Сеул и Пхеньян, а также Вашингтон: третий лишний?
Андрей Ланьков о том, могут ли две Кореи начать договариваться самостоятельно
Многим еще памятны весна и лето 2018 года, когда мировая печать много писала о якобы происходящем «примирении двух корейских государств». Действительно, в течение 2018 года состоялось три межкорейских саммита и был подписан ряд документов — не слишком конкретных по содержанию, но полных оптимистических деклараций.
Эксперт клуба «Валдай», профессор Университета Кукмин (Южная Корея) Андрей Ланьков
Однако все это — дела давно минувших дней. Вот уже около двух лет, как отношения между Северной и Южной Кореей остаются напряженными — по сути можно сказать, что систематических контактов между двумя корейскими государствами нет. При этом южнокорейская сторона время от времени обращается к Северу с инициативами, предлагая начать сотрудничество в самых разных областях — от спорта до охраны лесов. Однако эти инициативы в Пхеньяне либо игнорируют, либо прямо отвергают — зачастую в умышленно грубой форме.
Впрочем, если присмотреться к южнокорейским инициативам, позиция Пхеньяна становится понятной. Предложения эти носят символический характер. Сеул предлагает Пхеньяну совместное участие в спортивных состязаниях или в высадке лесов, но не предлагает того, чего Север, собственно говоря, только от него и ждет — материальной помощи и экономической поддержки.
Причина подобной позиции Юга очевидна. Администрация президента Мун Чжэ Ина действительно хочет улучшить отношения с Севером, но при этом куда более приоритетными для нее являются отношения с США.
Поэтому при подготовке любых предложений, касающихся вопросов взаимодействия между двумя корейскими государствами, в Сеуле в первую очередь думают о том, не вызовет ли данная инициатива недовольства в Вашингтоне.
Вызвать такое недовольство в настоящее время просто. В Вашингтоне окончательно победили сторонники жесткой линии в отношении КНДР. Ставка там сделана на максимально последовательное проведение в жизнь санкций, которые были приняты Советом Безопасности ООН в 2016–2017 годах и которые сделали почти невозможным для Северной Кореи ведение внешнеэкономической деятельности. Хотя поставки продовольственной и гуманитарной помощи разрешены, практически все виды торговли и инвестиций в настоящее время попадают под действие санкций.
Бросить вызов американской позиции в Сеуле и не могут, и не хотят, тем более что последние годы были отмечены заметным усилением проамериканских настроений как среди южнокорейской элиты, так и в южнокорейском обществе в целом. Едва ли не главную роль в этом играет и Китай, усиление которого в последние годы вызывает немалую озабоченность у большинства его соседей, включая и Южную Корею.
На рост проамериканских настроений среди избирателей накладывается и другой процесс — потеря интереса к Северу в южнокорейском обществе, в особенности среди молодежи.
Представители старшего поколения в большинстве своем согласны с тем, что Северной Корее следует оказывать значительную экономическую помощь, а вот к молодежи это уже не относится.
Поэтому в Сеуле и вынуждены проявлять осторожность, согласуя каждый свой шаг с Вашингтоном — и вынося на согласование только такие инициативы, у которых есть шанс быть одобренными США. Увы, такие инициативы неизбежно носят символический характер.
В Вашингтоне еще могут согласиться с тем, что специалисты из Сеула окажут Пхеньяну помощь в деле восстановления лесного покрова, но уж никак не с тем, чтобы в КНДР стали появляться богатые южнокорейские туристы, не говоря уж об инвесторах.
Однако Пхеньян, в свою очередь, мало заинтересован в этом сеульском «дружелюбии по дешевке» и поэтому отвергает южнокорейские предложения.
Позиция всех трех участников логична, и поэтому мало шансов на то, что она изменится в ближайшем будущем — тем более что пандемия и карантин, к которому в КНДР относится очень строго, тоже не слишком способствуют дипломатической активности. Так что выхода из тупика пока не видно.