Дмитрий Бутрин о неочевидной синхронизации мировой инфляции

Несмотря на то что логика решений центральных банков в большинстве юрисдикций так или иначе сходна, действуют они в экономиках, часто мало похожих друг на друга,— и достаточно точное совпадение их действий всегда настораживает. Банк России, в прошлую пятницу в очередной (восьмой) раз подряд поднявший ключевую ставку (до 9,5% годовых), уже несколько месяцев подряд объясняет и свои действия, и свои решения так же, как несколько позже начали мотивировать пока еще возможные решения крупнейшие центробанки. Так, текущая дискуссия вокруг будущего решения ФРС США о цикле увеличения ключевой ставки почти дословно повторяет октябрьские и ноябрьские (2021 года) тезисы Банка России, в том числе о временности роста индекса потребительских цен и о сильном опережении динамикой восстановительного спроса динамики предложения.

Если учесть, что во всех национальных юрисдикциях предшествующая ситуация во всех случаях, от России до Бразилии, Великобритании, США, Таиланда, значимо различалась, мы не можем не рассматривать версию единого механизма роста ИПЦ во всем мире. И здесь версия об одновременном и примерно равном опережении спросом предложения даже с учетом сильной глобализованности экономик явно неполна. И характер, и масштаб вовлеченности стран в мировую торговлю различен. И масштаб, и способы антипандемийной поддержки экономик в 2020–2022 годах неодинаковы. Тем не менее и в нефтяных странах, и в туристических, и в промышленных вне зависимости от действий регуляторов с инфляцией происходит более или менее сходное — причем процесс этот, несмотря на выросшую за последнее десятилетие точность моделей центробанков, равно неточно прогнозируются и в ЕЦБ, и в ЦБ РФ, и в китайском центробанке.

В такой ситуации выглядят более интересными существенно более примитивные и редукционистские объяснения эффекта постковидной инфляции, которые сами по себе, отдельно от прогнозов, не работают — но, возможно, неплохо дополняют. Например, мы в последние месяцы обращаем внимание на, кажется, существующую обратную корреляцию динамики финансовых рынков и инфляционных ожиданий. Причины, по которым в 2009–2017 годах почти вся господдержка падающих экономик «транзитом» следовала в капитализацию рынков акций, а сейчас частично туда не попала и, оставшись в «неинвестиционной» части экономики, вызвала там резкий рост потребительской инфляции, неочевидны. Возможно, дело неожиданно в эффективности схожих технологий господдержки 2020–2021 годов, в сверхсильной в этот период роли ожиданий в инфляции и/или в особенностях развития глобализованных финрынков. Во всяком случае, в такие медиаторы и синхронизаторы мировой инфляции верится больше, чем только в чипы, нефть и пшеницу.