Совладелец Экспобанка Игорь Ким об осмысленных инвестициях, зарубежных банках и розничных клиентах

Российский банковский рынок в последние месяцы переживает волну обновления как технологий, так и собственников. В секторе заметно увеличилось количество сделок M&A, и даже ЦБ активизировал выход из капитала санированных банков. Однако ранее заметный в этом сегменте Экспобанк не проявляет былой активности в слияниях и поглощениях. Какие банки продаются с дисконтом, а какие — с премией к капиталу, куда интересно инвестировать и почему сверхдоходы не всегда хороши, “Ъ” рассказал глава совета директоров Экспобанка Игорь Ким.

— В октябре 2019 года вы говорили, что Экспобанк заинтересован в новых M&A, но сделок не было. Почему?

— Мы не делаем сделок ради сделок. В начале прошлого года Экспобанк завершил интеграцию с Курскпромбанком. Полтора года мы концентрировались на развитии операционного бизнеса. К тому же в последнее время ситуация на банковском рынке была довольно волатильной и сложно прогнозируемой, плюс ряд санаций со стороны ЦБ. Это объясняет, почему активность в M&A снизилась. Сейчас нам интересны сделки, которые позволят получить синергию к действующему бизнесу, расширить клиентскую платформу, усилить определенные компетенции.

Десять лет назад, 25 октября 2011 года, мы заключили сделку по покупке Барклайс-банка (нынешний Экспобанк.— “Ъ”). Я считаю это лучшей нашей сделкой. Сумма инвестиций при покупке Барклайс-банка за десять лет увеличилась в валютном эквиваленте в 10 раз, а в рублевом — больше чем в 20 раз.

— Как выбираете объекты для покупок?

— Сделки M&A — это не только заработок за счет дисконта, сейчас банки покупаются совсем на других ценовых уровнях. Поэтому очень важно, насколько ты можешь получить синергию.

Самое простое в сделках M&A — это экономия на затратах, а самое сложное — синергия в бизнесе, поэтому выбор происходит очень и очень тщательно.

Мы находимся в диалогах, но у нас нет задачи именно в этом году или в следующем году закрыть конкретную сделку, мы будем смотреть по ситуации и эффекту для бизнеса.

— Если брать оценки экспертов, сейчас банки в среднем продаются дешевле капитала. Редко, когда дисконт меньше 20%, бывает и до 50%. Неужели раньше дисконт был еще больше?

— Важно понимать, что 0,5 от реального капитала и 0,5 от регуляторного капитала — это вещи разные. В результате due diligence мы получаем свою оценку. Не резервы, которые создал тот или иной банк, а то, как мы оцениваем риски. Поэтому зачастую дисконт к капиталу — это вещь индивидуальная. Иногда для присоединения, реорганизации банка потребуются большие расходы. Например, не имеет смысла использовать в одном банке две операционные системы. Это издержки, которые ложатся на капитал.

Или еще один пример. Мы выступали консультантами у Евгения Давыдовича при продаже банка «Акрополь» «Яндексу», и, как вы знаете, цена была выше капитала. Поэтому, когда вы говорите 0,5–0,8 капитала, я не могу согласиться. Если продаются активы недостаточно хорошего качества и это не заложено в резервах, банк дорого не может стоить. А если банк транспарентный, с обширной клиентской базой, почему он должен продаваться с дисконтом.

Многое зависит и от покупателя. Допустим, один банк хочет присоединить другой, ему не все активы нужны, уже есть своя операционная система. Для покупателя это активы к списанию, поэтому он ожидает дисконта. Если покупатель — это небанковская организация, которая хочет войти в сектор, для нее важно все: и операционная система, и технологические решения.

— Недавно ЦБ продал Азиатско-Тихоокеанский банк (АТБ) инвестору из Казахстана. К АТБ присматривался и Экспобанк. Почему решили не участвовать в аукционе?

— Мы анализировали актив, но конкретных предложений не делали. Мы оценивали только то, насколько у нас может быть синергия. Получили для себя ответ и не участвовали в дальнейшем процессе.

— Много ли сейчас на российском банковском рынке игроков, готовых продать бизнес?

— Все зависит от цены. Из-за сложности банковского бизнеса многие хотят выйти, но ищут квалифицированного покупателя.

— У вас есть планы вывести Экспобанк на IPO?

— Я инвестирую в разные сектора и направления. Компании, в которые мы вложились через фонд либо напрямую, постоянно ведут диалоги об IPO. Мы всегда рассматриваем такой вариант. Но прямо сказать, что технически готовимся вывести Экспобанк в ближайшее время на IPO, не могу. Для этого мало желания, должен быть правильный рынок и инвесторы, чтобы получить справедливую цену.

— Насколько сейчас рынок правильный?

— Российский фондовый рынок активно развивается, появилось много частных инвесторов. Часть из них достаточно активна. Поэтому сейчас уже можно говорить, что российское IPO стало востребованным. И мы видим увеличивающееся число компаний, которые выходят на биржу.

