Олимпийские игры в Пекине открылись тревожным призывом президента МОК

Пекинская Олимпиада открылась в пятницу поставленной Чжаном Имоу церемонией, которая лишь по касательной затронула самую актуальную и для нее, и для всего мира тему, зато вдоволь наигралась с темами приятными и вечными — о мире, единстве и всеобщем счастье. Впрочем, нотки тревоги внутри «Птичьего гнезда» все равно звучали слишком отчетливо, особенно в выступлении президента Международного олимпийского комитета (МОК) Томаса Баха.

В этот ледяной пекинский вечер главный олимпийский стадион — «Птичье гнездо» — выглядел роскошно. Он словно создан для того, чтобы так выглядеть именно в темноте, когда все эти на самом деле массивные, но отчего-то кажущиеся на расстоянии ажурными и воздушными переплетения, из которых сотканы его стены, вместо того чтобы задерживать свет и сияние, наполняющие арену внутри, щедро выпускают их наружу. А внутри арены организаторы Олимпиады так же щедро демонстрировали тем, кому удалось туда попасть, достижения китайской хореографии и компьютерной графики. А еще, разумеется, дар своего киноклассика Чжана Имоу. В 2008 году он ставил церемонию открытия для летней Олимпиады в Пекине, через 14 лет дождался зимней. И новая церемония, как и предыдущая, тоже, разумеется, явно стремилась попасть в шорт-лист тех, о которых потом говорят как о самых эффектных в истории.

Вверх, словно наперегонки, ползли вышедшие, видимо, из спячки насекомые, распускались гигантские цветы невероятных оттенков, с неба падал водяной столб, превращаясь внизу в застывшую аккуратную глыбу льда…

В общем, Чжан Имоу, используя продвинутые технологии, возвещал приход весны, которая в Китае и в самом деле формально начинается прямо сейчас, пусть натянувшим на себя под теплую куртку по два свитера, чтобы не околеть, зрителям смириться с этим фактом наверняка было непросто.

Кто-то из ветеранов журналистики, конечно, вспоминал 2008 год. Тогда пекинская церемония была временами жесткой, даже немного воинственной. В духе, можно сказать, времени. В 2022-м от милитаристской эстетики не осталось и следа — ну, разве что на пару минут возникла группа чеканящих шаг молодых солдат с китайским флагом. А про главную проблему современного мира Чжан Имоу высказаться вообще не считал нужным. В его мире точно царила не битва с противным вирусом. В нем в принципе не оставалось места битвам: все пространство заливалось весной и счастьем.

Вслед за этой эскапистской прелюдией наступило время парада олимпийских команд. И тут было на что и на кого посмотреть.

Новичок, наверное, с большим удивлением узнавал, что, оказывается, Мальта способна делегировать на зимние Олимпийские игры как минимум трех человек, а Мадагаскар — целую пятерку. Норвежцы, фавориты медального зачета, выбрали какую-то мешковатую, зато практичную — от нее за версту разило морозоустойчивостью — форму. Мексиканцы нарисовали на своей черепа, зачем-то лишний раз подчеркивая, как много значит для них День мертвых. Итальянцы оделись в дерзкие пончо, но публика фрондерство не оценила: сразу за ними выходили хозяева Олимпиады, и все овации достались им. Флаг Американского Самоа по сложившейся уже традиции нес полуголый человек, вымазанный маслом. Но это, кажется, как раз тот случай, когда китч постепенно приедается. Скелетонист Натан Крамптон особенного восторга не вызвал.

Американцы слепили глаза пестротой и хаотичными, будто в веселом танце, перемещениями на дорожке с обязательными селфи. Их соотечественники в ложе прессы спорили, что за телефоны они используют — собственные или те, которые им вроде бы выдали уверенные в том, что слежка за иностранцами через гаджеты — любимое китайское развлечение, руководители делегации с рекомендацией выкинуть в урну, как только Олимпиада закончится.

Ведомые двумя знаменосцами — конькобежкой Ольгой Фаткулиной и хоккеистом Вадимом Шипачевым — россияне, то есть в соответствии с санкциями Всемирного антидопингового агентства (WADA) команда под аббревиатурой ROC, Олимпийского комитета России, тоже заработали солидную порцию аплодисментов. А их выход заставил телеоператоров лихорадочно выцеливать камерами — нет, не посетившего церемонию по приглашению председателя КНР Си Цзиньпина Владимира Путина, а трибуну, где разместили членов МОК. Елену Исинбаеву, несмотря на натянутую чуть ли не до лба маску, они на ней обнаружили быстро. А для китайских комментаторов находка была поводом с придыханием воскрешать в памяти события 2008 года, тот космический олимпийский полет на 5,05 м великой прыгуньи с шестом.

Про коронавирус, про мужество атлетов, не испугавшихся пандемии, вскоре было сказано — главой пекинского оргкомитета Цай Ци и президентом МОК Томасом Бахом. Но в речи господина Баха доминировали все-таки другие вещи — те же, о которых он с жаром рассуждал накануне на сессии своей структуры. Томас Бах говорил о том, что в «нашем хрупком мире все заметнее разногласия, конфликты, недоверие», а олимпийцы «показывают всем, что можно быть соперниками и в то же время жить в мире и уважении друг к другу», о том, что «миссия Олимпийских игр — объединить всех», о том, что они всегда «строили мосты, а не возводили стены». И он снова призывал «политические власти во всем мире» (а значит, и те, что были в этот момент неподалеку от него, в «Птичьем гнезде») «соблюдать приверженность олимпийскому перемирию».

Важнее тут были даже не слова, а выражение лица Томаса Баха, его интонации, какой-то напор, с которым произносились эти фразы, из-за него звучавшие совсем не ритуально и дежурно.

Судя по всему, по крайней мере в его собственной повестке все это и вправду в последнее время играет какую-то особенную роль. Накипело у человека. И вовсе не из-за пандемии, а из-за иных угроз, воплощающихся, скажем, в череду дипломатических бойкотов Олимпиады и в сообщения о готовящихся вот-вот разразиться чуть ли не прямо во время Игр, пусть и вдали от них, вооруженных конфликтов.

Но Томас Бах закончил, и в «Птичье гнездо» уверенно вернулась утопия от Чжана Имоу. Бегали дети с прикрепленными к палочкам белыми голубями, похожими на циклопических размеров леденцы, небо разрывали на куски фейерверки, играла «Imagine» Джона Леннона, вопреки мечтам которого стран и границ на планете становится, наоборот, все больше и больше.

Наконец, дошла очередь зажигать почему-то крохотный факел: зато его установили в снежинку, по сравнению с которой те голуби-«леденцы» — карликовые колибри. Задачу доверили представителям разных поколений китайских спортсменов из зимних видов. Заключительную, основную часть — миллениалам двоеборцу Чжао Цзявэню и лыжнице Динигээр Иламуцзян, между прочим уйгурке. Недавно обсуждавшие телефоны своих спортсменов американцы, разумеется, на этот факт не могли не обратить внимания. А может, для того, чтобы обратили, девушку и выбирали.

Все, понятно, закончилось новым фейерверком, после которого для тех, кто им насладился, настала пора возвращаться из утопии обратно в олимпийскую реальность. В ней пока важнее мира во всем мире не упустить положительный тест на коронавирус у норвежского фаворита состязаний в двоеборье Ярла Магнуса Рибера и попытаться все же достучаться через специальный чат до оргкомитета, чтобы узнать, как принести передачу очутившемуся в находящейся где-то на выселках больнице ковидному коллеге: «А то человек совсем один, уже отчаялся».

Алексей Доспехов