклоняясь от исполнения решения суда, обязывающего их забрать ее домой.

И я ожидаю, что и на этот раз Пресненский районный суд примет решение исходя из интересов ребенка.

А в эти интересы не входит возвращение девочки родителям. И единственный способ защитить ее — лишить родителей родительских прав.

Ограничение в родительских правах носит временный характер и устанавливается на шесть месяцев, в течение которых родителям дается возможность изменить свое поведение, а в случае, если они этого не сделали, органы опеки обязаны обратиться в суд с иском о лишении родительских прав. В деле Саши иск о лишении родителей родительских прав был подан даже не через шесть месяцев, а через полтора года — и за это время ее родители так и не приняли никаких мер к тому, чтобы исправить ситуацию, установить контакт с ребенком, сформировать с ней привязанность, окружить девочку вниманием, любовью и заботой. Этим иск и мотивирован.

— Многие люди не понимают, за что у кровных родителей отнимают ребенка: они его не били, не мучили, ребенок не голодал, жил в тепле, имел рядом медицинскую помощь. Действительно ли по закону нахождение Саши в больнице представляло для нее опасность?

— Строго говоря, никто не отнимал и не отнимает ребенка у родителей, потому что ребенок с родителями не находился и в семье не жил. И это самый важный и принципиальный вопрос в деле Саши: никто ребенка из семьи не забирал, потому что семья так и не забрала ребенка из больницы. И говорить об отобрании ребенка у родителей некорректно — хотя бы по той причине, что сейчас в деле о лишении родительских прав от них нет никаких встречных требований, например об отмене ограничения родительских прав и передаче ребенка на воспитание.

— То есть родители не предпринимали попыток вернуть ребенка?

— Фактически нет. Было решение Гагаринского районного суда, обязывающее родителей забрать ребенка в семью, которое они не исполнили. Сейчас органы опеки обратились в суд с иском о лишении родительских прав — и снова никаких встречных требований родители не выдвигают.

Ни о том, чтобы им обеспечили доступ к ребенку, ни о том, чтобы суд определил порядок их общения с ребенком, ни о том, чтобы им не чинили препятствий в общении с ним — ни о чем таком они не просят.

Поэтому говорить о том, что кто-то забирает у родителей ребенка, в этом деле нельзя.

Пока действует ограничение родительских прав, опекуны не могут удочерить Сашу, а удочерение полностью соответствует ее интересам. У девочки с приемной семьей сложилась устойчивая, крепкая, эмоционально положительная привязанность, она называет опекунов мамой и папой, воспринимает их как родителей, считает их родными, близкими людьми, своей семьей. И эта семья делает все возможное для улучшения состояния и качества жизни Саши. Поэтому мы считаем важным юридически разрешить эту ситуацию неопределенности, когда кровные родители хотя и существуют, не интересуются воспитанием ребенка, а опекуны не могут удочерить девочку.

— Я все же хочу уточнить: обычно закон позволяет лишать прав родителей, которые совершают в отношении ребенка действия, угрожающие его жизни и безопасности. Можно ли считать действия родителей в отношении Саши угрозой ее жизни и здоровью?

— На протяжении более пяти лет ребенку причинялся психологический и физический вред в результате злоупотреблений и пренебрежения со стороны родителей. И даже если предположить, что органы опеки и попечительства действительно, как они утверждают иногда в других делах, не видели оснований, по которым девочку было необходимо незамедлительно передать под опеку, ей все равно был причинен вред. Как отмечает Европейский суд по сходным делам, тяжесть ущерба, причиненного ребенку, напрямую зависит от продолжительности злоупотреблений, и этот фактор является главным при определении нарушения 3-й статьи Конвенции ООН о правах ребенка.

Перечень оснований, по которым родителей можно лишить родительских прав (установленный в статье 69 Семейного кодекса), действительно не очень большой, но случай Саши подходит как минимум под два из них: родители уклоняются от выполнения обязанностей и отказываются без уважительных причин забрать своего ребенка из медицинской организации. Однако кроме этого перечня есть еще одно основание для лишения родительских прав: если родители были ограничены в правах и в течение шести месяцев не изменили свое отношение к ребенку и свое поведение, за которое они были ограничены в правах. Это основание — одно из главных в деле Саши.

