Беловежское соглашение, Алма-Атинская декларация, отставка Михаила Горбачева и все остальное, чем запомнился декабрь 1991 года

Советский Союз, чьей официальной датой рождения считался день подписания в Большом театре в Москве Договора о создании СССР, 29 декабря 1922 года, формально не дотянул нескольких дней до 69-летия. Когда рухнули надежды на присоединение Украины к новому союзному договору, лидеры России, Украины и Белоруссии решили, что сохранять эфемерный союзный центр в дальнейшем политическом процессе больше нецелесообразно и невозможно. 8 декабря в Беловежской пуще было подписано соглашение о создании СНГ. После этого Михаилу Горбачеву оставалось только подать в отставку, а Борису Ельцину — въехать в его кабинет и сменить флаг над Кремлем с красного на трехцветный.

Россия не солнце

25 ноября, после заседания Госсовета СССР в Ново-Огарево, где Борис Ельцин обескуражил Михаила Горбачева отказом парафировать договор, пока не наступит ясность относительно позиции Украины, председатель Верховного совета Белоруссии Станислав Шушкевич подошел к российскому президенту и предложил ему несколько расширить программу его предстоящего визита в Минск, в частности, пару дней поохотиться в заповедной Беловежской пуще, остановившись в правительственной резиденции Вискули. Через несколько дней Шушкевич позвонит и только что избранному президенту Украины Леониду Кравчуку, чтобы тоже пригласить его в Вискули. Интересно, что охотится из троих только Кравчук, но и остальным участникам встречи не отказывает охотничий инстинкт: трофеем на этот раз может стать высшая власть.

1 декабря на Украине проходит референдум о независимости и президентские выборы. За восемь с половиной месяцев до этого, 17 марта, Украина была среди тех республик, которые провели союзный референдум об обновленном Союзе. 70,2% голосующих в республике поддержали сохранение Союза. В украинские бюллетени был включен второй вопрос: «Согласны ли Вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?» «Да» на второй вопрос ответили 80,2%.

1 декабря те же люди — 90,32% при явке 84,18% — голосуют за подтверждение принятого 24 августа Акта провозглашения независимости Украины. В марте, всего восемь месяцев назад, они находились внутри советской легитимности и поддерживали идею демократического обновления Союза, выдвинутую легитимным союзным руководством.

26 ноября председатель Верховного совета Украины 57-летний Леонид Кравчук произносит речь, полную скепсиса по поводу обновленного Союза, места в нем Украины и роли, которую намерен играть российский президент:

Россия, говорит Кравчук, полагает, что остальные должны вращаться вокруг нее, «словно она солнце».

Речь имеет успех: одновременно с референдумом 1 декабря проходят выборы президента Украины, на которых Кравчук побеждает, набрав 61,59% голосов. На втором месте с угрожающими 23,27% — националист Вячеслав Черновол, за которого, правда, голосуют преимущественно на западе республики. 5 декабря Верховная рада приводит Леонида Кравчука к присяге как первого президента Украины.

«Без Украины Россия перестает быть евразийской империей»

На последнем ново-огаревском совещании 25 ноября Ельцин старательно убеждает Горбачева в том, что новый Союз без Украины лишен смысла: «Что такое Союз без Украины? Я себе не представляю». Эту мысль легко найти у американского геостратега Збигнева Бжезинского. «Без Украины Россия перестает быть евразийской империей,— пишет он в книге 1997 года, в этой части буквально заученной многими российскими политологами и лицами, принимающими решения.— Без Украины Россия все еще может бороться за имперский статус, но тогда она стала бы в основном азиатским имперским государством».

Отсутствие Украины за ново-огаревским столом, за которым присутствуют Россия, Белоруссия и пять республик советской Средней Азии, действительно не может не смущать. Российский биограф Бориса Ельцина Борис Минаев поддерживает специфический российский нарратив о том, что в «разводе» России и Украины — то есть в конечном итоге и в распаде СССР — виновата Украина и, в частности, политические амбиции Кравчука: «Ельцин — строитель. Кравчук — идеологический секретарь, его специальность марксизм-ленинизм.

Ельцин — оппозиционер, с треском вылетевший из Политбюро, Кравчук — функционер, спокойно и постепенно добравшийся до места секретаря украинского ЦК. Нет. Они ни в чем не схожи, они антиподы».

По факту Кравчук на конец 1991 года — ничуть не меньший антикоммунист, чем Ельцин. Довод Минаева об «отдельности судьбы украинского народа» и «огромной энергии национального самосознания, спрятанной в народе» и «вырвавшейся наружу», тоже, мягко говоря, не бесспорен. Украину едва ли возможно понять, глядя только из Москвы и пренебрегая картинами, открывающимися из Киева, Львова, Варшавы и Вильнюса.

Но в 1991 году новейшее украинское «строительство нации» только стартует, пока это «вторая по значимости республика» СССР, 50 млн человек, огромная доля промышленного и сельскохозяйственного производства, «тесные эмоциональные связи» русских с украинцами.

Зато короткий взгляд на даты 1991 года дает нам возможность увидеть главную причину украинского отказа: главный удар советской легитимности нанесло августовское выступление ГКЧП. Нюансы биографий и характеров играют свою роль, но фигуры расставлены в ландшафте, сформированном, с одной стороны, рушащейся общей экономикой, а с другой — попыткой ГКЧП усилить союзный центр, приведшей к прямо противоположному результату — к фактическому разрушению центра.

«Мы все были под конвоем»

В пятницу, 6 декабря, Ельцин прилетает в Минск. Станислав Шушкевич принимает его в кабинете председателя белорусского совмина Вячеслава Кебича, который на следующий день сопровождает российского гостя в Вискули. «В то время Кравчук и Ельцин не дружили… Прежде всего их надо было помирить»,— вспоминал позже Кебич. Сам Шушкевич отправляется в аэропорт встречать Кравчука; 7-го до Беловежской пущи они добираются первыми, к моменту приезда российской делегации (с Ельциным первый вице-премьер Геннадий Бурбулис, депутат Верховного Совета Сергей Шахрай, российский министр иностранных дел Андрей Козырев, руководитель секретариата президента Виктор Илюшин и вице-премьер Егор Гайдар) президент Украины и украинский премьер Витольд Фокин уже на охоте, и встречаются все за ужином.

