Как начинались и чем закончились «болотные протесты»

Десять лет назад, 24 декабря 2011 года, в Москве прошел самый массовый из серии митингов «За честные выборы», начавшейся сразу после подведения итогов выборов в Госдуму. В нынешнем столетии эта протестная кампания стала беспрецедентной для России по масштабу и длительности и даже на короткое время сумела объединить представителей разных флангов оппозиции. Но эффект солидарности оказался не так силен, как ответ власти в сочетании с разногласиями в стане самих оппозиционеров. “Ъ” напоминает, как проходили протесты 2011–2012 годов, чем они закончились и что стало с их лидерами.

6 декабря 2021 года один из лидеров зимних митингов десятилетней давности, координатор «Левого фронта» Сергей Удальцов собрал участников тех событий в столичном клубе «Алиби», чтобы обсудить «уроки болотных протестов». Пришли, конечно, не все: одни уехали из России, опасаясь уголовных дел и арестов, другие окончательно разругались между собой. Среди самых заметных гостей мероприятия были соратник Сергея Удальцова Леонид Развозжаев, депутат Мосгордумы от «Яблока» Владимир Рыжков (на момент начала «болотных протестов» — сопредседатель Республиканской партии, ликвидированной судом по иску Минюста в 2007 году и восстановленной по решению ЕСПЧ в январе 2012 года) и «яблочник» Николай Кавказский (обвинялся в участии в массовых беспорядках по «болотному делу», но был амнистирован).

От диалога до разгона

«Было ощущение, что история творится на наших глазах и перемены будут колоссальные. Зрелище народных протестов было поистине воодушевляющим»,— вспоминает Сергей Удальцов. Все началось на следующий день после выборов в Госдуму, сопровождавшихся многочисленными сообщениями кандидатов и наблюдателей о нарушениях и фальсификациях. Вечером 5 декабря 2011 года на Чистопрудном бульваре в Москве стихийно собрались несколько тысяч человек, требовавших отмены результатов голосования, отставки главы Центризбиркома Владимира Чурова и расследования всех отмеченных нарушений. До конца года прошло еще несколько митингов под лозунгом «За честные выборы!», а наиболее массовыми стали санкционированные мэрией акции 10 декабря на Болотной площади и 24 декабря на проспекте Сахарова, собравшие, по разным оценкам, от 50 тыс. до 120 тыс. человек.

Организацией митингов и подачей заявок занимались активисты, представлявшие разные, порой идеологически противоположные оппозиционные силы. По словам Сергея Удальцова, они собрались «во многом стихийно», но смогли временно объединиться для поиска общих решений и в надежде превратить «трещины власти в серьезные прорехи». И поначалу казалось, что это удается, вспоминает господин Удальцов: «Мы ходили на встречу к президенту Дмитрию Медведеву! Вы сейчас можете представить, чтобы Путин встречался с несистемной оппозицией? Мы все сейчас записаны в национал-предатели, экстремисты, террористы, и с нами разговаривают теперь только следственные органы, а не высшее руководство страны. Тогда мы были реальной угрозой, власть заигрывала с нами».

Оппозиционеры склонны считать именно испуг причиной готовности власти к диалогу. При администрации президента была создана рабочая группа, куда оппозиционеры «приносили стопки предложений по изменению законодательства», говорит лидер «Левого фронта». Владимир Рыжков вспоминает, как в конце декабря 2011 года встретился с экс-министром финансов Алексеем Кудриным, который присутствовал на нескольких митингах, и тот говорил, что занимавший тогда пост премьера Владимир Путин тоже рассматривает возможность встречи с оргкомитетом оппозиции. «Очень близка была возможность обсуждения реформы, но не срослось,— сожалеет господин Рыжков.— Испуг у власти прошел, и она консолидировалась».

Некоторое влияние на федеральную политику протесты все же оказали. 22 декабря 2011 года президент Медведев в послании Федеральному собранию анонсировал реформу, направленную на либерализацию политической системы. В частности, были возвращены прямые выборы губернаторов и упрощена регистрация партий, которые к тому же освободили от сбора подписей избирателей на всех выборах, кроме президентских (но и для них число необходимых подписей было сокращено).

Правда, в то же самое время премьер Владимир Путин, которого «Единая Россия» еще в сентябре де-факто выдвинула в президенты на выборах-2012, демонстрировал несколько другой стиль. Например, во время «Прямой линии» 15 декабря он заявил, что некоторые люди, вышедшие на митинги, делали это в интересах иностранных государств и на иностранные деньги. Тогда же премьер назвал их «бандерлогами», а по поводу символа акций «За честные выборы» — белых ленточек — признался, что поначалу спутал их с контрацептивами.

