«Попа он бил плетьми»
Чем русские инквизиторы принципиально отличались от испанских
300 лет назад, в феврале 1722 года, при Священном Правительствующем Синоде был учрежден Приказ инквизиторских дел. Эта мера должна была смягчить удар, нанесенный церкви введением годом ранее инквизиторов. Ведь в отличие от католических коллег отечественные блюстители веры выявляли не отступников от христианства. Целью русских «духовных фискалов» стали преступающие законы и моральные нормы священно- и церковнослужители и монашествующие.
«Инквизиторам везде с прилежно-тщательным радением как возможно смотреть, так ли духовные и светские персоны, у которых раскольнические дела и сборы ведомы, поступают во оных» (на гравюре — испанские инквизиторы заключают в тюрьму еврея)
Фото: Universal History Archive / Universal Images Group / Getty Images
«Не являли б силы и храбрости к питию»
Куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, известно издавна и очень хорошо. Но каждый отечественный правитель пытался убедиться в этом на собственном опыте. Точнее, ставя опыты на своих подданных.
Целью царя-реформатора Петра Алексеевича было наведение железного порядка в стране, где его отродясь не бывало. Каждый подданный — от деревенских жителей до вельмож — должен был быть учтен и каждый должен был служить на благо самодержца. А за точным исполнением царской воли везде и во всем были призваны следить фискалы, фиксировавшие и докладывавшие о любых нарушениях и прегрешениях.
В 1721 году черед обзаводиться фискалами дошел и до православной церкви. Иерархи не могли, да и не решились бы ослушаться царя, ликвидировавшего патриаршество и в 1720 году, по сути, вынудившего архиереев, архимандритов и игуменов подписать Духовный регламент, который превращал церковь в одно из обычных государственных ведомств.
14 февраля 1721 года начал действовать новый орган управления церковью — Святейший Правительствующий Синод, а уже 1 марта 1721 года было принято решение о «духовных фискалах», которых назвали инквизиторами:
«Как в Санкт-Питербурхе при том Духовном Синоде, так и на Москве при Церковном Духовном же Правлении быть из духовных персон по одному протоинквизитору и по два человека инквизиторов, да и в Великороссийских городах, во всех архиерейских епархиях по инквизитору».
В дополнение, Синод предписал составить реестр — список тех, кто мог стать инквизиторами:
«Написать ведомым из монашеского чина лицам, в приказных делах искусным и должность того звания исправить могущим, реестр, который определения ради Правительствующему Духовному Синоду и предложить немедленно».
Две недели спустя, 15 марта 1721 года, были назначены два главных инквизитора — протоинквизиторы. В Санкт-Петербурге им стал иеромонах Макарий Хворостин, в Москве — иеродиакон Пафнутий Олисов. Но очень скоро оказалось, что с помощью инквизиторов светская власть хочет установить надзор за духовной. Ее представители желали контролировать инквизиторов и получать их доклады. Так что иерархи, которые сами были весьма искусны в приказных делах, начали применять защитные меры.
Иеродиакону Пафнутию 29 марта 1721 года поручили наблюдать за правильностью ведения следствия по делам раскольников в Москве и Калуге. Кроме того, ему приказали «пребывание иметь в Даниловом монастыре, что в Москве, в котором и настоятелем быть, а именно строителем». И все это отвлекало его от выполнения основных обязанностей по внутрицерковному надзору.
А 17 апреля 1721 года при Синоде было учреждено Тиунское правление, которому передавалась часть функций инквизиторов — наблюдение за нравственностью духовенства:
«Не шумели бы и не ложились бы спать по улицам, или что горше во святых церквах не шумели пьяные, не делали б церковного молебствия двоегласно, не ссорились бы по мужичью на обедах… не являли б силы и храбрости к питию, не мужались бы в боях кулачных, не ходили б простовласы, не пили б по кабакам».
Формально, бороться с этими нарушениями Тиунское правление могло и вместе с инквизиторами, но на деле именно ему передавались все права по ведению следствия и наказанию виновных.
Однако куда более эффективными для сужения возможностей инквизиторов оказались меры материального характера.
«Наблюдать опасно отдают ли архиереи достойную Святейшему Правительствующему Синоду честь»
Фото: Hulton Archive / Getty Images
«Понеже писать не умеющие»
19 июля 1721 года последовало еще одно принятое Синодом изменение в положении инквизиторов. Тех из них, которых отправляли в епархии, было приказано именовать провинциал-инквизиторами, в подчинении которых находились инквизиторы в крупных городах и при монастырях. Но в указе было небольшое уточнение, в корне меняющее положение провинциал-инквизиторов:
«Жительство им иметь и обычайно довольствоваться в архиерейских домах да в степенных знатных монастырях в тех епархиях».