Советник Ельцина, депутат и будущий вице-премьер Сергей Шахрай вспоминает в книге-интервью «Революция Гайдара», что участники беловежской встречи первоначально не рассчитывали на подписание каких-либо официальных документов, а планировали «пообщаться»: «Типа: мужики, что делать?

По уму, наверное, надо было что-то пообсуждать и разъехаться. Но все понимали, что может быть уже больше и не соберемся.

Было именно такое ощущение, поскольку у каждого домика стоял офицер из 9-го управления союзного КГБ и докладывал каждую минуту в Москву, что вот они сидят, разговаривают. Формально они нас вроде бы охраняют, а в реальности — под колпаком держат… Мы все были под конвоем. Но как по недоразумению нас в августе выпустили из Архангельского, так же и здесь: они бездействовали».

Шушкевич вспоминал, что во время встречи с Ельциным в Минске предложил подписать трехстороннее коммюнике, которое положило бы конец ново-огаревским консультациям и исключило бы из процесса Горбачева, но в форме, которая была бы «значительно мягче подписанного в итоге в Вискулях». По его же воспоминаниям Кравчук буквально по прилете в Минск сказал ему: ради коммюнике можно было и не приезжать.

«Юридически это, конечно, конфедерация, но это не по-русски»

Переведя общий ужин 7 декабря в формат трехсторонних переговоров, Ельцин поначалу действовал как полномочный представитель Горбачева. Он достал из портфеля последний вариант проекта союзного договора и транслировал горбачевское предложение Украине.

«Внести любое изменение, пересмотреть целые параграфы, даже составить новую редакцию при единственном условии — подписать этот договор»,— пересказывал позже Кравчук.

«Он положил текст на стол и передал вопрос Горбачева: "Подпишете ли вы этот документ, будь то с изменениями или без них?" Сам он сказал, что подпишет только после меня. Таким образом, судьба договора зависела целиком от Украины. Я ответил "нет"».

Судя по выступлению Ельцина 25 ноября в Ново-Огарево, для российского лидера это не сюрприз. В ответ Ельцин предлагает трехстороннее соглашение, к которому в дальнейшем смогут присоединиться все республики, кроме Эстонии, Латвии и Литвы: на их интерес прагматичный российский президент уже не рассчитывает.

Принципиальное отличие Вискулей от Ново-Огарево в том, что здесь говорят не о едином государстве, а о договоре государств. Чтобы обозначить форму ассоциации, некоторое время ищут слово, пока не находят подходящее: Содружество Независимых Государств. «Юридически это, конечно, конфедерация, но это не по-русски»,— не без некоторого лукавства скажет потом Сергей Шахрай.

Вечером 7 декабря все в Вискулях полны энтузиазма, за ужином звучит словосочетание «славянский союз». Неизвестно, транслировали ли его в Москву офицеры «девятки», но самолет Нурсултана Назарбаева, 1 декабря подтвердившего свой статус президента Казахстана на первых общенациональных выборах без других кандидатов и тоже уведомленного о встрече в Беловежской пуще, остается в Москве.

Тем временем делегации получают команду заняться подготовкой соглашения о создании СНГ. К утру Сергей Шахрай и Егор Гайдар пишут от руки 14 пунктов соглашения. «Около четырех часов утра Козырев подсунул листочки с текстом под дверь комнаты единственной присутствовавшей на вилле стенографистки, которая спала; утром листки выбросила уборщица, и их пришлось выуживать из мусора, чтобы перепечатать»,— пишет биограф Ельцина Тимоти Колтон, ссылаясь на собственное интервью с Шушкевичем. Ксерокса нет, поэтому оригинальный текст несколько раз пропускают через факс.

«СССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование»

«Мы, Республика Беларусь, Российская Федерация (РСФСР), Украина, как государства, подписавшие Союзный договор 1922 года, далее именуемые Высокими Договоривающимися Сторонами, констатируем, что Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование» — этими строками открывается преамбула Беловежского соглашения.

Стороны отмечают «историческую общность народов и сложившиеся между ними связи», заявляют о намерении «построить демократические правовые государства» и «развивать свои отношения на основе взаимного признания и уважения государственного суверенитета, неотъемлемого права на самоопределение, принципов равноправия и невмешательства во внутренние дела, отказа от применения силы, экономических или любых других методов давления, урегулирования спорных проблем согласительными средствами, других общепризнанных принципов и норм международного права». «Дальнейшее развитие и укрепление отношений дружбы, добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества между нашими государствами отвечают коренным национальным интересам их народов и служат делу мира и безопасности»,— говорится в преамбуле.

За ней следуют 14 лаконичных пунктов — ни следа от сложности ново-огаревских проектов. Раздел о предметах общего ведения попросту вычеркивается; подавляющее большинство вопросов можно просто отложить и урегулировать позже самим или в двустороннем порядке. Ст. 1 учреждает Содружество Независимых Государств. Ст. 2 регулирует вопросы гражданства и гарантирует базовое равноправие граждан всех договаривающихся стран на всей их территории. Ст. 3 фиксирует этническое многообразие как оберегаемую ценность. Ст. 4 очерчивает широкую перспективу сотрудничества, ст. 5 посвящена обоюдному признанию территориальной целостности, неприкосновенности существующих границ и их прозрачности для граждан и информации: глядя из 2021 года, можно назвать это идеалистической декларацией.