К февралю 2012 года, когда оппозиционеры вновь стали собирать митинги после перерыва на новогодние праздники, именно такой подход уже доминировал. Сначала массовым акциям оппозиции были противопоставлены еще более массовые провластные митинги. А затем, когда после победы Владимира Путина на президентских выборах санкционированное шествие оппозиции от Калужской до Болотной площади (по оценке полиции, около 8 тыс. участников, по оценкам самих участников и организаторов — от 30 тыс. до 120 тыс.) завершилось столкновениями с полицией, несколько сотен участников задержали и возбудили уголовное дело о массовых беспорядках, фигурантами которого стали более 30 человек. Не сразу, но были разогнаны и «протестные гулянья» активистов по московским бульварам, начавшиеся сразу после инаугурации Владимира Путина. А в июне за дело взялась Госдума, принявшая сразу несколько резонансных законов, которыми, в частности, была ужесточена ответственность за нарушения на митингах и введен статус «НКО—иностранного агента».

От коалиции до размежевания

Несмотря на обозначившуюся смену курса, оппозиционеры снижать активность поначалу не планировали и даже предприняли шаги к организационному оформлению сложившейся коалиции. На акции 12 июня 2012 года, которая, как и марш 6 мая, называлась «Марш миллионов» (по оценкам полиции, от Пушкинской площади до проспекта Сахарова прошли от 10 тыс. до 18 тыс. участников, по оценке организаторов — от 100 тыс. до 200 тыс.) было объявлено о создании Координационного совета оппозиции (КСО), который должен был заниматься координацией протестов, формированием информационной повестки и переговорами с властью на предмет выполнения принимавшихся по итогам митингов резолюций.

Выборы в КСО прошли 20–22 октября 2012 года по четырем спискам: 30 человек избирались по общегражданскому списку и еще 15 — от представителей партий (по пять от либеральных, левых и националистических). Голосование проходило в основном в интернете, хотя было открыто и несколько импровизированных избирательных участков. Для регистрации нужно было пройти верификацию личности с помощью паспорта или отправки символической суммы денег на счет Центрального выборного комитета, который возглавлял соратник Алексея Навального Леонид Волков. Всего в голосовании приняли участие 80 тыс. человек (из более 170 тыс., зарегистрировавшихся на платформе), которые выбирали из более чем 200 кандидатов.

27 октября новоизбранный КСО провел первое заседание под председательством Алексея Навального, получившего наибольшее число голосов. На нем оппозиционеры обсудили формат и даты следующих протестных акций, а также одобрили интернет-площадку «Демократия-2» для информирования соратников. Правда, почти сразу же КСО раскололся на два лагеря — радикалы и оппозиционеры более умеренных взглядов, а некоторые его члены начали покидать совет. Причины здесь назывались разные. Например, муниципальный депутат Максим Кац и член «Солидарности» Петр Царьков объясняли свой уход неэффективностью КСО, а экологическая активистка Евгения Чирикова и основатель «Руси сидящей» (организация внесена Минюстом в реестр иностранных агентов) Ольга Романова сообщили, что хотят сконцентрироваться на правозащитной деятельности.

Впрочем, состоятельность КСО как работоспособного органа ставилась под сомнение еще до его создания — прежде всего из-за диаметрально разнящихся политических взглядов его членов. Владимир Рыжков, решивший тогда не выдвигать свою кандидатуру в КСО, сейчас объясняет, что недостатками тех выборов были охват «очень небольшого сегмента» общества и невозможность «расширения протестного блока». А некоторые оппозиционные организации выборы в КСО просто бойкотировали. Скажем, «Яблоко» не участвовало в этом процессе из-за содержащегося в уставе партии запрета на сотрудничество с левыми радикалами и националистами. А Форум левых сил не захотел поддерживать КСО, считая этот орган слишком либеральным и настаивая на создании собственного.

Как бы то ни было, организовать новые акции, хотя бы отдаленно схожие по масштабам и резонансу с митингами зимы 2011–2012 годов, КСО так и не удалось. Осенью 2013 года, когда должны были состояться перевыборы совета, он фактически самоликвидировался. Последнее заседание КСО попросту не состоялось из-за отсутствия кворума: из 40 членов присутствовали только девять.

От политиков до уголовников

Новый курс федеральной власти, воплотившийся позже в том числе в «дадинской» статье УК (об уголовной ответственности за неоднократное нарушение правил проведения митингов), законе о нежелательных организациях и в распространении законодательства об иностранных агентах на СМИ и физических лиц, заметно проредил ряды активистов, организовывавших протесты десятилетней давности.