— То есть перекладывание родительских обязанностей на квалифицированных людей — врачей, медсестер, нянь — может быть признано ненадлежащим исполнением родительских обязанностей? Многие люди думают, что лишить родителей прав можно, только если они бьют ребенка, не кормят его. А тут не физическое насилие, не голод, а именно устранение от эмоционального контакта с ребенком, неучастие в его воспитании стали причиной для иска.

— Да, разумеется, при условии, что ребенок не живет вместе с родителями, не воспитывается в семье. В нашей практике бывают случаи, когда бабушки, воспитывающие внуков, лишают родительских прав своих детей, которые живут в другом городе или стране и не общаются с ними, никак не участвуют в их жизни. А в данном случае мы в принципе говорим о чужих для девочки людях.

Самоустранение родителей от воспитания ребенка, игнорирование его потребностей без уважительных причин свидетельствуют об эмоционально жестоком к нему отношении. Поведение родителей на протяжении всей жизни Саши осуществлялось в противоречии с ее интересами, наносило вред ее здоровью, являлось опасным для нее и представляло собой психологическое насилие.

«Приезжает полиция, фиксирует, что бабушку не пускают к внукам — и на этом все заканчивается»

— У вас были похожие дела?

— Были. Например, есть история, в которой родители после развода устроили свою личную жизнь, двое их общих детей остались жить у дяди и тети и воспитывались ими. В какой-то момент те решили оформить опеку в отношении детей, чтобы иметь возможность защищать их права и интересы. Дети не могут полноценно получать медицинские и образовательные услуги без участия законных представителей. Сейчас мы как раз ведем переговоры с родителями этих детей, нам уже удалось в досудебном порядке договориться о выдаче доверенности на воспитание детей на дядю и тетю и избежать иска о лишении родительских прав или ограничения в них.

В другом моем деле родители занимались построением карьеры, пока ребенок жил у бабушки, и длился этот период десять лет. В пубертатный период у него начались проблемы в школе, школа спрашивала, где родители или официальные представители ребенка, с бабушкой никто не хотел обсуждать его проблемы. Родители отказались оформлять какие-либо документы для того, чтобы бабушка могла стать либо опекуном ребенка, либо представлять интересы ребенка в образовательных, медицинских и иных организациях. Сами тоже в эти организации не ходили. В результате бабушка была вынуждена обратиться в суд с иском об ограничении в правах родителей для того, чтобы оформить опеку над внуком. Родители, в свою очередь, обратились в суд со встречным иском о передаче ребенка им на воспитание. По их словам, бабушка отказывалась отдать им ребенка. Сама же бабушка утверждала, что ребенок не хотел жить с родителями и не был к ним привязан, поскольку фактически их не знал. Суд принял решение передать ребенка родителям, но с адаптационным периодом, то есть в течение полугода родители должны были наладить отношения с ребенком и только после этого его забрать. Бабушке отказали в иске об ограничении родителей в правах. Эта ситуация как раз показывает, что, если родители проявляют заинтересованность в жизни ребенка, хотят с ним жить, воспитывать его, суд всегда встанет на их сторону.

— Вы представляли в суде Аллу Гранальскую, которая несколько лет при помощи фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» пытается отсудить внуков: сначала она добивалась встреч с ними у государства, теперь — у приемной семьи. Мы вообще можем называть ее фамилию?

— Да, можем, Алла дала согласие на раскрытие адвокатской тайны.

— У нее есть трое внуков, и, когда их мать умерла, детей отдали в приемную семью, а не бабушке. Расскажите, что же там произошло?

— В Москве одной семьей жили мама, папа, трое детей и бабушка по отцовской линии. Мама детей была выпускницей детского дома, она не установила отцовство в отношении детей юридически, чтобы получать от государства определенные льготы. Выпускники детских домов так часто поступают. Отец не был вписан в свидетельство о рождении детей и формально был для них посторонним, не говоря уже о бабушке (его матери). После ее смерти он уехал на родину — для установления отцовства ему не хватало документов, и ему пришлось их восстанавливать на Украине. Детей временно взял в семью дядя, ранее не принимавший участия в их воспитании, и через два месяца сдал их в детский дом, ничего не сказав об этом бабушке. Опека бабушку тоже не уведомила. Вернуться назад отец не смог: при въезде в Россию он узнал, что ему навсегда запретили въезд в страну. Для установления отцовства отцу не хватало документов — ему пришлось ехать за ними на Украину, откуда он был родом. Но вернуться назад он не смог: при въезде в Россию он узнал, что ему навсегда запретили въезд в страну. Уже второй год он пытается его оспорить. В это же время параллельно бабушка начала собирать документы для того, чтобы установить свое родство с детьми и забрать их из детского дома. Из-за правовой неграмотности она полтора года потратила на подачу в суды неправильно оформленных исков. Все это время ей не разрешали навещать детей, не предоставляли информацию о них.