Ст. 6 будет переосмыслена буквально в течение нескольких месяцев. Пока она фиксирует, что страны СНГ стремятся к полному ядерному разоружению под строгим международным контролем, готовы уважать стремление друг друга к статусу безъядерной зоны и нейтрального государства, но готовы сохранять и поддерживать под объединенным командованием общее военно-стратегическое пространство, включая контроль над ядерным оружием. Судьбу ядерного оружия предстоит урегулировать отдельным соглашением. В мае 1992 года в Лиссабоне Россия, Украина, Белоруссия и Казахстан при участии стран Запада договорятся о полной передаче имеющихся ядерных арсеналов под российский контроль и на российскую территорию — и к концу 1994 года решение это будет полностью выполнено.

Ст. 7 содержит короткий и не слишком обязывающий список направлений совместной деятельности: координация внешней политики, общее экономическое пространство и таможенная политика, транспорт, связь, защита окружающей среды, вопросы миграции, борьба с организованной преступностью. В ст. 8 специально оговаривается, что стороны намерены координировать усилия по минимизации и преодолению последствий «планетарной катастрофы» на Чернобыльской АЭС (1986). Ст. 9 предусматривает регулирование споров между сторонами — при необходимости на уровне глав правительств и государств, ст. 10 — механизм полного или частичного отказа от участия в соглашении. Далее следует coup de grace: ст. 11 исключает действие на территории стран-участниц действие законов третьих стран, в том числе и бывшего Союза ССР. Ст. 12 гарантирует готовность стран-участниц нести договорные обязательства бывшего СССР, ст. 13 оставляет соглашение открытым для подписания республиками бывшего СССР — как и любыми другими странами, разделяющими цели и принципы документа. Ст. 14 определяет Минск как место пребывания координирующих органов СНГ, заодно прекращая деятельность органов бывшего СССР на территориях стран Содружества.

За Белоруссию соглашение подписывают председатель Верховного совета Станислав Шушкевич и премьер Вячеслав Кебич, за Украину — президент Леонид Кравчук и премьер Витольд Фокин, за Россию — президент Борис Ельцин и первый вице-премьер Геннадий Бурбулис.

«Вы разговариваете с президентом США, а президента своей страны вы в известность не ставите… Это позор. Стыдоба!»

Сразу после подписания соглашения возникает вопрос о том, как и кому о нем следует сообщить. Среди первых, кто узнает о случившемся,— президент СССР Михаил Горбачев (ему звонит Станислав Шушкевич), министр обороны Советского Союза маршал авиации Евгений Шапошников, президент США Джордж Буш (с ним связывается Борис Ельцин) и президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Казахстанский лидер, приглашенный в Вискули, предпочел не прилетать, сославшись на необходимость дозаправки самолета. В кармане у Назарбаева все еще лежит предложение Горбачева занять один из ключевых постов в обновленном Союзе после подписания договора, и он решает выждать несколько дней, чтобы не сделать ошибочного хода. 16 декабря Казахстан одним из последних в СССР провозгласит свою независимость и присоединится к СНГ.

Точную очередность звонков восстановить несложно, например, Михаил Горбачев вспоминал, что в разговоре с ним Станислав Шушкевич упоминал как об уже свершившемся факте беседу Ельцина с Бушем. Ей же, по-видимому, предшествовал разговор Бориса Ельцина с маршалом Шапошниковым: не имело смысла информировать американского президента о политических изменениях внутри второй ядерной сверхдержавы, не согласовав позицию с командованием ее вооруженных сил.

49-летний Евгений Шапошников, военный летчик, бывший заместитель маршала Дмитрия Язова, предложивший ему вывести войска из Москвы во время событий, связанных с выступлением ГКЧП и получивший после провала ГКЧП маршальские погоны вместе с постом союзного министра обороны, склонен симпатизировать Ельцину. Позже он напишет в воспоминаниях, что в конце ноября, возможно, после драматичного разговора в Ново-Огареве об украинском вопросе президент СССР интересовался его мнением о возможности использования военных для удержания власти. Шапошников, по его словам, ответил, что организаторов будет ждать тюрьма, что армия не имеет необходимой подготовки, что российское руководство не смирится с ситуацией, как и в августе, а в итоге получится еще хуже, чем тогда, возможно, прольется кровь. Тогда Горбачев подчеркнул, что вопрос его был сугубо гипотетическим.

Возможно, этот разговор с Шапошниковым повлиял и на горбачевское решение не предпринимать никаких действий в отношении собравшихся в Вискулях. В свою очередь, под впечатлением от него мог оставаться и Шапошников: во всяком случае, когда ему предложили должность командующего объединенными вооруженными силами СНГ, отказа не последовало. После этого Ельцин позвонил Бушу, чтобы уведомить его при помощи Андрея Козырева в качестве переводчика: Советского Союза больше нет; происходящие изменения не скажутся на контроле над советскими вооруженными силами, включая ядерные вооружения.

Естественно, Горбачева возмутил звонок Шушкевича: «Вы разговариваете с президентом США, а президента своей страны вы в известность не ставите… Это позор. Стыдоба!» Горбачев требует к телефону Ельцина и обрушивает на него свой гнев и обвинения в интригах. Ельцин отвечает, что у него, Кравчука и Шушкевича не было выхода, кроме подписания соглашения. Возможность силовых действий со стороны Горбачева участники соглашения все еще не исключают: на следующий день, 9 декабря, российский президент отправляется в кремлевский офис Горбачева и на всякий случай интересуется у него, гарантирована ли его безопасность.

Президент бывшего СССР

Горбачев в ситуации, которая уже не может быть описана как патовая: это шах и мат. Он фактически один: у него больше нет партии, нет Верховного совета — вместо него формально функционирует эфемерная тень союзного парламента, созданная по закону о переходных органах власти, рассчитанному на подписание нового союзного договора. Госсовет СССР фактически прекращает свое существование. Вероятно, последний момент для силовой реакции — арест участников Беловежских переговоров — бесповоротно упущен, как только о соглашении сообщают в новостях, и советский президент принимается комментировать создание СНГ. С его точки зрения, соглашение — форменное предательство, и уж во всяком случае антиконституционно распускать СССР решением глав трех республик, но в то же время участие Украины — позитивный сигнал.

