Бывший генсек ОБСЕ Томас Гремингер о кризисе в организации и путях выхода из него

В Стокгольме 2–3 декабря пройдет встреча 57 министров иностранных дел государств—участников Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Бывший ее генеральный секретарь Томас Гремингер, ныне возглавляющий Женевский центр политики безопасности (GCSP), выпустил доклад о многочисленных вызовах, которые стоят перед организацией. В интервью корреспонденту “Ъ” Елене Черненко он рассказал, в чем добавочная стоимость ОБСЕ для Москвы и что будет, если Россия заморозит свое членство в этой структуре.

— В докладе вы пишете, что у России с ОБСЕ отношения в духе «любовь и ненависть». Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, что негатив происходит от исторического разочарования в том, что ОБСЕ не превратилась в единственную европейскую организацию в сфере безопасности. Это привело к восприятию ОБСЕ как малоэффективной организации, платформы для нападок западных стран на Россию.

Позитив же связан с тем, что ОБСЕ остается одной из немногих многосторонних площадок, где еще возможен диалог между Россией и Западом. И есть надежда, что эта организация еще может быть полезной для значимого обмена мнениями и продуктивного сотрудничества.

— В исследовании сказано, что ОБСЕ порой называют «спящей красавицей». Но порой создается впечатление, что это летаргический сон. Организация страдает от множества проблем — неясной миссии и нечеткого позиционирования, внутреннего раскола, недостаточного финансирования и укомплектования. Как вы считаете, почему ОБСЕ оказалась в таком кризисе и что с этим делать?

— Прежде всего, позвольте сказать, что я с вами согласен в том, что потенциал организации не может раскрыться в должной мере из-за ряда серьезных проблем. Прежде всего есть трудности с внутренним управлением, включая бюджет, повестки конференций или такие вопросы, как доступ представителей общественных организаций к мероприятиям ОБСЕ. Этими темами надо срочно заниматься.

Между тем я убежден, что организация по-прежнему эффективно справляется с выполнением ряда важнейших задач на пространстве Евроатлантики и Евразии. Как я уже говорил, это одна из последних площадок для диалога. Она все еще достаточно успешно работает в конфликтных регионах. Она помогает укреплять безопасность государств-участников перед угрозой многих современных вызовов — посредством своих полевых операций, институтов, программной деятельности секретариата. К сожалению, на многие достижения ОБСЕ в столицах государств-участников не обращают должного внимания, они не на «политическом радаре» правительств. То есть надо безотлагательно решать вопросы с внутренним управлением организации и повышать ее политическое значение в глазах государств-участников.

ОБСЕ все еще предлагает отличные инструменты для диалога и сотрудничества, но нам нужно больше политической приверженности и политического лидерства, чтобы ими можно было эффективно пользоваться.

— Президент РФ Владимир Путин поручил МИДу добиваться от западных государств гарантий безопасности на европейском пространстве. Как вы считаете, ОБСЕ могла бы стать площадкой для таких переговоров?

— Абсолютно. Мне кажется, что потенциал и те возможности, которые у ОБСЕ есть, сейчас в недостаточной степени используются. Может быть, для начала стоит достигнуть понимания между крупными державами, то есть между Соединенными Штатами и Российской Федерацией, а затем заняться этим вопросами на платформе ОБСЕ.

У ОБСЕ (и существовавшего ранее Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе) есть большой опыт нахождения развязок в области ключевых вызовов европейской безопасности. Вспомните, к примеру, Договор об обычных вооруженных силах в Европе. Не вижу причин, по которым мы не смогли бы повторить это.

— В докладе говорится, что сегодня мы являемся свидетелями деградации многих международных институтов, не только ОБСЕ. В то же время его авторы убеждены, что ОБСЕ более устойчива к поляризации, чем можно было бы ожидать на первый взгляд. Но что еще объединяет страны «от Ванкувера до Владивостока»?

— Ну прежде всего география. Вы не выбираете своих соседей, они вам даны. И хорошо бы вам с ними дружить. Кроме того, никто из государств-участников ОБСЕ ведь не ставит под сомнение принципы, под которыми они подписались в Хельсинкском декалоге (10 принципах, согласованны в 1975 году.— “Ъ”). Да, мы видим, что многие интерпретируют их по-разному. Но все признают их важность и актуальность. Если будет желание переподтвердить эти принципы, то, возможно, понадобится вновь прийти к общему мнению по поводу того, что они означают в XXI веке. Но заново изобретать их не надо. У нас есть база, с которой можно работать. И потом, мне кажется, что видение единого сообщества безопасности еще есть. Есть понимание того, что нельзя обеспечивать свою безопасность в ущерб другим и надо делать это вместе с другими.

— С учетом сегодняшних реалий в это верится с трудом.

— Согласен. Сегодняшняя повестка безопасности определяется в основном парадигмой сдерживания. О едином сообществе безопасности мало кто вспоминает. Но, с другой стороны, в начале 1970-х раскол ведь тоже был глубоким, тем не менее участники Хельсинкского процесса смогли проявить политическое лидерство. Реалии холодной войны не стали для этого помехой. Представители государств-участников СБСЕ были заинтересованы в диалоге, выработке мер доверия и поиске сфер сотрудничества. И, как я уже говорил, я не вижу причин, почему нельзя попробовать сделать это снова.

