Сам с усами
Кеннет Брана снял «Смерть на Ниле»
В прокат вышел фильм Кеннета Браны «Смерть на Ниле» — вторая после «Убийства в Восточном экспрессе» (2017) экранизация Агаты Кристи главным специалистом по киновоплощениям пьес Шекспира. Михаил Трофименков давно не видел на экране ничего более пугающего, чем усы великого сыщика Эркюля Пуаро.
Кеннет Брана — типичный «первый ученик» британского кинематографа. Он невероятно амбициозен — так, от фильма к фильму он оспаривал у Лоуренса Оливье титул главного интерпретатора Шекспира — и столь же аккуратен. Отсутствие режиссерского темперамента — что-что, а страсть в его фильмах и не ночевала — он компенсирует сценарными фокусами, эффектными, но умозрительными и озадачивающими своей искусственностью.
Вот и в «Смерти на Ниле» он зачем-то встроил Пуаро (Брана) в шеренгу «потерянного поколения». В черно-белом прологе еще безусый бельгиец благодаря своим незаурядным мыслительным способностям спасает роту, в которой служит, из траншейной западни октября 1914 года: такой анахронизм, как применение немцами газов за полгода до первой химической атаки под Ипром, на совести сценариста Майкла Грина. Спасти-то спасает, но получает челюстно-лицевое ранение, шрамы от которого только и могут скрыть пышные усы. Настолько пышные, что сам Пуаро кажется необязательным довеском к ним.
Ну да, в каком-то из романов Агаты Кристи упоминается и участие Пуаро в Первой мировой войне, и то, что он был ранен. Но пресловутые усы, которые маленький яйцеголовый бельгиец холит и лелеет,— лишь одна из его курьезных характеристик, наряду с одержимостью симметрией и страстью к выращиванию кабачков. Прелесть литературному Пуаро придавали именно эти комические черты, они утепляли его, уравновешивали его интеллектуальную мощь. Пуаро должен быть смешным, иначе это не Пуаро: можно только грезить, как сыграли бы гениального сыщика, чего там мелочиться, Луи де Фюнес или Ролан Быков.
Но Брана, как любой аккуратист, начисто лишен чувства юмора.
Потому-то он надрывно утепляет Пуаро военной, а заодно и любовной травмами, а еще заставляет в кульминационных эпизодах не только прыгать-бегать с пистолетом, но и демонстрировать умение метать тесаки. Хотя опять-таки тот Пуаро, которого любовно вылепила Агата Кристи, физических упражнений избегал, лелея «маленькие серые клеточки» головного мозга.
Есть в утеплении Пуаро и конъюнктурный привкус: «первый ученик» не может не держать нос по ветру. Первая мировая война, неизбывная рана европейского сознания, переживает очередной всплеск мазохистского интереса. Свидетельство тому — и новые фундаментальные исторические исследования, и столь разные по жанру фильмы, как драма Сэма Мендеса «1917» (2019) и комикс Мэттью Вона «Кингсман: Начало» (2021).
Не обошелся Брана и без других, столь же конъюнктурных, правок оригинального текста Агаты Кристи. В светское общество, отправившееся в развеселый и кровавый круиз по Нилу, затесались две чернокожие героини — блюзовая певица Саломея (отменная Софи Оконедо) и ее племянница Розалия (Летиша Райт) — и индус с псевдоармянской фамилией Качадурян (Али Фазал). Без лесбийской линии, само собой, тоже не обошлось, но она по меньшей мере куда органичнее для экранного социума, чем практически рок-н-ролльные эскапады Саломеи.
Все это неуловимо напоминает недавний подвиг охранника Ельцин-центра, подрисовавшего глазки супрематической фигуре на полотне Анны Лепорской.
Только этими подрисованными оригиналу «глазками» «Смерть на Ниле» и интересна. В остальном фильм можно описать буквально несколькими словами.
Красивые люди — счастливый молодожен Саймон (Арми Хаммер), его миллионщица-жена Линнетт (Галь Гадот), брошенная невеста Жаклин (Эмма Маккей) и еще дюжина достойных леди и джентльменов — плывут на красивом пароходе по красивому Нилу мимо красивых египетских древностей. Ну и, само собой, время от времени убивают друг друга. Кто кого убил, кто опоил Пуаро снотворным в преддверии убийства и куда делась в суматохе драгоценность стоимостью в миллион фунтов, решительно неинтересно. С облегчением вздыхаешь, когда носильщики наконец-то выносят с борта парохода трупы невезучих участников круиза — так же торжественно, как выносят тела в шекспировских финалах. Если бы Брана дал хотя бы один повод заподозрить его в чувстве юмора, это сошло бы за автопародию на его «Гамлета» или «Отелло».