По направлению органов опеки и попечительства она даже прошла школу приемных родителей, чтобы установить опеку над внуками. Но когда в органах опеки не приняли ее очередное заявление об опеке над детьми и в очередной раз не разрешили ей встречу с внуками, Алла вместе с представителем фонда записалась на встречу в департамент социальной защиты Москвы, где им сообщили, что на самом деле дети уже несколько месяцев живут в семье, в другом регионе.

Алла поехала в Ростов-на-Дону, уже там подала иск об установлении родства с детьми и определении порядка общения с ними. Суд назначил молекулярно-генетическую экспертизу, которая показала, что предполагаемое родство бабушки и детей составляет 99,9%. Но даже несмотря на это, суд все равно отказал ей в удовлетворении заявленных требований, указав, что, во-первых, ДНК-экспертиза не является достоверным доказательством наличия родства, а во-вторых, бабушка преждевременно подала такой иск, поскольку ее сын — отец детей — еще не установил свое родство с ними.

— Это действительно так? Бабушка не может подать такой иск?

— Конечно, может. У бабушки есть свой независимый правовой статус близкого родственника и свое независимое право его самостоятельно защищать, то есть всеми доступными ей способами добиваться общения с внуками. Никто не может поставить возможность реализации бабушкой своих прав в зависимость от реализации соответствующих прав родителями. Вне зависимости от того, как родители относятся к детям, хотят или не хотят устанавливать свое родство с ними, другие близкие родственники имеют право подавать иски на общение с ними.

Кроме этого суд первой инстанции даже не опросил старшего внука Аллы, который достиг возраста 10 лет и имел право быть заслушанным в суде по существу спора.

Когда суд первой инстанции отказал Алле в заявленных требованиях, фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам» попросил нас оказать ей правовую помощь в суде апелляционной инстанции. Тогда мы с ней и познакомились. Мы составили и подали апелляционную жалобу в Ростовский областной суд, указали в ней все нарушения, которые были допущены при рассмотрении дела. Слушания были открытые, дело широко освещалось в средствах массовой информации, что позволило детально разобраться во всех его обстоятельствах в суде апелляционной инстанции. Родство бабушки и детей уже не было спорным фактом и не подвергалось сомнению. В дополнение к генетической экспертизе мы привели свидетелей, которые знали эту семью в Москве и смогли дать пояснения об их жизни, предоставили фотографии бабушки и детей за время их совместного проживания. Судьи опросили старшего ребенка, с ним беседовали около 30 минут, и из его слов и поведения стало понятно, что приемные родители настраивают детей против бабушки, в связи с чем мы попросили суд назначить психологическую экспертизу по привязанности бабушки и детей, чтобы выяснить, какой порядок общения с ней в большей степени будет соответствовать их интересам.

Когда мы получили результаты судебной психологической экспертизы, то были потрясены.

Мы, конечно, понимали, что приемная семья настраивает детей против бабушки, иначе она не препятствовала бы их общению, но из этой экспертизы стало понятно, что дети живут в тяжелой психотравмирующей ситуации: они убеждены, что их бабушка якобы убила их мать, а потом отказалась от внуков, никогда их не искала. Им также сказали, что их отец умер в тюрьме. И дети считали, что должны отомстить бабушке, когда вырастут.

После ознакомления с экспертизой судьи меня спросили: «Как при таком отношении детей к бабушке устанавливать им порядок общения с ней? Разве это не жестокое обращение — заставлять их общаться с бабушкой против их воли, при таком настрое?»

— Логичный вопрос.

— Я так не считаю. Учет мнения детей не равен согласию с ним, потому что мнение ребенка может быть сформировано под чужим влиянием и основываться на ложных фактах, искаженных представлениях, банальном незнании каких-то событий. Оно может быть результатом настраивания, давления, и разве мы можем поощрять такое настраивание и давление?

Я спросила суд: разве это правильно — оставить детей жить с убеждением, что бабушка убила их мать, что отец умер, что они никому не нужны? Разве поддержание такого рода лжи не является таким же жестоким обращением с детьми, но уже со стороны государства: суда, органов опеки и попечительства?

