Часовые торги Phillips в Женеве

В ноябрьские часовые праздники, которые начинаются присуждением Гран-при, а завершаются серией громких аукционных продаж, прошли торги Phillips. Наряду с Only Watch — событием более редким и потому стоящим особняком — эти торги привлекают больше всего любопытных. Отель La Reserve, где они проводятся, для маленькой Женевы почти что пригород, но туда приезжают не только те, кто любит часы и собирается всерьез за них поторговаться, но и просто зрители, поклонники стиля Ореля Бакса, самого артистичного из часовых аукционистов.

Русские не идут

Нынешние продажи в Женеве, Нью-Йорке, Гонконге — веское доказательство того, что часы не теряют ценности с годами, если, конечно, они сразу были правильно выбраны. Орель Бакс продемонстрировал это еще тогда, когда занимался часовым направлением в Christie’s, за десять лет работы увеличив годовой объем продаж дома с $8 млн до более чем $130 млн.

Покинув Christie’s вместе со своей женой Ливией Руссо, он основал собственную марку Bacs & Russo и заключил союз с аукционным домом Phillips. Торги «Phillips в сотрудничестве с Bacs & Russo» стали такой же непременной частью часовой жизни, как премии и салоны. А с тех пор как салонов не стало, в чем-то даже заменили их как место встречи людей с общей страстью, пусть вместо привычных салонных «новостей» здесь и предлагаются аукционные «старости».

Впрочем, все чаще на торгах появляются часы совершенно новые, которые ни разу с момента первой покупки не вынимали из коробки. Можно предположить, что они стали невостребованным подарком или чистосердечно забытой взяткой, но все же некоторые дефицитные модели Rolex или Patek Philippe на аукционе были датированы прошлым годом. Их явно приобретали для перепродажи, не зря рассчитывая получить за них в два-три раза больше.

Самым удивительным лотом для меня была заклеенная фабричная коробочка с часами Nautilus Anniversary, вышедшими с фабрики в 2016 году, но так и не показавшимися на белый свет. Купленный в том же году на Кипре экземпляр, один из 1,3 тыс., выпущенных к 175-летию Patek Philippe, так и был продан на аукционе почти что «втемную» за 604,8 тыс. швейцарских франков. В коробке могла лежать маленькая мышка или засохший цветок. Откроет ли ее теперь новый владелец или будет хранить и дальше, как артефакт, часы в консервной банке?

Phillips с 2013 года принадлежит группе Mercury, представляющей в России многие самые главные часовые дома. И весьма вероятно, что успехи аукционного дома в продаже антикварных моделей могут вызывать ревность тех, кто занимается торговлей часами современными. Но поскольку предложение часов «из вторых рук» сейчас только растет, благодаря Phillips появляется возможность сохранить контроль над всей цепочкой с момента первой продажи.

Любопытно, кстати, что с табло Phillips в этом году исчезли рубли, числившиеся раньше в столбцах мировых валют, а предложения из России, похоже, перестали поступать вовсе. И когда наконец на экран онлайн-ставок прорвался покупатель из Санкт-Петербурга, город его оказался вовсе не на Неве, а на берегу Мексиканского залива.

Блок беспартийных

От аукциона ждали рекордов. Помимо привычных фаворитов «большой тройки» — Rolex, Patek Phillipe и Audemars Piguet — успех был запрограммирован для произведений «независимых»: Максимилиана Бюссера, Кари Вутилайнена, Greubel Forsey, De Bethune. Но прежде всего Филиппа Дюфура и Франсуа-Поля Журна.

Оба ныне живущих мастера давно записаны в гении и не так давно перешли в «миллионеры»: их работы, и так не дешевые, продаются с молотка за суммы, в десять, в сто раз превышающие их первоначальную стоимость. У каждого свой стиль — «дюфуры» на вид проще и классичнее, «журны» — более барочные.