Психологически Горбачеву очень трудно признать, что речь идет не только о проигрыше в долгой и сложной политической игре, в которой советский лидер в меру своего разумения постоянно пытался диверсифицировать ставки, но и о конце огромного политического и идеологического проекта, которым был созданный 69 лет назад Советский Союз и возникшая за пять лет до него Советская Россия. Если перефразировать слова Черчилля о Российской империи, прекратившей существовать за год до окончания Первой мировой войны, огромный корабль Советского государства тонул у входа в гавань, и Горбачеву оставалось сыграть роль капитана на уходящем под воду мостике.

При этом, строго говоря, соглашение о создании СНГ попросту развеяло «наведенную» реальность ново-огаревских переговоров, которые Михаил Горбачев долгие месяцы пытался вести так, словно ничего не происходило, и Союз продолжал существовать. Этот отказ признавать очевидное был заметен и до августа — до августа Горбачев, например, не был до конца уверен даже в бесповоротном уходе балтийских республик. Он игнорировал отказ Грузии, Молдавии и Армении участвовать в обсуждении нового Союза и строил переговоры так, словно был убежден: в один прекрасный момент все наладится, и все вернутся. Вместо этого наступил один ужасный момент, когда все кроме Горбачева просто отказались соблюдать странные правила этой воображаемой реальности.

Было ли соглашение о создании СНГ первым сигналом о том, что Союза больше нет? Совершенно точно нет: Эстония, Латвия и Литва заявили о восстановлении суверенной государственности еще в 1988–1989 годах. Верховный совет Грузии в марте 1990 года объявил, что Договор об образовании СССР 1922 года в отношении Грузии незаконен, а в апреле 1991 года провозгласил восстановление независимости. 18 октября 1991 года азербайджанский Верховный совет также заявил о неприменимости к Азербайджану Договора 1922 года. 5 декабря, за два дня до Беловежской встречи, Верховная рада Украины приняла обращение к парламентам и народам мира, из которого следовало, что Киев также больше не признает Договор 1922 года. К этой хронологии остается добавить ряд объявлений о независимости, последовавших за выступлением ГКЧП.

Ратификации

Логично, что жизнь на пространстве уходящего в прошлое СССР продолжается и после Беловежского соглашения: 8 декабря Мирча Снегур выигрывает выборы президента Молдавии, 10-го проходит референдум о независимости Нагорного Карабаха (с учетом фактического исхода всего азербайджанского населения независимость поддерживают 99,89% участников; 6 января следующего года она буде провозглашена и в дальнейшем отвоевана в затяжной полномасштабной войне, прервать которую удастся только в 1994 году общими усилиями России, Казахстана, Франции и США).

10 декабря Верховная рада Украины ратифицирует Беловежское соглашение: за — 295 депутатов, против десять при семерых воздержавшихся. После этого Кравчук звонит Шушкевичу, и тот ставит на голосование вопрос ратификации соглашения в белорусском Верховном совете: 263 за при одном против и двоих воздержавшихся. На единственный голос против, поданный при анонимном голосовании, впоследствии будут претендовать белорусский президент Александр Лукашенко и депутат Валерий Тихиня.

12 декабря вопрос ратификации соглашения встает перед депутатами российского Верховного совета. В его составе 347 человек. За ратификацию голосуют 188 депутатов — это большинство, но не слишком убедительное. Впрочем, против проголосовало лишь семеро. Буквально сразу же вслед за этим российский парламент голосует за денонсацию Договора об образовании СССР от 29 декабря 1922 года. Денонсации предшествует пояснение Сергея Шахрая (это его последний день работы в Верховном Совете перед переходом в правительство): советский союзный договор как соглашение глав государств, ратифицированное парламентами, никогда не заключался, текст его изменился уже к моменту рассмотрения первым союзным съездом советов, а ко второму съезду вовсе был существенно отредактирован.

Договор вошел в качестве основы в первую союзную Конституцию 1924 года, но в Конституции 1936 уже не фигурировал — «утратил силу», растолковывает Шахрай депутатам. В этом пояснении трудно не расслышать попытку несколько снизить пафос происходящего: мол, раз договор «растворился» еще в 1936 году, то и денонсировать, в сущности, нечего, ничего особо и не меняется, но коллеги в Белоруссии и Украине уже проголосовали, поэтому есть смысл вопрос закрыть. Возражения группы депутатов, пытавшихся привлечь внимание коллег к конституционному требованию созвать для денонсации союзного договора съезд, остались тогда без внимания. Позднее это даст основание для юридических претензий к статусу России как учредителя и участника СНГ.

В апреле 1992 года Шестой съезд народных депутатов России откажется от ратификации соглашения и от исключения из российской Конституции ссылок на соответствующие акты СССР, но это будет происходить в кардинально иной политической ситуации, через несколько месяцев после начала гайдаровских реформ и на заре конфликта между президентом и парламентом. А главное — в другой стране. В 1996 году коммунисты — часть которых в декабре 1991 года совершенно точно голосовала за ратификацию беловежского соглашения — добьются в Думе принятия постановления о его денонсации. В 1999 году заключение Беловежских соглашений будет одним из пунктов обоснования импичмента Ельцина, который инициируют коммунисты за семь месяцев до его отставки с поста главы государства. Но фактов, совершившихся в декабре 1991 года, все это уже не изменит.

Хорошая карта при плохой игре

13 декабря в Ашхабаде пятеро лидеров республик советской Средней Азии решают поддержать Соглашение о создании СНГ. Оно вообще на тот момент выглядит как юридический прорыв по сравнению с многострадальными ново-огаревскими конструкциями. В соглашении много слов о неприкосновенности границ, добрососедстве и разностороннем сотрудничестве, оно подразумевает максимальную свободу республик во внутренних делах. Навязчивый и, судя по августу, малопредсказуемый союзный центр, полномочия которого неясны, а дороговизна очевидна, просто отсутствует. В остальном Борису Ельцину как одному из инициаторов СНГ за несколько дней вроде как удается добиться того, чего не смог за год достичь Горбачев: 21 декабря на встрече в Алма-Ате декларацию о создании СНГ поддерживают 11 из 15 бывших советских республик, включая воюющие друг с другом Армению и Азербайджан. «Из бывших» среди подписантов отсутствуют только три балтийские республики и Грузия, но Грузия занята разгорающейся гражданской войной и присоединится к СНГ, как только чуть-чуть придет в себя: осенью 1993-го. Грузия выйдет из СНГ в 2008 году, Украина заявит о выходе в 2014-м.