Ведь когда они вырастут, то могут исполнить свое намерение — убить бабушку, и не будем ли мы через десять лет сидеть в этом же зале и рассматривать уже уголовное дело с их участием? Кто тогда будет в этом виноват, если не мы?

Мне показалось, что этот аргумент изменил мнение судей, изначально настроенных отказать бабушке в общении с внуками.

В результате суд определил график встреч бабушки и детей, обязал приемных родителей не чинить им препятствий в общении. Но приемные родители категорически отказываются исполнять решение суда, а это свидетельствует о том, что они действуют не в интересах детей. Судом установлено, что в интересах детей — видеться с бабушкой.

— То есть, несмотря на решение суда, бабушка с внуками не видится?

— Да, хотя есть судебный акт, который вступил в законную силу и в котором указано, когда и как она может видеть детей. Суд постановил, что бабушка общается с детьми в присутствии психолога, которая знакома с ситуацией и даже приезжала на одно из заседаний суда апелляционной инстанции. Психолог, как и бабушка, приезжает из Москвы в Ростов-на-Дону, но ни бабушку, ни психолога приемные родители не пускают на территорию дома, где живут дети. Приезжает полиция, фиксирует, что бабушку не пускают к внукам, и на этом все заканчивается.

Важно сказать, что во время судебно-психологической экспертизы дети сообщили экспертам о применении в приемной семье насильственных методов воспитания (могут ударить ремнем, ударили веником, когда ребенок заснул на асфальте), выполнении домашних обязанностей не по возрасту.

Судебные эксперты единодушно высказались о необходимости коррекционной работы каждого ребенка с психологом из-за тяжелого эмоционального состояния детей и вероятных ошибок воспитательных стратегий, избранных приемными родителями.

Когда мы пришли на последнее, четвертое заседание, судьи задали органам опеки и попечительства вопрос: какие меры были ими приняты после того, как они ознакомились с экспертизой. Хочу отметить, что органы опеки с экспертизой ознакомились только на заседании. Поэтому, конечно, на вопрос суда им было нечего ответить. Но и после суда они все равно не сделали ничего, даже зная о том, что дети живут в психотравмирующей обстановке.

Это поразительно: приемная семья заключила договор с органами опеки и попечительства о воспитании детей. За эту работу приемные отец и мать получают от государства зарплату. Неблагоприятные условия для содержания, воспитания и образования детей, сложившиеся в приемной семье, создание препятствий в общении бабушки с внуками, неисполнение вступившего в законную силу судебного акта — все это является серьезными основаниями для расторжения договора с приемной семьей. Такой договор может быть расторгнут органами опеки и попечительства во внесудебном порядке.

И мы обратились в органы опеки и попечительства с вопросом, считают ли они основанием для расторжения договора с приемной семьей тот факт, что эта семья не исполняет закон?

И что вообще было сделано органами опеки и попечительства после того, как они ознакомились с результатами экспертизы в суде?

Пришли ли они по месту жительства приемной семьи, проверили ли, как живут там дети? Но орган опеки и попечительства не предоставил нам информацию об этом. На обращения Аллы о том, что приемная семья не позволяет ей видеться с детьми и не выполняет решение суда, они тоже не реагируют.

«Цель Конвенции о правах детей — защита не теоретических или иллюзорных, а конкретных прав ребенка»

— Судя по рассказанной вами истории о детях и бабушке, органы опеки не всегда выполняют свои прямые обязанности.

— Да, я считаю, что в конкретной ситуации — не выполнили. У них есть шаблонные решения для распространенных жизненных ситуаций, а индивидуального подхода к ребенку и учета его интересов нет. Они боятся принять нестандартное решение, боятся, что после этого их привлекут к ответственности за превышение должностных полномочий, самоуправство. В итоге мы имеем такие запущенные ситуации, которых могло не быть, если бы органы опеки работали деликатно, учитывая обстоятельства каждого конкретного дела.

— Что вы планируете делать дальше?

— Обращаться в суд и требовать расторжения договора о приемной семье и передачи детей на воспитание бабушке.

— Это возможно?

— Конечно. Но мы-то полагали, что нам вообще не нужно будет идти для этого в суд. Это задача органа опеки и попечительства — разобраться, почему приемная семья, выполняющая свои функции на основании договора с государством и получающая от него зарплату за воспитание детей, не исполняет решение суда, вступившее в законную силу.