Оба славятся как своими работами, так и общественной деятельностью в защиту часового мастерства. Они не только часовщики, но и философы. Франсуа-Поль Журн к своему делу относится с непреходящим восторгом, говоря, что «банальность смерти подобна», и старомодной ответственностью: возится с учениками, поддерживает конкурс молодых мастеров Young Talent Competition, раздает премии достойным. На свои собственные награды Журн уже махнул рукой, потому что всякий раз, когда он принимал участие в женевском часовом Гран-при, он уходил с победой. Собрав семь призов, он остановился. Ну в самом деле, сколько можно. Он придерживается традиций — механизмы, как в XVIII веке, делаются из золота, каждые часы собирает один часовщик, от начала и до конца. К нему же часы вернутся на техническое обслуживание. Никаких конвейеров не терпят в старом доме на женевской улице Синагоги. Недаром F.P. Journe Invenit et Fecit называют «самой маленькой из великих мануфактур».

Филипп Дюфур, поработав для Jaeger-LeCoultre и Audemars Piguet, открыл собственную часовую мастерскую — он выпускает считаное число часов в год и тоже производит их на старинный манер — от А до Я собственными руками. Его шедевров ждут годами, и многие, думаю, даже разместив заказ, догадываются, что часов им не видать, потому что мощный старик совершенно не собирается никуда спешить. Попыхивая трубочкой, он тачает шедевры и не прочь потратить свое неизвестно сколько стоящее рабочее время на нравоучительные беседы с часовщиками, знатоками и коллекционерами. К нему в мастерскую, расположенную в здании бывшей сельской школы, тянутся словно к Толстому в Ясную Поляну. Появление сразу нескольких «дюфуров» на аукционе было больше чем сенсацией. Это был лучик надежды для тех, кто привык иметь все и сразу.

Среди «дюфуров» были часы, никогда ранее не выставлявшиеся на торгах, и они принадлежали одному коллекционеру. Тот собрал все четыре модели, созданные мастером, составив таким образом мини-коллекцию внутри аукциона. «Это предложение — карманных часов Grande & Petite Sonnerie, наручных часов Grande & Petite Sonnerie, Duality и Simplicity — поистине уникально,— говорил Орель Бакс.— Дюфур — живая икона, и его творения столь же востребованны, как произведения величайших художников нашего времени».

Я давно не видел таких стремительных торгов, когда буквально на третьем ходу ставка взлетела за 3 млн швейцарских франков. В итоге наручные Grande & Petite Sonnerie были проданы за 4,75 млн, установив новый аукционный рекорд не только для Дюфура, но и для всех «независимых». С не меньшим успехом была продана уникальная подборка первых экземпляров «часов по подписке» Франсуа-Поля Журна. Один из хронометров F.P. Journe ушел за 3,9 млн швейцарских франков.

На этом аукционе работы «независимых» покупали почти так же задорого, как произведения королей продаж Patek Philippe. Означает ли это перемену фаворитов рынка? Нет, поскольку у Журна, Дюфура и их соратников слишком ограниченное предложение. Это кустари, и не так уж много их работ существует в мире, чтобы украшать будущие продажи, хотя через пару поколений владельцев они снова могут появиться во всей красе.

Игры для чемпионов

Франсуа-Поль Журн называет аукционы «судом Божьим», где каждому воздается по его заслугам. И все же любовь бывает слепа. Из двух близких по духу и истории марок одна возносится вверх, другая оказывается на аукционных весах до странности ниже.

Торги всегда ставят передо мной несколько вопросов. Почему Patek Phillipe, а не Vacheron Consantin? Почему Philippe Dufour, а не Laurent Ferrier? Почему, наконец, Rolex, а не Omega?

Впрочем, последний вопрос оказался не таким однозначным. После первого тура аукциона 5 ноября почти что рядовая модель Omega 1957 года, стартовавшая с 80 тыс. швейцарских франков, была продана за более чем 3,1 млн. Прошлый рекорд марки в 2018 году — 1,8 млн. Но те часы хотя бы принадлежали Элвису Пресли. Что же случилось в этот раз и почему марка на ноябрьских торгах обошла своих счастливых соперников из Rolex? Конспирологи подозревают вмешательство высших сил из Swatch Group, но это обманчиво простое объяснение. Как бы то ни было, стоит поздравить Omega, обосновавшуюся теперь в «клубе миллионеров».