Но в декабре 1991 года после Алма-Аты карта СНГ выглядит успокоительно похожа на карту СССР, за исключением Эстонии, Латвии и Литвы, к независимости которых все уже более или менее привыкли.

Единая команда СНГ на будущий год поедет на чемпионат Европы по футболу и на Олимпиаду в Барселоне. На Западе на некоторое время привыкают к мысли, что СНГ — это новое название для СССР — минус Горбачев и минус три балтийские республики.

Впрочем, «на земле» дело обстоит далеко не так благополучно: продолжается война в Нагорном Карабахе, противостояние в Южной Осетии, накапливаются противоречия в Абхазии, пылают конфликты в Приднестровье и Гагаузии. Чемпионом по числу конфликтов на своей территории становится Грузия: к уже отколовшейся Южной Осетии и готовой взорваться Абхазии добавляется гражданская война прямо на улицах Тбилиси.

20 декабря президент Грузии Звиад Гамсахурдия предъявляет ультиматум отрядам Национальной гвардии, которыми командует 53-летний Тенгиз Китовани, и бригадам «Мхедриони» 65-летнего Джабы Иоселиани. Гамсахурдия заявляет, что Китовани, Иоселиани и их бойцы воплощают интересы организованной преступности. Если они не сдадутся, верные президенту силы готовы начать стрельбу ракетами по базам их сторонников. Прямое столкновение в центре Тбилиси затягивается на две недели, огонь ведется из танковых орудий и полевых пушек, линия фронта пролегает в районе здания парламента на проспекте Руставели. Звиад Гамсахурдия определенно не рассчитал силы: 6 января ему приходится бежать сначала в Армению, потом в Чечню. Власть в Грузии переходит сначала к Военному совету, а затем к Государственному совету, который возглавит приглашенный Китовани Эдуард Шеварднадзе.

В Москве до стрельбы на улицах центра, в том числе и из танковых орудий, дойдет несколько позже — а пока, в предпоследнее воскресенье года, 22 декабря, коммунисты собирают своих сторонников, а заодно противников правительства Ельцина и Гайдара и адептов сохранения СССР. С учетом голосования на мартовском референдуме — на нем около 70% участников поддержали идею обновленного Союза — можно было бы ожидать, что на призыв коммунистов откликнется примерно пол-Москвы. Но у центрального входа на ВДНХ собираются от 10 тыс. (по оценке милиции) до 40 тыс. человек (по оценке организаторов). От ВДНХ до телецентра в Останкино — почти сплошной просторный сквер, на просторах которого даже 40-тысячная колонна с красными и имперскими флагами спокойно теряется. У входа в Останкино начинается митинг, лидеры коммунистов, в том числе депутаты Виктор Алкснис и Виктор Анпилов, требуют пропустить их в эфирные студии и предоставить три часа времени. Из-за металлического ограждения за толпой не без скуки наблюдают полтора десятка милиционеров. Из принесенных с собой колонок звучит «Вставай, страна огромная», люди подпевают, читают свои и чужие патриотические стихи и время от времени скандируют привычные призывы к отставке Горбачева, Ельцина и мэра Москвы Попова. Все это вместе называется «Маршем голодных очередей» — продуктовые магазины действительно почти пусты, в коммерческих продукты дороги. Чтобы заметить это, необязательно быть коммунистом:

А мы затянем туже поясок

И позабудем все свои желанья

Нам съесть хотя б чего-нибудь кусок —

Любой еды, пусть даже без названия.

Так поют шутники по телевидению, переходя сразу же к припеву о родине, которая щедро поит березовым соком: слова, не чуждые любому, кто помнит советский универсам образца 1991 года.

Группу переговорщиков в конце концов пускают в Останкино, но об эфире договориться не удается. Лидеры призывают сделать митинг бессрочным, но к десяти вечера у телецентра не остается никого, кроме милиции и прохожих. Через пять дней, 27 декабря, будет упразднена Всесоюзная государственная телерадиокомпания — ее преобразуют в РГРК «Останкино» (председатель Егор Яковлев, генеральный директор Эдуард Сагалаев).

«Желаю всем вам самого доброго»

23 декабря Россия официально занимает место СССР в Совете Безопасности ООН. В этот же день в Ореховой гостиной Кремля проходят переговоры между Борисом Ельциным и Михаилом Горбачевым об условиях отставки последнего. Горбачев в этот момент, возможно, еще рассматривает возможность созыва Съезда народных депутатов СССР как высшего легитимного органа Союза, гипотетически способного отменить Беловежское соглашение и восстановить советскую власть. Идею созыва съезда Горбачев впервые публично «тестирует» 9 декабря, комментируя Беловежское соглашение. На следующий день, 10 декабря, союзные депутаты Александр Оболенский и Владимир Самарин начали сбор подписей под обращением к Горбачеву с требованием созвать съезд — всего подписей окажется 397. 16 декабря президиум российского Верховного совета ставит вопрос о передаче в российскую юрисдикцию зданий, помещений, имущества и средств Верховного совета Союза. Обеспокоенные депутаты Совета Союза собираются на сессию 17 декабря, но председатель палаты Константин Лубенченко вынужден признать отсутствие кворума — Россия и Белоруссия уже отозвали свои делегации. Оставшиеся депутаты заявляют о незаконности Беловежского соглашения в части ликвидации союзных органов и хотят оставить за собой право созвать союзный съезд в случае обострения ситуации в стране.

На следующий день их коллеги из Совета республик (председатель Ануарбек Алимжанов) заявляют, что соглашение об СНГ — реальная гарантия выхода из острейшего экономического и политического кризиса. При этом антиконституционные действия по отношению к Верховному совету и президенту СССР недопустимы.