Да, может быть, сегодняшняя ситуация более сложная. Но, с другой стороны, мы сегодня в гораздо большей степени зависим друг от друга, чем это было в те годы. Так что, может быть, в чем-то нам было бы проще. Главное — это наличие политической воли. Будет политическая воля — можно оживить концепцию единого сообщества безопасности. С учетом множества общих угроз и рисков, с которыми сталкиваются государства сегодня, заинтересованность в сотрудничестве в этой сфере у них по идее должна быть.

— Вы пытались продвигать диалог между военными в рамках ОБСЕ, но с ограниченным успехом. В прошлом году ситуация в этой сфере ухудшилась (например, российские военные по ряду причин отказались участвовать в семинаре по доктринам). Похоже, ОБСЕ все больше и больше становится платформой для сражений, а не для решений, вам не кажется?

— Да, действительно, диалога между военными за последние годы стало меньше. Мне эта тенденция представляется очень опасной. Но эффективно продвигать диалог между военными возможно только при наличии политической приверженности со стороны соответствующих правительств. В последние годы мы такой приверженности не видели. Государства-участники не демонстрировали активного настроя на диалог.

Определенные надежды на изменение этого тренда я связываю с диалогом по стратегической стабильности между США и Россией. Мне кажется, что целый ряд вопросов, в том числе и в рамках ОБСЕ, можно было бы разблокировать, если бы крупные державы пришли по ним к взаимопониманию. Если бы в результате диалога по стратегической стабильности в Вену поступил позитивный политический сигнал, то многие усилия ОБСЕ, в том числе в сфере продвижения контактов между военными, например в рамках «Структурированного диалога» или Форума по сотрудничеству в области безопасности, можно было бы оживить. Можно было бы также вернуться к вопросу о модернизации «Венского документа ОБСЕ о мерах укрепления доверия и безопасности». Без импульса со стороны России и США это не получится. Если же он будет, мы могли бы продвинуться по многим вопросам.

— В России некоторые считают, что в своем нынешнем виде ОБСЕ не имеет никакой дополнительной ценности для Москвы. Военно-политическое измерение ОБСЕ заблокировано из-за конфронтации, корзина экономики и экологии почти пуста, правозащитная тема сильно политизирована. При этом у организации даже нет четкого правового статуса. Что, если Россия решит заморозить свое членство в ОБСЕ?

— Мне не кажется, что это отвечало бы интересам России. Россия лишилась бы одной из последних площадок для диалога. Если мы хотим оживить ОБСЕ, то нам надо совместно работать над наполнением всех трех «корзин» одновременно. Речь должна идти об обеспечении всеобъемлющей безопасности, и не только на бумаге. Для достижения этой цели тоже нужно эффективно совмещать двусторонние усилия с многосторонними. Это касается и важнейшего, на мой взгляд, вопроса о правовом статусе ОБСЕ. Если в этом аспекте будет понимание между крупными державами и будет политическая воля, то дипломаты в Вене найдут способ урегулировать проблему.

— В докладе вы пишете, что продвигать позитивную повестку в ОБСЕ было затруднительно. В каких сферах, на ваш взгляд, сегодня возможно конструктивное сотрудничество?

— Есть небольшое, но достаточно шумное меньшинство государств-участников ОБСЕ, которое вообще не заинтересовано в диалоге.

— Как дипломат, хоть и бывший, вы, наверное, вряд ли скажете, о каких странах речь?

— Нет. Тем более что, как директор Женевского центра политики безопасности, я стараюсь работать со всеми акторами. И выделять отдельные государства было бы не в моих интересах, но не так трудно себе представить, о ком речь. Эта группа не видит ценности в диалоге и не считает нужным искать сферы совпадающих интересов и возможного сотрудничества.

В то же время большинство государств-участников все же считают, что говорить друг с другом надо и что есть смысл сотрудничать в определенных сферах, несмотря на глубокие расхождения по другим вопросам. Не всем из них нравился термин «позитивная повестка», который я изначально использовал, поэтому я позже стал говорить «совпадающая повестка». Но главное тут не слова, а подход, конечно.

— Финляндия прощупывает почву на предмет созыва саммита ОБСЕ в 2025 году, чтобы отпраздновать 50-летие со дня принятия Хельсинкского заключительного акта. Как вы думаете, каковы шансы на то, что саммит состоится? Какие предварительные условия должны быть выполнены? И может ли такой саммит помочь возродить ОБСЕ?

— Прежде всего я хотел бы поблагодарить Финляндию за дальновидность и смелость. Она ставит более амбициозную цель, чем просто отметить годовщину Хельсинкского заключительного акта. И мне действительно кажется, что такой саммит помог бы вдохнуть новую жизнь в понятие единого сообщества безопасности на пространстве Евроатлантики и Евразии. Уже сама подготовка к такому мероприятию позволила бы укрепить институциональные рамки для создания единого сообщества безопасности, имеющиеся у ОБСЕ. Но, конечно, такой саммит должен быть хорошо подготовлен. И в плане содержания, и в плане организации. С учетом сегодняшней конфронтационной и поляризованной ситуации он не должен рассматриваться как конечная точка некоего процесса, а скорее как важная веха на пути к переосмыслению концепции единого сообщества безопасности и переподтверждению Хельсинкского декалога с учетом общего понимания этих принципов в XXI веке.