Музейные ценности

Любопытно было следить за продажами нескольких часов, достойных часовых музеев. Речь идет об уникальных экземплярах и экспериментальных работах. Одним из лотов был Ulysse Nardin, а именно часы, предшествовавшие серийному появлению знаменитого «Фрика» — модели с турбиойном, умещенным в часовую стрелку. Идея Кароль Касапи и разработка Людвига Окшлина тогда продвинули вперед часовое дело, бросив марку в погоню за кремниевыми деталями спуска, единственно способными обеспечить миниатюрный размер устройства. Как значилось в аукционном описании, это «вещь, которая изменила судьбу часового дела, сделав его таким, каким мы его теперь знаем». Конечно, Freak Prototype №001 был продан за 126 тыс. швейцарских франков, более чем в три раза дороже первоначальной оценки, но спрос был далеко не таким оживленным, как можно было бы ожидать, учитывая историческую важность модели.

Другой музейной ценностью были знаменитые Rolex Deep Sea Special 1966 года. Инженеры марки создали настоящую «глубинную бомбу», усилив корпус и защитив циферблат очень толстым стеклом, чтобы часы в 1960 году выдержали погружение в Марианскую впадину на корпусе батискафа «Триест». Та первая модель-путешественница сейчас хранится в международном часовом музее в Ла-Шо-де-Фоне. По ее образцу Rolex сделал несколько подобных моделей, предназначенных для музеев мира. Вышедший на торги экземпляр №35 принадлежал часовому музею в Вуппертале. Итоговая цена продажи не дотянула даже до нижней границы эстимейта. Часы, за которые надеялись выручить 1,2–2,4 млн, ушли за 1,05 млн швейцарских франков.

Среди лотов был Opus 1 Harry Winston and F.P. Journe, первые часы знаменитой серии «опусов» Harry Winston, созданной под руководством Максимилиана Бюссера в сотрудничестве со знаменитыми часовыми мастерами. В корпусе находился выдающийся «резонансный хронометр» Франсуа-Поля Журна. Тоже этапные часы ХХ века. Однако Opus 1 был продан в пределах эстимейта за 491 тыс.

Любопытны две модели Gerald Genta — собственной марки часового гения Джеральда Дженты до ее покупки Bvlgari в 2000 году. Первая — Retro 1989 года, недавно была возрождена Bvlgari под именем Arena Bi-Retro. Отдавая дань таланту Дженты, который в 1972-м создал Royal Oak, а в 1976-м — Nautilus, нельзя не признать, что его современные интерпретации, быть может, даже удачнее исторической модели, которая закономерно не стала звездой продажи. Еще показательнее были золотые наручные Grande & Petite Sonnerie 1994 года, выглядевшие, по правде говоря, диковато. Если это и работа часового гения, то гения очень усталого. Неслучайно модель, которая могла бы стать экспонатом гипотетического музея часовых неудач, едва перешагнула эстимейт.

Новые голоса

Если на продажи Ореля Бакса идут как на выступление знаменитого профессионала и талантливого актера, то на сей раз дополнительный интерес вызвали театральные вводы. На смену премьеру в течение двух дней торгов по очереди выходили три молодых аукциониста. Они и провели часть продаж, продемонстрировав и общий стиль труппы, и собственный актерский стиль. Из трех дебютантов — Тиффани То, Клары Кесси и Марчелло де Марко — лучше всего выступила харизматичная Клара Кесси, сумевшая поддержать стиль мягкого, но столь направляющего общения с залом, который так привлекает у Ореля Бакса.

Понятно, что одному человеку, будь он хоть Орель Бакс, не под силу продать за два вечера 248 лотов. Молодые аукционисты пришли ему на помощь. Устроители надеялись собрать от 21,4 млн до 41,2 млн франков. Итог превзошел все ожидания. Часов продали на рекордную сумму в 68,2 млн швейцарских франков.

Алексей Тарханов