— Месяц назад вы запустили приложение для инвесторов Expo Invest и вышли в сегмент affluent. Почему вы считаете, что эти клиенты пойдут к вам, а не к более крупным игрокам?

— Эту платформу мы сделали для своих клиентов, интересы которых понимаем. Мы хотим привлечь целевых клиентов, тех, для которых важны индивидуальный подход и сервис. Наш ключевой продукт — это advisory, инвестиционное консультирование. Обычно такую услугу предлагают клиентам с высоким чеком, а мы выделяем для себя инвесторов из сегмента affluent. Это клиенты со средними чеками, но с активной позицией. По нашей оценке, таких на российском рынке около 1,5 млн человек. Консультанты, в отличие от портфельных управляющих, работают с клиентом на местах — в регионах. С ними можно познакомиться, увидеть в лицо.

— Сколько клиентов хотите привлечь?

— По нашим расчетам, к 2023 году будет около 50 тыс. клиентов. Это клиенты и массового сегмента, и affluent.

— Сколько будет работать консультантов?

— Около 50 инвестиционных консультантов с дальнейшим увеличением численности пропорционально органическому росту клиентской базы и присутствия в каждом регионе.

— Около года назад Экспобанк вышел в сегмент классической необеспеченной розницы, портфель активно рос, но до сих пор невелик. Будете развивать этот сегмент?

— Мы активно работаем с залоговым кредитованием. Это не только автокредиты, но и кредиты под залог недвижимости. Запустили беззалоговый кредит как один из сервисных продуктов, поскольку клиенты разные и важно дать им возможность выбора. Ставку делаем на развитие комплексной розничной линейки и продуктовых флагманов.

— Есть ли планы по более активному развитию ипотеки?

— Невозможно наращивать портфель, абстрагируясь от потребностей клиентов. Если есть спрос, портфель растет. Но важно, чтобы спрос был качественный и доходность компенсировала риск.

— В стратегии до 2023 года вы видите банк как зарабатывающий более 10 млрд руб. чистой прибыли в год, притом что по итогам допандемийного 2019 года было 5,1 млрд руб. За счет чего можно так резко улучшить результат?

— Менеджмент ставит задачу, оценивает свои силы и возможности. Команда понимает, какие ресурсы нужны, где будет активный рост. План с амбицией, не скрою, но на то это и план, будущее неизвестно. Важно теперь квалифицированно его реализовать, это непросто, сразу могу сказать, но достижимо.

— Вы владеете банками в Чехии, Сербии и Латвии. Как на них сказалась пандемия?

— Банковский бизнес в Европе сильно отличается от российского. Влияние пандемии там сильнее.

В Москве открыты рестораны, люди свободно передвигаются. В Европе все иначе: там были более жесткие противоковидные меры, и нет таких активных очных коммуникаций. Регуляторы очень строго следят за этим. И в таком контексте развиваться очень сложно. В России в банковском секторе много новаций, много технологических решений внедряется. Можно поставить плюс российскому сектору, что он такой динамичный и открытый.

— Насколько из-за пандемии в Европе сократилась клиентская база, доходы банков?

— Там клиент более стабилен и предсказуем, он не может поменять банк за раз. Ты растешь всегда медленнее, но и у тебя нет оттока клиентов. В России люди более мобильны.

— Недавно Сбербанк объявил о планах продать пять дочерних банков в Европе (в Боснии и Герцеговине, Хорватии, Венгрии, Сербии и Словении). Какие планы по развитию в Европе у вас? Есть планы продажи или консолидации?

— Если будет предложение, я уже говорил, привлекательное или приемлемое по цене, то мы готовы к диалогу в зарубежном периметре. Объединить банки регуляторно очень сложно. В том числе потому, что в каждой стране своя валюта: в одной — евро, в другой — чешская крона, в третьей — сербский динар.

Для нас банк в России является самым динамичным, здесь происходит очень много технологических внедрений. Это большой рынок и по численности населения, и объему ВВП. Больше, чем на любом из тех рынков, где мы присутствуем. Там рынки маленькие, технологии пробовать тяжело, эффекта масштаба нет. Поэтому мы делаем ставку на то, чтобы основные технологические продукты начинать в России, развивать здесь, а потом уже тиражировать.

— Есть ли планы по расширению географии присутствия?

— Мы приняли решение выйти на Филиппины. Уже получили разрешение от нашего регулятора на открытие там «внучки». Но пока не планируем там развивать банк. Это будет финансовая компания.

— Какого профиля?

— Розничное онлайн-микрофинансирование.

— Почему именно Филиппины?

— Во-первых, это большой рынок: 100 млн человек. Во-вторых, в плане технологий там есть куда развиваться.

— Другие страны рассматриваете?

