(зима 1937 года)
«Я, ученик 6-го класса группы "Г" Пречистенской средней школы, провел зимние каникулы очень нерадостно. Я лучше бы согласился ходить в школу в это время. Когда я пришел в школу, то учителя сначала стали говорить: "Давайте, ребята, заниматься с новыми силами". Я за каникулы потерял все силы. Мне некогда было повторять уроки и прогуляться на свежем воздухе. Мне приходилось с 3-х часов [утра] вставать и ходить за хлебом, а приходил человеком 20-м или 30-м, а хлеб привозили в 9–10 утра. Приходилось мне мерзнуть на улице по 5–6 часов. Хлеба привозили мало. Стоишь, мерзнешь-мерзнешь, да и уйдешь домой вечером с пустом, ни килограмма не достанешь. Я думаю, что другие ученики тоже провели так же, как и я, каникулы. Если не так, то хуже моего… Судя по этому, можно сказать, что Советская власть нисколько не улучшила жизнь крестьянина, а наоборот, еще ухудшила. Быть может, мое сочинение не подходит под тему, но в этом я не виноват, так как я ничего не видел, кроме обиды. Я — пионер и школьник, и пишу то, что видел и делал. Так провел я каникулы».
Из спецсводки УНКВД Куйбышевской области о положении в сельской местности зимой 1937 года [деревня Доньшино Поимского района]
«Семья единоличника Кинякина. Сам Кинякин умер в декабре 1936 года. В январе умерли: жена его 36 лет, дочь 15 лет и сын 13 лет.
Семья единоличника Потёмкина. Сам Потёмкин выехал на заработки. В деревне остались жена с 6 детьми. Из них в январе 4 умерли, а остальные опухли.
Семья единоличника Любаева, 3 детей. Умерли дочь 17 лет, сам Любаев. Жена и остальные дети опухли.
Семья единоличника Ведясова состояла из 4 человек: жена 37 лет, дочь 15 лет и сын 8 лет. Все умерли».
Из отчетного доклада о работе ЦК ВКП(б) секретаря ЦК Иосифа Сталина на XVIII съезде Коммунистической партии, 10 марта 1939 года
«Теперь уже речь не идет о том, чтобы пристроить как-нибудь в промышленности и взять из милости на работу безработных и бездомных крестьян, отбившихся от деревни и живущих под страхом голода. Таких крестьян давно уже нет в нашей стране. И это, конечно, хорошо, ибо оно свидетельствует о зажиточности нашей деревни».
Из донесения от 8 августа 1939 года «Об отрицательных фактах в ходе уборки урожая 1939 года» начальника УНКВД по Воронежской области капитана госбезопасности Семена Письменского — 1-му секретарю Воронежского обкома ВКП(б) Владимиру Никитину
«Козловский район.
Колхозник колхоза "2-я Пятилетка" высказывался: "Работаем день и ночь за одни палочки. Все у нас забирают, аванса не дают". <…>
Острогожский район.
Колхозница колхоза "Пролетарий" среди колхозниц говорила: "Какая это жизнь в колхозе, работаешь как вол, а получать за труд нечего, даже хлеба нет, сидим голодные. Вот раньше при царе, когда жили в единоличном хозяйстве, бывало, если не хватает хлеба перед уборкой, то подкосишь, а теперь Советская власть взяла все в свои руки и приходится крестьян просить у нее, как нищим, разве это власть трудящихся?"»
Из дневниковых записей старшеклассника Ивана Хрипунова летом 1940 года [станица Динская Пластуновского района Краснодарского края РСФСР]
«27 июня. Ездили с Лидкой Костровой и … <пропуск> в Краснодар за хлебом <…> Пришли на Новый базар. Лидка пошла продавать яйца, а мы вдвоем встали в очередь за хлебом. Наш номер был 460. Скоро Лидка продала яйца (по 7–8 руб. за 10 штук) и стала тоже в очередь. На базаре много людей торгует сельхозпродуктами, но еще больше стоит в очередях. Хвосты очередей переплели весь базар, и нельзя разобрать, кто последний. К каждому ларьку — очередь. Мы стояли к хлебному ларьку №12. Вот хлеба не хватило. Нас пересчитали вторично, я стал 216. Часа через два привезли снова хлеба килограммов 400. Пересчитали. Я стал 120. На этот раз я взял 2 кг. Когда я стоял в очереди, я увидел, как одна тетка била пацана, который вытащил у нее огурец. Воров здесь уйма. То и дело слышали, что у того вытащили денег столько, у того столько».
«1 августа. Итак, в течение 1 года и 3-х месяцев, прожитых в Динской, я понял, что Кубань отнюдь не страна изобилия, что здесь не едят арбузы за семечки, как нам говорили в Чернышково. С первых же дней нужда, еще большая, чем в Чернышково, окружила нас. Урожай прошлого года, правда, и здесь был неплохой, но собрали его плохо. Комбайны от плохого ремонта простаивали на полях много времени. А посевы ждали и осыпались. Да и качество молотьбы комбайнов плохое. Много терялось колосьев, много зерна шло в полову (отходы.— "Ъ-Наука"), которая терялась кучками по полю. Если поднять такую копну — на земле желтело зерно. В колхозах никаких навесов на токах не существует, поэтому во время дождей зерно мокло, в то время как амбары пустовали (зерно не возили в амбары из-за опасности развести там вредителей зерна). Скоро от дождей зерно попрело, почернело. И осталось население на бубнях (на бубенцах, то есть ни с чем.— "Ъ-Наука"). С большим трудом мы прожили зиму. Весна прошла еще в большей нужде. Поздней весной на полях появилась черепашка (злаковый вредитель.— "Ъ-Наука"). Вместо того чтобы химическим путем уничтожать ее, заставили население руками собирать ее, выкармливали ее яйцами насекомого, посылали черепахоуловителей и даже доходило до курей. Но черепашка и до днесь живет на полях. Напрасно топтали посевы, губили курей, которые от еды черепашек умирали, трудились. Черепашка уничтожила хлеб. Вместо переливающихся морем колосьев земля чернеет низкими беззерновыми стеблями. Больше 20 районов в Краснодарском крае, где в этом году хлеб не уродился. Фруктов тоже нет. Не ошибусь, если скажу, что все динцы едят сейчас кукурузный хлеб, который крошится и плохо пропекается. О вкусе и говорить не приходится. Но и кукурузы не везде и всегда достанешь. Голод — не свой брат. Приходится ехать за хлебом в Краснодар. Но разве хватит в Краснодаре хлеба на весь край? Голодают и горожане, и станичники. Живут в городе дня по 2–3, а возьмут не больше 4 кг, да и то дорого — по 2 руб. 15 коп. или по 4 руб. 50 коп. кг. Не удивительно, что здесь стали учащаться случаи самоубийств. В какой-то станице повесились 3 женщины, которых не захотели хоронить под духовую музыку, как раньше, не читали им попы молитвы. А в самом городе одна бросилась под трамвай. Ох, горе, горе!.. Страшно подумать, что здесь будет зимой. Колхозники, проработавшие весь год в колхозе, не получат, видимо, ни грамма зерна. Будут влачить существование из огородов да от домашних животных. Но мы — люмпен-пролетариат, не имеем в доме никаких животных».