— А бабушка готова забрать детей к себе домой?

— Конечно. Она всегда хотела их забрать.

— Вы несколько раз использовали термин «интересы ребенка», но, насколько мне известно, в законодательстве нет его четкого определения. И поэтому суды и органы опеки порой отстаивают интересы взрослых, а не детей. Вы с этим согласны?

— Да, действительно, несмотря на то, что в Семейном кодексе многократно употребляется термин «интересы детей», его значение и содержание нигде не раскрываются. Меня суды часто спрашивают, что я понимаю под «интересами детей», когда говорю, что их надо принять во внимание в первую очередь. Я всегда отвечаю, что, как написано в Семейном кодексе, ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, знать свое происхождение, общаться с близкими родственниками. И соблюдение этих прав ребенка соответствует его интересам, а нарушение — не соответствует.

Надо учитывать также, что Конвенция ООН о правах ребенка, как и другие «детские» законы,— это живые инструменты, а не застывшие и их можно и нужно трактовать в свете современной жизни и каждой конкретной ситуации.

Интересы ребенка не могут быть определены путем применения общей правовой презумпции. Очень важно в каждом случае определять, что именно является интересами конкретного ребенка.

Такова международная практика. Исчерпывающего перечня факторов быть не может. Нужно учитывать возраст, зрелость, высказанные желания ребенка, вероятное воздействие на него условий, при которых он потерял семью, его отношения с родственниками.

В судебной практике ЕСПЧ «интересами ребенка» прежде всего считаются сохранение связей с семьей, если не установлено, что эти связи являются нежелательными, а также возможность его развития в здоровой среде. В интересах ребенка — психологическая стабильность и развитие, благополучие, здоровье, соблюдение его прав и свобод.

— Но если ребенок имеет право воспитываться в биологической семье, то, значит, в отношении девочки Саши суд тоже может принять решение о возвращении ее в биологическую семью?

— Хотя Конвенция провозглашает принцип, что наилучшим интересам ребенка отвечает сохранение его семейных связей с родителями, в деле Саши перевешивает необходимость обеспечить ее развитие в безопасной и благоприятной среде.

Повторю: цель Конвенции о правах детей — защита не теоретических или иллюзорных прав ребенка, а конкретных, то есть необходимо отталкиваться от каждой ситуации, от каждого ребенка, от каждой семьи. Например, ребенок рос с мамой и бабушкой, папа ушел из семьи и самоустранился от его воспитания много лет назад, потом мама умерла, ребенок остался с бабушкой — и вдруг появляется биологический отец и требует отдать ребенка ему, аргументируя это своим преимущественным правом на его воспитание. Да, по закону он действительно имеет такое право: он родитель, не лишенный родительских прав и не ограниченный в них, да и ребенок имеет право жить и воспитываться в семье своими родителями.

Но суд не должен в такой ситуации заниматься прогнозированием, сможет ли отец воспитывать ребенка, если он никогда ранее этого не делал — суд должен учесть, что ребенок отца не знает, возможно, даже памяти о нем не имеет, не говоря уже о привязанности, и, значит, передача ребенка от бабушки отцу может нанести ему непоправимый вред, а это противоречит его интересам в данном конкретном деле.

Наша правовая позиция по делу Саши основывается на том, что наилучшим интересам ребенка всегда отвечает сохранение его связи с близкими значимыми взрослыми, и это право не может попираться необходимостью жить в больнице (если даже такая необходимость действительно присутствует). Сегодня в мире придумали множество способов, чтобы дети, даже тяжело больные, не жили в больнице: им организовывают оказание медицинской помощи на дому — все для того, чтобы они не разлучались с семьей. А если ребенок все-таки находится какой-то период в условиях стационара, то в его палате могут не просто бывать, ночевать, но и круглосуточно находиться родители, которые должны воспитывать своего ребенка, быть с ним рядом, заботиться, помогать, оберегать, любить.

Поддержка квалифицированных нянь и персонала больницы, а также некоторых других людей, находившихся там, не может считаться достаточной для удовлетворения всех нужд Саши. Девочка была шесть лет разлучена с родителями, совершенно лишена самостоятельности, полностью зависела от постороннего взрослого,— такие условия никак не могут считаться соответствующими интересам ребенка.