На встрече президентов России и Бразилии о ней вслух вообще не говорили

16 февраля, в первый же день предполагавшегося вторжения на Украину, президент России Владимир Путин встретился в Кремле с президентом Бразилии Жаиром Болсонару и услышал от него, считает спецQR “Ъ” Андрей Колесников, совершенную политическую формулу, которую трудно взять на вооружение, так как слишком непросто ей следовать.

Президента Бразилии встречали в Москве хлебосольно. Ведь он не отказался от российского ПЦР-теста и был принят беспрекословно — с ротой почетного караула и с гимнами (может, правда, еще и потому, что визит считался не рабочим, а официальным).

Господин Болсонару остановился в отеле Four Seasons, там пережил и несостоявшееся вторжение России на Украину. Наутро он возложил цветы к Могиле Неизвестного Солдата и через некоторое время уже здоровался с Владимиром Путиным за руку в Представительском кабинете Кремля, где все еще, кажется, дышало двумя рыцарями Овального стола, президентом Франции Эмманюэлем Макроном и канцлером Германии Олафом Шольцем.

— Я благодарю вас за ваш жест — за помилование бразильского гражданина в прошлом году,— произнес президент Бразилии, имея в виду Робсона Оливейру, водителя бывшего футболиста московского «Спартака» Фернандо. Этот водитель купил как-то в аптеке Рио-де-Жанейро гидрохлорида метадона (опиоидный препарат.— “Ъ”) и прилетел с ним в Москву, уверенный, по его словам, что такого рода препараты, отпускаемые по рецепту в Бразилии, не могут быть запрещены в России. А может, его дедушка употреблял гидрохлорид метадона и Робсон Оливейра что-то такое перепутал.

А нет, стало известно, что не дедушка, а тесть.

В общем, визит бразильского президента обещал быть благостным, да и стал им.

Переговоры вместе с обедом продолжались всего-то два часа, ведь проблемы европейской безопасности не должны были волновать президента Бразилии, по крайней мере в той же степени, что Олафа Шольца и Эмманюэля Макрона.

Бразильские журналисты все это время вели себя очень тихо, и хотя тут, в пресс-центре, это был не карнавал, но все-таки странно, что они такие, словно немного прибитые, были. Притом что внешним видом не изменяли нашему представлению о них, и, например, имелась среди них смуглянка в обтягивающих брюках (главное, было что обтягивать) в мелкую черно-белую клетку и в ярко-желтом пиджаке примерно на размер, кажется, меньше, чем нужно бы, а на самом деле, уверен, все было, по ее представлениям, как раз в порядке с тем размером...

Но что же они были такие тихие? Почему так стеснительно записывали стендапы в коридоре пресс-центра на свои телефоны, обходясь без операторов?

Потом, кажется, я выяснил. Президент Бразилии держит журналистов в черном теле. Он не разрешает им разговаривать с ним. А они подают на него в суд — из-за того, что он, к примеру, отрицал свой коронавирус. Вот они без чувств и делают свое дело. И все это не карнавал, конечно.

Возможно, поэтому после переговоров президенты России и Бразилии ограничились лишь заявлениями.

Владимир Путин рассказал, что «в прошлом году, несмотря на сложности, вызванные пандемией коронавируса, взаимная торговля даже выросла на 87%».

— Уважаемый господин президент,— закончил Владимир Путин,— я знаю, что вчера в Бразилии случилось несчастье: в результате ливневых дождей есть разрушения и погибшие. Я хочу выразить свои соболезнования вам, всему бразильскому народу в связи с этой трагедией и пожелать выздоровления всем пострадавшим.

В этом визите самое главное было, конечно, то, что он состоялся, несмотря на то что в минувшую ночь мир заждался вторжения России на Украину.

Возможно, и Жаир Болсонару в московском отеле Four Seasons с тревогой выглядывал в окно и всматривался в неверную февральскую ночь, обильно подсвеченную останками циклопических новогодних украшений: не видно ли там чего, не началось ли, не получен ли уже обещанный западным миром ответ и не станет ли он, усталый путник, его невольной жертвой? Но нет, тихо было за окном. Город засыпал. Просыпались другие люди.

А сам Жаир Болсонару проснулся, такое впечатление, лишь к концу своего заявления. Поначалу он медленно, с расстановкой зачитывал свое заявление и каждую страницу, что прочитал, громко складывал пополам.

— Господин президент,— рассказывал он Владимиру Путину,— мы разделяем общие ценности: вера в Бога и защита семейных ценностей. Мы солидарны со всеми странами, которые желают и делают все возможное, чтобы добиться мира.

Не все собеседники российского президента, стоявшие на его месте в Екатерининском зале в последние дни, согласились бы по крайней мере с последним утверждением.

— Наша встреча, которая продлилась почти два часа, я повторяю, она была очень плодотворной,— настаивал он.— Это отражение того, что у двух больших держав есть большой потенциал для развития во благо наших народов...

И вдруг в конце он словно стряхнул с себя груз всех этих бумаг, которые до сих пор мял в руках, и произнес:

— Повторяю, мир — это наш дом, и Бог находится над нами! Мы выступаем за мир, и мы готовы поддержать всех тех, кто также выступает за это. Мы поддерживаем всех!

Вот эта последняя фраза... «Мы поддерживаем всех!..» Всех — чего бы это нам ни стоило! Вопреки всем!

Она и является его принципиальной позицией.

Это, между прочим, не так уж просто: поддерживать всех.

Надорваться можно, не удержав... Не поддержав...

Думаю, что никто даже не пробовал.