23 декабря Ельцин приглашает Александра Яковлева в качестве посредника для многочасовых переговоров с Горбачевым. Беседа длится несколько часов и касается широчайшего круга вопросов — от передачи кодов управления ядерным оружием до горбачевской личной безопасности, охраны, транспорта, резиденции, пенсии, архива и помещения для «Горбачев-фонда». Ельцин излагает советскому президенту планы экономической реформы и просит хотя бы в течение полугода не критиковать его публично.

В среду, 25 декабря, Михаил Горбачев обращается к советскому народу с речью, в которой сообщает о своей отставке. «В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР,— звучит его ставший привычным голос.— Принимаю это решение по принципиальным соображениям. Я твердо выступал за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик. Но одновременно и за сохранение союзного государства, целостности страны. События пошли по другому пути. Возобладала линия на расчленение страны и разъединение государства, с чем я не могу согласиться». Горбачев подводит итоги начатых им преобразований, говорит о роковой роли августовского путча и высказывает тревогу в связи с тем, что миллионы людей «потеряли гражданство великой страны,— последствия могут оказаться очень тяжелыми для всех».

Первый и последний президент СССР призывает во что бы то ни стало сохранить выстраданные демократические преобразования последних лет — чтобы не похоронить надежды на лучшее будущее. «Сегодня хочу выразить признательность вcем гражданам, которые поддержали политику обновления, включились в осуществление демократических реформ,— говорит он в конце.— Я благодарен государственным, политическим и общественным деятелям, миллионам людей за рубежом — тем, кто понял наши замыслы, поддержал их, пошел нам навстречу, на искреннее сотрудничество с нами. Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, с верой в вас, в вашу мудрость и силу духа. Мы — наследники великой цивилизации, и сейчас от всех и каждого зависит, чтобы она возродилась к новой современной и достойной жизни. Хочу от всей души поблагодарить тех, кто в эти годы вместе со мной стоял за правовое и доброе дело.

Наверняка каких-то ошибок можно было бы избежать, многое сделать лучше. Но я уверен, что раньше или позже наши общие усилия дадут плоды, наши народы будут жить в процветающем и демократическом обществе. Желаю всем вам самого доброго».

Горбачев читает текст в кремлевском кабинете, который ему предстоит покинуть, и техническая съемка позволяет увидеть, как, дочитав текст, он заглядывает в чашку для чая, стоящую на краю стола. Чашка пуста. Советский лидер снимает и складывает очки и встает из-за стола. «Сегодня у Михаила Сергеевича трудный день,— говорит российский президент в интервью CNN.— Поскольку я испытываю к нему большое личное уважение, и мы стараемся быть цивилизованными людьми, стараемся сделать цивилизованное государство, я не хочу сегодня разбирать ошибки бывшего генерального секретаря».

Несмотря на широко распространенное мнение о деликатности, с которой Ельцин выдворил из Кремля своего бывшего шефа, сразу же после окончания горбачевской речи с флагштока над Красной площадью спускается алый флаг СССР, и на его место поднимается бело-ало-лазоревый российский триколор. Спустя еще десять минут маршал Шапошников получает из рук Горбачева кейс с кодами управления ядерным оружием. Через два дня, 27 декабря, российский президент займет кремлевский офис бывшего советского лидера.

Полную пафоса картину дня 25 декабря венчает старт вещания российско-американской музыкальной радиостанции «Радио Максимум». Станция входит в издательский синдикат «Московские новости», занимает часть этажа в здании МН на Пушкинской площади и начинает свое вещание на частоте 103,7 мГц с трансляции платинового хита The Beatles 1967 года «Все, что вам нужно,— это любовь».

26 декабря Совет Республик под председательством Ануарбека Алимжанова принимает декларацию о прекращении существования СССР в связи с образованием СНГ. К этому моменту в Совете Республик остаются только делегации пяти республик Средней Азии. Одновременно председатель Совета Союза Константин Лубенченко освобождает народных депутатов СССР от исполнения ими служебных обязанностей в Верховном Совете со 2 января 1992 года.

Энтузиасты все же предпримут в марте 1992 года попытку созвать чрезвычайный съезд народных депутатов СССР — но в подмосковном Вороново соберется лишь около 200 человек, то есть меньше десятой части «штатного» состава союзного съезда.

«Риски вооруженного конфликта между ядерными постсоветскими государствами»

Вечером 31 декабря миллионы советских телезрителей традиционно собрались у телеэкранов, чтобы поднять бокалы с шампанским с двенадцатым ударом курантов. Центральное телевидение приготовило им сюрприз. Михаил Горбачев по понятным причинам уже не имел оснований выступать с новогодним обращением к нации, к тому же он уже произнес прочувствованную речь 25 декабря. Борис Ельцин, спешно занявший кремлевский кабинет Горбачева, по-видимому не чувствовал в себе решимости сразу же подменить советского лидера еще и в амплуа телевизионного деда Мороза, поэтому в эфир было решено вывести сатирика Михаила Задорнова.

Задорнов прочитал двенадцатиминутный скетч, который начал с шуточной благодарности политикам за то, что они не перенесли Новый год, не переименовали и не заменили на другой праздник. СССР Задорнов вполне уверенно называет бывшим — он замечает, что словосочетание «бывший СССР» звучит понятнее, чем Содружество Независимых Государств — ведь «если государство действительно государство, то оно уже независимое». В студии периодически звонит телефон, и Задорнов, снимая трубку, каждый раз меняет тему, словно получая указания высокопоставленных начальников. Он тем не менее успевает пошутить о возможном «распаде независимых государств на еще более независимые», о колбасе по сто семьдесят рублей (двенадцать месяцев назад 170 рублей считались неплохой зарплатой), о грядущей еще больше свободе цен — «пришел в магазин, увидел цены — и свободен», о бывших коммунистах, обзывающих друг друга коммунистами, претендуя на то, чтобы называться демократами, а также о правительстве, которое непременно проведет денежную реформу, раз заявляет, что ее не будет, но никогда не подступится к приватизации — как раз потому, что обещает ее провести. Михаил Задорнов закладывает перспективную традицию обсуждения, что там на Украине, походя затрагивая претензии Киева на часть Черноморского флота и намерение ввести в обращение купон вместо советского рубля. «Два народа с момента провозглашения независимости отталкиваются друг от друга с силой, пропорциональной квадрату их родственности»,— приводит сатирик якобы цитату неизвестного средневекового мудреца. Заканчивает он коротким «анекдотом года»: «Пролетарии всех стран, извините».