— В конце сентября подписали меморандум о намерении по покупке банка в Узбекистане. Агентство по управлению государственными активами старны начало процесс приватизации банка «Пойтахт», Deloitte выступает консультантом. Продажа банка — часть программы по реформе банковской сферы, где сейчас доля государства больше 80%. Розничное кредитование, авто-, кредитование малого и среднего бизнеса, тендерные гарантии — это то, что мы делаем в России на достаточно высоком технологическом уровне и что, как я думаю, будет востребовано у клиентов в Узбекистане. Все это мы можем квалифицированно внедрить. Мы считаем, что Узбекистан органически развивается. Последние годы рост ВВП Узбекистана превышал 5%, и даже за 2020 год динамика была положительной.

— У вас есть вложения и в небанковский бизнес — фонд Expo Capital. Вы вкладываете в то, что приносит максимальные доходы, или стратегия иная?

— Если вы считаете, что люди, бизнесмены, инвесторы с утра до вечера думают, как увеличить свой капитал, то это не так.

В то, что мне неинтересно, даже если супервыгодно, я не буду инвестировать.

У меня, например, нет вложений в криптовалюты.

— Почему?

— А после таких инвестиций разве меняется качество жизни? Мне кажется, что нет. Конечно, важно создавать системы, которые самоокупаемы. Но для меня еще важнее, чтобы мои проекты были общественно полезны и социально значимы.

— Это какого рода проекты?

— Ну вот когда я инвестирую в OCSiAl (производственный актив, принадлежит Expo Capital – “Ъ”), то само название говорит о чем? Кислород (О), углерод (С), кремний (Si) и алюминий (Al) — четыре наиболее распространенных элемента земной коры. Компания хочет на базе этих химических элементов сделать технологии, которые изменят техносферу Земли. Помогут снизить материалоемкость, энергоемкость.

В конечном итоге применение нанотрубок улучшает среду. В самой технологии мы используем углеводород, но не сжигаем его, а расщепляем, делаем два продукта. Один, водород, может быть продуктом для экологической энергии, а второй, углерод, используется для нанотрубок. Это точно не только про деньги.

Почему я в него верю? Нанотрубки в природе существовали всегда в малых количествах, просто человечество не могло их производить в промышленных объемах по нормальной себестоимости. Наша компания умеет производить это в промышленных масштабах — уже десятки тонн. Во всем мире несколько десятков килограммов нанотрубок в год делали по цене $100 тыс. за 1 кг, но технологии по промышленному производству не было, мы первые сделали его и пока мы монополисты.

— Кто покупает вашу продукцию?

— Сейчас основные покупатели — производители литиевых батареек. Для электромобилей, для бытовой техники, для скутеров.

— Какую прибыль приносит компания?

— Поскольку это не IT-технологии, которые масштабируются достаточно быстро, внедрение материала занимает длительный срок, его надо встроить в технологическую цепочку. В ней другие производители должны принять эту технологию и, самое главное, настроить свою. Мы становимся в эту цепочку на длинный срок, и в этом преимущество. В отличие от IT, где если ты не обновляешься, то быстро уходишь с рынка, материал с такой скоростью заменить невозможно. Есть и короткие сроки, например чистые поверхности. Чтобы пыль не собиралась в компоненты, добавляют нанотрубки.

— Какова отдача этих инвестиций?

— Мы могли бы уже, наверное, быть близко к break-even point, к операционной окупаемости. Но, поскольку мы достаточно много инвестируем в R&D (Research and Development), она пока не приносит прибыль. В этом году раунд инвестиций с оценкой компании в $2,3 млрд. Поэтому мы думаем, что в 2023 году у нас будет положительная EBITDA с более чем достаточной величиной.

— Сколько вы уже вложили в OCSiAl?

— Десятки миллионов долларов. Когда компания будет публичной, тогда, наверное, скажу точнее.

— Среди проектов, в которые инвестировал Expo Capital, есть ряд маркетплейсов. Как вы их выбирали?

— Конечно, смотрим на апсайд, какие темпы роста и монетизацию он показывает, смотрим на потенциальный объем рынка и команду, это очень важно. Не все удачные идеи добегают до успеха. Поэтому качество команды очень важно, их способность быстро настроить продукт под потребности рынка. Часть проектов приносит хорошую доходность, а часть проектов, мы рассчитываем, будет с экстрадоходностью (OCSiAl и ряд других). Целевая доходность фонда — более 15% годовых в валюте.

— Фонд создавался объемом $100 млн, в нем еще остались средства?

— Говоря про $100 млн, мы, скорее, говорим про семейство фондов. В первом фонде по истечении трех лет мы уже начали возвращать деньги, стали выходить на ликвидность и сразу запустили второй фонд. Поскольку результаты первого фонда инвесторов вполне устраивают, второй фонд по стратегии инвестирования не будет отличаться от первого — компании ранних стадий в России и несколько более поздних стадий за рубежом. Мы управляем средствами исключительно физических лиц. В связи с ростом фонда, думаю, немного увеличим наши чеки инвестиций.

— Какой объем инвестиций приходится на один проект?

— Ориентировочно от $500 тыс. до $3 млн. Может быть и больше, все зависит от проекта и технологии, какое практическое применение она имеет, насколько она социально значима. Мне важно инвестировать в те прорывные решения, которые меняют мир.

Интервью взяла Ольга Шерункова