Немногим позднее и прочим инквизиторам предписали кормиться и жить в монастырях. Получалось, что контролирующие стали материально зависимыми от контролируемых, и это не очень хорошо сочеталось с задачей быть «оком государевым» в делах церкви.
Но настоящим шедевром «приказного искусства» стала история петербургского протоинквизитора. Служивший прежде флотским обер-иеромонахом Макарий Хворостин был хорошо известен самодержцу и с рвением взялся за исполнение новой, важной для государя должности. И в его ведении находился сам Синод. Вот только сделать он толком ничего не смог. Ему довольно долго задерживали выплату денег на самое необходимое обзаведение. А 31 августа 1721 года иеромонах Макарий писал в Синод:
«В данной мне инструкции в Санкт-Питербурхе у протоинквизитерских дел доскольку иметь подьячих, солдат, сторожей, того не написано, и собственной конторы или двора не определено; но токмо прислано ко мне из Святейшего Синода подьячих старый один человек, который у тех дел быть и надлежит, два человека молодых, и оные молодые весьма у протоинквизитерских дел быть не могут, понеже писать не умеющие».
Протоинквизитор просил Синод выделить ему контору и прислать подьячих, «которые б писать были умеющие» и подготовленные для ведения делопроизводства. Но иерархи, взялись за рассмотрение его «доношения» только в октябре 1721 года. И сославшись на вескую причину — необходимость экономить средства, во всем ему отказали.
Позднее (даты на документе нет и его принято датировать декабрем 1721 года) появилась инструкция Сената протоинквизитору, где в таковом качестве упоминался только Пафнутий, возведенный к тому времени в сан иеромонаха. Формально сокращение числа главных инквизиторов оформили позднее. Иеромонаха Макария объявили нерадивым и «во звании его недействительным». В то время как за Пафнутием признали «ревностное его усердие».
А потому Синод решил оставить только одного протоинквизитора.
Ведь и в светских ведомствах, как говорилось в обосновании решения, было лишь по одному обер-фискалу.
С виду инструкция иеромонаху Пафнутию мало отличалась от появлявшихся ранее наставлений фискалам. Но в реальности она жестко подчиняла всю инквизиторскую систему Синоду.
«Ни о каких делах,— говорилось в инструкции,— какой бы важности оные ни были, кроме нижеозначенных, в 24 пункте объявленных, протоинквизитору, и провинциал-инквизиторам и инквизиторам в Правительствующий Сенат, и в Коллегии, и в Канцелярии, и к мирским персонам, мимо Святейшего Правительствующего Синода, не писать, под жестоким истязанием».
Но и на отправку сообщений светским властям по описанным в качестве исключения подозрительным делам предписывалось «самовластия не употреблять».
А 28 февраля 1722 года была ликвидирована даже видимость самостоятельности инквизиторов. «Лучшего ради в делах исправления» Синод решил образовать несколько контор или приказов. Одним из них был Приказ инквизиторских дел, которому, по существу, и передали все управление «духовными фискалами».
Последняя точка в низведении значимости инквизиторов была поставлена 12 ноября 1722 года, когда были утверждены штаты Синода и подведомственных ему органов. Этим документом окончательно подтверждалось, что инквизиторы всех уровней не получают жалования. А вместо него им полагалась «часть из штрафных денег», которые будут взяты с изобличенных ими в разнообразных прегрешениях и нарушениях закона духовных лиц.
Разнообразных конфликтов на этой почве было уже не избежать.
«Смотреть прилежно,— говорилось в инструкции,— не получают ли от домовых и монастырских угодий и промыслов скверных себе прибытков»
Фото: The Print Collector / Print Collector / Getty Images
«Взял чрез вымогательство»
Число злоупотреблений инквизиторов росло как на дрожжах. Так, назначенный в 1723 году инквизитором Нило-Столобенской пустыни монах Пахомий Никитин, как доносил в Синод игумен Иларион, разоряет обитель. Он брал вместо назначенного ему «трактамента из братской пищи» вдвое больше. Что объяснялось тем, что вместе с ним без всякого разрешения в монастырь прибыл еще и монах Вениамин. С этим приближенным инквизитор каждый год ездил в Москву на монастырских лошадях, взяв с собой еще и значительные припасы. Ко всему прочему, как сообщал настоятель, Пахомий «на свое довольство берет из казенной кельи, что похочет».
Однако это было сущей мелочью по сравнению с деяниями сибирского провинциал-инквизитора Арсения Иевлева.
