Призрачно-белое кино
Завершился фестиваль в Роттердаме
Кинофестиваль в Роттердаме завершился, призы присуждены, самый почетный — Tiger Award — достался парагвайскому фильму «Эами» Пас Энсины (подробнее о нем — в “Ъ” от 29 января). Чувством неудовлетворения от насыщенной и временами очень интересной программы делится Андрей Плахов.
Это чувство накапливалось день ото дня, в течение которых журналистов подключали к онлайн-показам. Когда нет альтернативы просмотру в компьютере (а так происходит с Роттердамским фестивалем уже второй год подряд), теряется восприятие художественных особенностей и масштаба фильмов, затуманивается логика включения их в программу.
«Призрачно-белый» россиянки Марии Игнатенко — благородный эксперимент по созданию «невозможного фильма». Невозможен он по многим причинам: и потому что с каждым новым фильмом о холокосте становится труднее обойтись без эпигонства, и потому что первоисточник — книги Руты Ванагайте о коллаборационизме литовцев — попадает сегодня в двусмысленно опасный политический контекст. Мария Игнатенко снимает кино о нацистских катакомбах под Монастырем в прибалтийском Лесу как живописно-звуковую поэму. «Тихие» преступления войны, пытки и застенки-бордели с еврейскими наложницами — все это увидено глазами деревенского дурачка Мариса, вступившего во вспомогательные войска вермахта. Но сюжет странствий героя-антигероя по земному аду, его борения совести утопают в болотном тумане, сумраке леса, белизне облаков. Резкие световые эффекты сочетаются с острой фонограммой, в ней преобладают треск веток и щелчки затворов.
Фильм без ложного стеснения использует опыт литовской, венгерской и ленинградской школ кинорежиссуры, а также андерграунда и «параллельного кино», классической и экспрессионистской живописи. Чтобы судить о том, насколько все это, собранное в такой концентрации, работает эмоционально и художественно, нужно видеть «Призрачно-белый» на большом экране. На компьютере он остается всего лишь интригующим и отчасти раздражающим фильмом-призраком.
Существенно теряет при просмотре онлайн и «Штурм» казаха Адильхана Ержанова. Режиссер в невероятном темпе — по два фильма в год — снимает радикальное кино, заряженное сильной социальной и изобразительной энергией. Он уже давно создал свой авторский микромир — гротескную модель реального и большого — из вымышленной деревни Каратас. Там и происходит очередная катастрофа — захват деревенской школы группой вооруженных неизвестных в масках. Они ничего не говорят, не выдвигают никаких требований, непонятно даже, люди это или зомби, привидения, но каждые пять часов они убивают по ребенку. Поскольку местная полиция малочисленна и бессильна, а прибытие спецназа блокируют снежные заносы, учитель математики, по стечению обстоятельств виновный в том, что дети оказались заперты в классе, собирает группу контрастных, одинаково колоритных деревенских типов для штурма школьного здания.
Ержанов уверенными мазками рисует групповой социальный портрет — в диапазоне от алкаша-охранника до учителя пения—«метросексуала», точно обозначает активную роль женщины в стагнирующем патриархальном мирке. Режиссер верен стилистической манере «театра масок» и жанру черной комедии, хотя нельзя не заметить, что они лучше монтируются с вымышленными, скорее метафорическими ситуациями прежних его фильмов, чем с тем, что показано в «Штурме». Слишком болезненны и слишком реальны школьные трагедии в Беслане и в Казани, ставшие сюжетными источниками нового фильма. Зато он воспринимается теперь в провидческой связке с последними событиями в Казахстане, так ярко продемонстрировавшими импотенцию власти, анонимность насилия и абсурдизм авторитарного строя. Надо полагать, эту актуальность оценили зрители фильма, снятого в копродукции с Россией, на субботней премьере в московском кинотеатре «Каро Октябрь». Увы, этим невиртуальный прокат и ограничивается: «Штурм» сразу выйдет в интернете.
Одним из самых заметных персонажей фестивального Роттердама стал француз Матьё Амальрик. Он выступил и как актер неканонического мюзикла «Траляля», и как режиссер фильма «Обними меня крепче». Вопреки банальному названию, кино, снятое Амальриком, не имеет ничего общего с очередной психодрамой. Кларисса, взглянув в последний раз на спящих детей и мужа, бросает семью и бесцельно едет по дорогам Франции. Поначалу кажется, что в серии флешбэков она вспоминает события своей жизни, приведшие к этому поступку. Но постепенно вместе с беглянкой зритель теряет ориентиры в лабиринте времен, в котором есть также и будущее, и альтернативное прошлое. Клариссу играет замечательная актриса Вики Крипс, известная по «Призрачной нити»; ее героиня строит свой внутренний фильм как большой драматург и режиссер модернистской эпохи. Воображение проявляется через изображение, присутствие — через отсутствие, реальные персонажи превращаются в призраков.
Приехав на горный курорт, где она бывала когда-то с семьей, Кларисса ведет себя так, будто и сейчас с ними, просит в отеле большую комнату и соответствующий обильный завтрак. Одновременно она видит их продолжающими свою обычную жизнь в покинутом доме. Тогда тела чьих детей выносила спасательная служба после нашествия лавины? Было бы слишком просто объяснить поведение героини психическим сдвигом, отрывом от реальности. Сама реальность слоится и множится. Фильм превращается в головоломку, разрешить которую рациональным путем нелегко, но есть другой ключ: музыка, от Бетховена до Шёнберга, звучащая в картине и пробуждающая эмоциональные сигналы из прошлого в потенциальное будущее и наоборот. Героиня и ее дочь учились музыке, как и Матьё Амальрик, живший в детстве в Москве с родителями-журналистами. Может, не так и неправ один из рецензентов фильма, заподозривший, будто режиссер рассказал о том, что было бы с ним, если бы он не уехал во Францию, а продолжил учиться музыке в России.