В шутке о распаде независимых на еще более независимые, как и полагается, только доля шутки: 26 декабря заявку на вступление в СНГ подает Татарстан. Республика, которой с июня в качестве президента руководит опытный советский политик Минтимер Шаймиев, становится одним из лидеров «парада суверенитетов» внутри России.

Регионы после объявления о роспуске Союза словно расслышали наконец легендарные слова, сказанные Ельциным в августе 1990 года: «Берите суверенитета столько, сколько хотите».

В какой-то момент возникает сомнение в том, существует ли после исчезновения «союзного контура» Россия как единое целое — и впервые это сомнение возникает как раз в декабре. Ельцин начинает подготовку к подписанию Федеративного договора — оно состоится через несколько месяцев и зафиксирует очертания федерации. Не подпишут его в 1992 году только два «субъекта» — дудаевская Чечня, где дело в итоге дойдет до войны, и Татарстан — с ним Москва начнет долгие переговоры и выйдет на подписание отдельного соглашения о разграничении полномочий в 1994 году.

Задорнов легко шутит над военными амбициями Украины, а между тем возникает серьезнейшая проблема принадлежности военных баз на Черном море и статуса украинского ядерного оружия. 30 декабря лидеры СНГ собираются в Минске, чтобы еще раз обсудить статус советских ядерных арсеналов — причем Москве только предстоит убедить Киев и Алма-Ату (Минск в этом отношении более сговорчив) в том, что единственный правильный путь — это скорейшая передача всего ядерного оружия России. Пока же ядерные арсеналы рассредоточены, сохраняется риск локальных конфликтов с применением тактического ядерного оружия. В республиках, напомнит позже Андрей Козырев в интервью авторам книги «Революция Гайдара», остаются бывшие советские воинские части, новая принадлежность которых пока не урегулирована, и существует риск их вмешательства в местные конфликты. «Как только они вмешаются, дальше сразу включаются бандиты со всех сторон, и начинается то, что произошло в Югославии,— говорит Козырев.— Это страшнейшее кровопролитие. В наших условиях — это ядерная война. Тактическое ядерное оружие было везде, вернее, никто не мог точно сказать, где оно есть, а где его нет. Югославия могла быть детским садом по сравнению с тем, что могло быть у нас».

Егор Гайдар в «Гибели империи» согласился, что угроза югославского сценария была реальной, но предположил, что ядерное оружие как раз удержало от него распадающийся СССР. Свою роль, отмечал Гайдар, сыграла и заметная разница между Ельциным и Слободаном Милошевичем – между их приоритетами, политическими взглядами, биографиями и условиями, в которых они принимали решения: Ельцин, в отличие от Милошевича, не делал и не мог сделать опасной ставки на радикальный национализм. Что касается ядерного фактора, он, по мысли Гайдара, одновременно сдерживал наихудшие сценарии и повышал риски. «На Украине к концу 1991 года была сосредоточена почти каждая пятая боеголовка наземного компонента стратегической триады, — отмечает он. – Данные о распределении состава ядерных боеприпасов на территории бывшего СССР не являются абсолютно надежными… Наиболее серьезными были не проблемы, связанные со стратегическим ядерным вооружением. Оно эффективно контролировалось из Москвы…. Сложнее была ситуация с тактическими ядерными зарядами. Решение о применении некоторых из них технически могли принимать командующие округами. Если говорить точнее, они имели возможность применять по своему решению ядерные снаряды и мины. Использование тактических ракет технически контролировалось Москвой, но и это в условиях краха территориально интегрированной империи было угрозой цивилизации. Что означают риски вооруженного конфликта между ядерными постсоветскими государствами, участники процесса прекрасно понимали».

Кроме того, тесно взаимосвязаны были «мирный роспуск империи и экономическая либерализация», отмечал Гайдар, а Сергей Шахрай позже пояснял: Беловежское соглашение могло быть отнюдь небезупречным решением, но оно давало экономическому блоку российского правительства время и возможность приступить к радикальной реформе.

«Мы переживали в прошлом и более сложные времена»

Несколько недель к этому моменту были потрачены на попытки согласовать синхронность основных шагов с соседями, в том числе с Украиной, но в декабре становится очевидно, что синхронизации не будет. Со 2 января правительство Ельцина—Гайдара намерено «отпустить» цены. Из всего, что реформаторы в Центральной и Восточной Европе описывали как шок, либерализация цен ближе всего к шоку для граждан в прямом смысле этого слова, но другого выхода, очевидно, нет. Вопрос слишком серьезен, чтобы обсуждать его между новогодней елкой, шампанским и оливье, поэтому Ельцин обращается к россиянам 30 декабря, и текст его телевизионной речи на следующий день публикует «Российская газета».

«1991 год отсчитывает последние дни,— говорит президент.— По традиции в это время принято подводить итоги и строить планы на будущий год... Едва ли мы могли предполагать, что за этот небольшой отрезок времени произойдет столько событий. Идут глубокие преобразования, преобразуется государство. Идет болезненный переход к новой для нас рыночной экономике. Сложные процессы происходят в духовной жизни... Конечно, сейчас всем нам трудно, наших граждан подчас охватывает чувство горечи за свою страну. Но несправедливо говорить о России только в мрачном свете, уничижительном тоне. Поражение потерпела не Россия, а коммунистическая идея, эксперимент, который был проведен с Россией и который был навязан нашему народу...