«Полуграмотный иеродиакон Иевлев,— говорилось в описании его дела,— слишком высоко смотрел на должность провинциал-инквизитора. Еще в 1724 году, тотчас по утверждении в означенной должности, Иевлев говорил монахам Туруханского монастыря, "что он имеет от Святейшего Синода власть над всеми в его диспозиции духовными вышними и нижними чинами судить решать всякие дела, а архимандрита их может сковать и послать в Святейший Синод"».
Слова иеродиакона не расходились с делом:
«Соборного протопопа Петра Григорьева и Нерчинского уезда, слободы Уруглинской попа Силу Никифорова он бил плетьми, "неведомо за что, с такою жестокостью, что едва жива оставил", и сверх сего с Никифорова взял во "взяток" 7 р., постав черного атласа и две рясы — байберековую и атласную.
Он же "изувечил тростью" настоятельницу Енисейского Рождественского женского монастыря игуменью Анастасию».
Напуганные настоятели монастырей, как свидетельствовал тот же документ, вручали свирепому провинциал-инквизитору богатые подношения:
«Иевлев… взял чрез вымогательство с настоятелей монастырей: Туруханского — архимандрита Лаврентия денег 150 p., "да разных сибирских товаров и серебряной посуды на 300 рублев", Вознесенского архимандрита Антония — денег 10 р. и сибирских товаров на 20 p., Посольского Преображенского игумена Иова 59 р. и 20 поставов камки, да оставшиеся после умершего в этом монастыре Москвича Даниила Катаева 261 p., Нерчинского Успенского строителя монаха Варсонофия 21 р. и товаров на 100 p., Рафалова Троицкого игумена Филиппа — стенные часы, книгу Барония в двойном переплете и постав камки».
Для сравнения — немалый чин в синодском Приказе инквизиторских дел — канцелярист имел жалование 108 руб. в год. А иеродиаконы в Синодальном доме — 49 руб. 52 коп., дьяконы — 19 руб. в год.
Белое духовенство, кстати, провинциал-инквизитор также не обходил своим вниманием.
«С попов 7 Нерчинских церквей Иевлев взял 39 руб., с Туруханского соборного протопопа Петра Митрофанова — образ Пресвятыя Богородицы Одигитрии, а с Нерчинского попа Силы "хвостатое белое одеяло"».
В итоге расследования дела Иевлева выяснилось:
«Ни одно следствие не оканчивалось без взяток; да и сами следствия весьма часто производились им ради взяток.
Он подговаривал монахов писать ложные доносы на своих настоятелей, как это было с Туруханским архимандритом Лаврентием, а иногда и сам составлял таковые и по ним производил дознания».
Ко всему прочему, иеродиакона обвиняли и в предосудительном поведении иного рода:
«Целые ночи он прогуливал у отставной игуменьи Енисейского Рождественского монастыря Марианны, "у которой в искусе жила вскормленица ее, от рождения лет двадесять имевшая и любодейные чада родившая"».
И это было не единственное обвинение подобного рода.
Следствие по делу Иевлева растянулось на долгие годы. Но разбирались и с его обвинителями, которые, пытаясь освободиться от утомившего их провинциал-инквизитора, неудачно отправили к высшим церковным иерархам гонцов с очень богатыми дарами. Гонцов, передвигавшихся по окольным дорогам, задержали, и получился, как тогда говорили, конфуз.
Иевлева в конце концов приговорили к лишению сана и монашества и ссылке «в Сибирские горные заводы на вечную работу».
А вся эта скандальная история еще до ее завершения помогла членам Синода избавиться от «духовных фискалов». При жизни Петра I они на подобный шаг не решались. Но во время правления его вдовы Екатерины I, 25 января 1727 года, начали соответствующую подготовку:
«Святейший Правительствующий Синод,— говорилось в указе,— рассуждали о обретающихся в синодальной области по епархиям провинциал-инквизитерах и инквизитерах, от которых многие непорядочные происходят поступки, духовным и мирским людям чинятся обиды и озлобления, понеже то весьма духовному чину неприлично и святым правилам противно».
Синод приказал сделать из всех имеющихся дел выписки о злоупотреблениях инквизиторов.
А поскольку разнообразных доносов на них накопилось немало, то 15 марта 1727 года члены Синода приняли решение:
«Всех провинциал-инквизитеров и инквизитеров от дел их, до указу, отрешить и содержать, где пристойно, под присмотром».
Потом шли проверки и новые разбирательства по делам «духовных фискалов». В правление императрицы Елизаветы Петровны возникла было идея возродить институт инквизиторов. Но все чины церкви от высших до низших единодушно выступили против.
«Инквизиторы,— писал историк церкви В. И. Попов,— оставили по себе очень худую славу: едва ли какое-либо установление возбудило столько нерасположения и в церкви, и в государстве».