Лишь трое из них продолжают заниматься активной политикой в качестве действующих депутатов: Илья Яшин с 2017 года был главой Красносельского совета депутатов Москвы и покинул этот пост летом 2021 года, оставшись рядовым депутатом, Петр Царьков является зампредом того же совета, а Олег Шеин — депутатом Астраханской облдумы от «Справедливой России — За правду».

Двоих экс-членов КСО уже нет в живых: бывшего вице-премьера Бориса Немцова застрелили в феврале 2015 года на Большом Москворецком мосту (суд признал виновными пятерых уроженцев Чечни, заказчик до сих пор не установлен), националист Константин Крылов умер в мае 2020 года от последствий инсульта.

Как минимум 16 из 45 членов первого состава КСО, по подсчетам «Ъ», к настоящему моменту по разным причинам покинули Россию. Например, журналист Олег Кашин, который уехал вслед за своей женой, работающей в международной компании, позже заявлял, что на его решение не возвращаться на родину повлияли угрозы от людей, причастных к нападению, которому господин Кашин подвергся в 2010 году. Тогда журналиста избили арматурой, он был доставлен в больницу в тяжелом состоянии и пережил несколько операций. Следствие нашло исполнителей, но не выявило заказчика.

Большинство же уехавших приняли такое решение, опасаясь уголовного преследования. Так, в 2013 году Россию покинул один из самых узнаваемых на тот момент оппозиционеров — экс-чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров. На следующий год его сайт был заблокирован Роскомнадзором за «призывы к противоправной деятельности». За границей господин Каспаров проводит ежегодный «Форум свободной России» и лоббирует введение санкций против приближенных к Кремлю чиновников, бизнесменов и журналистов.

За границей живут состоявшие в КСО близкие соратники Алексея Навального — Владимир Ашурков (уехал в 2014 году незадолго до того, как стал фигурантом уголовного дела о мошенничестве с пожертвованиями в избирательный фонд Алексея Навального), Георгий Албуров (эмигрировал предположительно весной 2021 года) и Любовь Соболь (уехала в 2021 году в промежутке между приговором по уголовному делу за «подстрекательство к нарушению противоэпидемиологических правил» и его обжалованием). Все трое работали в Фонде борьбы с коррупцией, который в 2021 году был признан экстремистским и запрещен.

С разрывом в несколько лет Россию покинули Геннадий и Дмитрий Гудковы, которые на момент избрания в КСО были депутатами Госдумы от «Справедливой России». В сентябре 2012 года Геннадия Гудкова лишили депутатского мандата в связи с обвинением в незаконном ведении бизнеса, а в 2021 году, уже после отъезда за границу, он стал фигурантом уголовного дела о незаконном хранении оружия: полиция нашла в его квартире патроны к наградному оружию, разрешение на которое было просрочено. Сами обыски проводились по уголовному делу о неуплате долга за аренду подвала в 2015–2017 годах фирмой, которой владела тетя Дмитрия Гудкова. Тот позже тоже стал подозреваемым по этому делу, был допрошен и отпущен без предъявления обвинений, но в итоге все же решил покинуть страну.

Еще один член КСО, депутат Госдумы от «Справедливой России» и один из самых ярких оппозиционеров начала 2010-х Илья Пономарев весной 2013 года стал фигурантом уголовного дела о растрате более 22 млн руб. из фонда «Сколково», где он раньше работал. Депутату заочно предъявили обвинение в 2015 году, когда он уже эмигрировал, а летом 2016 года Илья Пономарев лишился и депутатских полномочий.

В 2013 году эмигрировал националист Игорь Артемов, чей «Русский общенациональный союз» был признан экстремистской организацией и запрещен еще в 2011 году, а сам Игорь Артемов стал фигурантом нескольких уголовных дел об экстремистской деятельности.

18 членов КСО в разные годы подвергались уголовному преследованию. Например, один из организаторов «Русских маршей» националист Владимир Тор (Владлен Кралин) в 2013 году стал фигурантом дела о мошенничестве, кроме того, он подозревался в экстремизме. Однако о развитии этих дел позже не сообщалось, а сам политик постепенно ушел из публичного поля. Бывший исполнительный директор ликвидированной «Открытой России» Андрей Пивоваров ожидает суда по возбужденному в мае делу об осуществлении деятельности нежелательной организации.