В этом году Россия принимала от Союза свое хозяйство, свое достояние, которое у нее отобрали в 1917 году. Наследство, которое мы получили, просто удручает. Ощущение такое, что на нашей земле хозяйничал враг...

Мы получили в наследство крайне запущенную техническую базу и в промышленности, и в сельском хозяйстве, и на транспорте, и в энергетике, и в сфере услуг. Все это сегодня дает о себе знать, осложняет и без того нерадостную жизнь наших людей... 2 января начнется, пожалуй, самая болезненная мера, на которую многие годы не решались руководители страны,— это освобождение цен. Это вынужденная, временная мера... Но должен сказать: при всех условиях будем защищать тех, кому приходится особенно тяжко... С начала января начинается несколько прямых мер, которые имеют целью стабилизировать и оздоровить экономику. На последнем заседании правительства обсуждена государственная программа приватизации на 1992 год. Основной упор делается на ускоренную приватизацию торговли и сферы услуг, а также убыточных предприятий и объектов незавершенного строительства... Правительство намерено строго контролировать процесс приватизации для того, чтобы его поддерживать, снимать преграды. Одна из задач приватизации — вдохнуть жизнь в огромное количество предприятий, которые работают вполсилы, задействовать неиспользованные мощности... Вместе с тем наша задача не допустить, чтобы государство выпустило из рук то, что составляет достояние России... Мы пересмотрели принципы социальной политики, оказалось, что и здесь много бессмысленных затрат. Все расходы на социальную поддержку должны иметь точный адрес, идти на поддержку тех людей, которым наиболее трудно…

Проводя политику жесткой экономии, мы не имеем права использовать этот принцип для культуры, науки, образования, здравоохранения…

Мы пошли на серьезные изменения в налоговой политике… В январе мы начинаем крупные мероприятия по аграрной реформе. Речь идет прежде всего о преодолении монополии государства в смежных отраслях. Фермер до сих пор не является равным партнером для колхозов и совхозов... Считаю, что пришло время полного признания частной собственности на землю, включая право на ее куплю и продажу. Тянуть с этим больше нельзя».

Борис Ельцин готовит сограждан к трудностям, но оптимистично считает, что они не будут долгими: «Я назвал лишь некоторые направления нашей реформы. Будем неуклонно проводить их в жизнь, с тем чтобы уже к осени стабилизировать экономику, а к концу следующего года, как я и обещал в предвыборный период, начнется постепенное улучшение жизни людей... Нам предстоит создать основы новой жизни. Конечно, это нелегкая работа, но все же она нам по силам. Мы переживали в прошлом более сложные времена... Уверен, мы пройдем и этот трудный период. Говорил не раз и хочу повторить: нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идет о шести-восьми месяцах. В это время нужна выдержка... И тогда наши сложнейшие реформы удастся провести».

«Нам ничего не осталось — у нас все впереди»

Первые же недели реформ приведут к росту напряженности между правительством, самим президентом Ельциным и российскими парламентариями, которые начнут блокировать решения кабинета и требовать отставок. Но все это впереди, а пока Ельцин выходит триумфатором из длинного противостояния с Горбачевым.

«Горбачев вполне мог оставить Ельцина на прежнем месте после его бунта в 1987 году или пригласить его назад на партийной конференции в 1988 году,— пишет биограф первого российского президента Тимоти Колтон.

— Он мог бы проявить предусмотрительность и выслать Ельцина из страны во время выборов 1989 года. Даже после выборов было еще не слишком поздно для того, чтобы признать популярность Ельцина и назначить его главой правительства. КПСС, будь она лучше мотивирована и организована, могла бы не дать российскому парламенту избрать Ельцина своим председателем в 1990-м и учредить пост президента в 1991 году. Программа "500 дней" была отличной возможностью смягчить его позицию, но ее упустили. Если бы советские лидеры проявили больше гибкости, русские так не озлобились бы, а более адаптивная позиция по союзному договору могла бы побудить Ельцина согласиться на компромиссные предложения. Если бы в августе 1991 года не произошел опереточный путч, у Горбачева было бы время подготовить некий гибридный переходный режим. И будь заговорщики порешительнее, переворот мог бы закончиться для Ельцина в лучшем случае арестом, а в худшем — гибелью в бойне возле Белого дома. Другие могли бы упустить свои шансы, но только не Ельцин… Он в полной мере использовал ту конъюнктуру, которая открылась перед ним благодаря сейсмическим структурным сдвигам и случайностям».

Впереди было много тяжелой работы, критических ситуаций и решений, каждое из которых в отдельности было способно обнулить поддержку избирателей. Впереди были бедность, безработица, развитие старых и появление новых конфликтов, новые потоки беженцев и экономических мигрантов, крах миллионов карьер и домохозяйств, переход научных сотрудников из кабинетов и лабораторий в торговые ряды вещевых рынков, рост протестов, отставка правительства, противостояние с парламентом и вооруженные столкновения в Москве , война в Чечне, выборы 1996 года — и далее, как говорится, со всеми остановками.

Но в декабре 1991 года многими овладело, кажется, ощущение, что легко отделались: действительно, могло быть гораздо хуже. Исчезновение страны под названием СССР выглядело чем-то вроде допустимой потери. «Вчера были дети — сегодня смерть,— пел Юрий Шевчук в клипе "Рожденный в СССР", снятом Борисом Деденевым в 1991 году. — Сегодня победа, пойми и прости. Нам ничего не осталось — у нас все впереди».

За спиной у музыкантов ДДТ во дворе брошенного дома с заколоченными окнами горели костры, и пламя отражалось в шевчуковских очках:

И чем дальше, тем круче

И почти закат

Здравствуй светлая Русь

Я твой черный брат

К нам вернулась надежда

Нам поет доброта

Ты вчера был хозяин империи

А теперь — сирота.

«Бездомность становится судьбой мира»,— написал как-то Мартин Хайдеггер, но 31 декабря 1991 года всем было явно не до него.

Иван Сухов