Несколько членов КСО получили реальные сроки лишения свободы. Так, лидер «Левого фронта» Сергей Удальцов и его соратник Леонид Развозжаев летом 2014 года были приговорены к четырем с половиной годам колонии за организацию массовых беспорядков 6 мая 2012 года. Алексей Навальный, ставший после «болотных протестов» одним из наиболее узнаваемых несистемных оппозиционеров, в течение последующих лет получил два условных срока за растрату в особо крупном размере и за мошенничество, один из которых, по делу «Ив Роше», был в феврале заменен на реальные два с половиной года лишения свободы по ходатайству ФСИН, усмотревшей грубое и неоднократное нарушение политиком требований к условно осужденному. Кроме того, Алексей Навальный проходит подозреваемым еще по нескольким уголовным делам, касающимся, в частности, мошенничества при сборе пожертвований и организации экстремистского сообщества.

От согласования до запрета

В том, что протесты 2011–2012 годов не привели к изменению политической системы, их участники винят прежде всего себя, но ошибки видят в основном не содержательные, а тактические.

Переход «от диалога к разгону» произошел, по версии Сергея Удальцова, из-за паузы, которую оппозиция сделала после 24 декабря 2011 года, на Новый год: «Нельзя было терять темпа. Нельзя было, увидев подъем протестного движения, останавливаться для решения других задач, считая, что этот подъем будет бесконечным и мы через полгода-год дожмем систему. Нет, система тоже реагирует, она оказалась прочна. Мы сами дали власти месяц, чтобы перегруппироваться, собраться с силами, начать контрмитинги». Оппозиционер уверен, что лучшей тактикой были бы непрекращающиеся санкционированные протесты: «Власть хотела пережить выборы президента 4 марта и потом начала репрессии. Мы это чувствовали, но были полны иллюзий». Еще одной причиной неудачи лидер «Левого фронта» считает дискредитацию оппозиционеров провластными СМИ: им припоминали «норковые шубы Ксении Собчак», снимали сюжеты об их контактах с иностранцами и зарубежном финансировании, обвиняли в попытках организовать «оранжевую революцию» в интересах других государств и играли на противоречиях внутри самой оппозиции.

Владимир Рыжков видит неудачу «болотных протестов» в недостаточной массовости: «Вышло бы 500 тыс.— и была бы реформа. А пик был — 120 тыс. Не хватило мощи гражданского общества и авторитета политиков, чтобы вывести столько людей на улицы. Эта же проблема есть и сейчас — слабость оппозиции и гражданского общества. Режим стал жестче, оппозиция еще более загнана, гражданское общество подавляется».

Что касается печальной судьбы КСО, его проблемой было то, что он так и не стал «альянсом политиков и граждан», считает господин Рыжков: «Был разрыв, который фиксировали все социологи, между политиками и активистами. Многие активисты не доверяли политикам на сцене, говорили, что эти люди нас не представляют».

Эксперты с такими оценками в целом согласны. По мнению политолога Павла Салина, ошибка оппозиционеров заключалась в том, что в КСО было «слишком много разных точек зрения»: «С одной стороны, коллективное руководство — плюс для протеста в России. С другой — власть всегда очень эффективно играет на противоречиях между лидерами оппозиции». Хотя совсем без лидеров и без коалиций лидеров эффективный протест невозможен, добавляет эксперт: «Без лидеров протест обречен на неудачу, поэтому власть бьет по потенциальным лидерам протеста, начиная с Навального и заканчивая рэперами».

Политолог Константин Костин, возглавлявший в 2011–2012 годах управление президента по внутренней политике, считает, что многочисленность тех митингов объяснялась причинами социально-экономического характера: «В декабре 2011 года оппозиционерам просто повезло, поскольку они только возглавили процесс, сформированный в значительной степени экономическим кризисом и претензиями граждан к качеству выборов в ряде субъектов». При этом оппозиционные лидеры ограничивались сугубо политической риторикой, и их призывы не отражали повседневные интересы самих протестующих, уверен эксперт: «В докладе после протестов я показал разницу между риторикой тех, кто называл себя лидерами, и запросами участников. У протестов не случилось лидера, потому что претендовавшие на эту роль несистемные оппозиционные политики не смогли договориться между собой и выдвинуть лидера, соответствующего запросам участников митингов. Оппозиционеры готовы были выступать перед активистами, единомышленниками, а сделать шаг навстречу людям, предложить им другую позитивную повестку, реальный план действий они не могли. А предложить выходить, пока режим не падет,— это нигде не работает: ни в старых демократиях, ни в новых, ни в гибридных режимах. Это очень наивно».

Кира Хейфец