Для чего употребляли табак в России

325 лет назад, 1 февраля 1697 года, царь Петр Алексеевич утвердил указ о свободном ввозе табака. Однако вопреки распространенному мнению сделал это не ради европеизации подданных, а для пополнения казны сборами с этого незаконно и давно ввозимого из Малороссии и заморских стран товара. Мало того, сами власти прежде использовали в Сибири вызывающее привыкание зелье с той же целью, что и позднее британцы опиум в Китае. С годами способы использования табака в России постоянно расширялись — от закладки его щепоток в нос до применения дымно-табачных клизм. Однако налоги с табака начали приносить очень значительные суммы лишь два столетия спустя после его легализации.

«Пороти ноздри и носы резати»

Многие противники петровских реформ обвиняли царя-преобразователя в том, что он приучил подданных курить и нюхать табак. Негодуя на Петра I за его указ от 1 февраля 1697 года «О свободном провозе табака», они старательно умалчивали важные строки из этого документа:

«Ведомо Ему Великому Государю учинилось, что во многих домах у всяких чинов людей табаку является много и из Черкасских городов и из-за моря к Архангельскому городу привозят и продают тайно, не явясь в Таможне, и пошлин нигде не платят, а в иных городах и в уездах тот табак продают с ведома Воевод и приказных людей, и дают им той явки многие дачи, чтоб им от Таможенных Голов какой обиды не было, и пошлин бы с тех заповедных товаров не платить».

После раздачи взяток заповедный, то есть запрещенный, табак предъявлять таможенникам, конечно же, никому в голову прийти не могло.

Его привозили и продавали тайно, называя яблочным, свекольным или еще каким-либо листом.

Но привозили, продавали, покупали! Задолго до Петра I и при нем. Несмотря на все запреты и наказания, установленные царем Михаилом Федоровичем в 1634 году и более подробно изложенные в Соборном Уложении 1649 года — своде законов, принятом в царствование Алексея Михайловича.

В главе о корчемстве (тайном производстве спиртных напитков и торговле ими) говорилось и о табаке:

«По указу блаженныя памяти Великого Государя и Великого Князя Михаила Федоровича всея Руссии, на Москве и в городех о табаке заказ учинен крепкой под смертною казнию, чтоб нигде Руские люди и иноземцы всякие табаку у себя не держали… Продавцов и купцов велено имати и присылати в Новую Четверть (приказ, ведавший сбором "кабацких денег", именовался также Кабацким приказом.— "История"), и за то тем людям чинити наказанье большое без пощады, под смертною казнью, и дворы их и животы имая, продавати, а деньги имати в Государеву казну».

Далее в Уложении указывалось тщательно разбирать каждый случай. Если приведенный с табаком заявит, что не знает, как табак очутился на его дворе, то пытать и, если в пытке будет настаивать на своем, освобождать без наказания. Если приведенные с табаком укажут, у кого его купили, то устраивать очную ставку. Если обе стороны будут препираться, то пытать всех. Если приведенный с табаком скажет, что табак ему подкинули те, кто его привел, и под пыткой не откажется от своих слов, то пытать и тех, кто его привел. Если последние повинятся, то помимо пытки в наказание бить их кнутом, «чтоб на то смотря иным так неповадно было делать». Для рецидивистов же — и продавцов и покупателей — предусматривалась особая кара:

«А за многие приводы, — говорилось в Уложении, — у таких людей пороти ноздри и носы резати, а после пыток и наказанья ссылати в дальные городы, где Государь укажет».

Любопытно то, что до введения в действие этого свода законов в тех самых дальних городах казна вовсю торговала табаком.

«Продают для своей корысти»

Так, в Окружной грамоте Государя Царя Алексея Михайловича, отправленной 18 марта 1646 года на Верхотурье воеводе М. Ф. Стрешневу, говорилось прежде всего о «наложении новой прибавочной пошлины на соль», но кроме этого указывалось и «об исключительной во всех Сибирских городах продаже табаку от Казны»:

«Для пополнения нашия казны служилым людям на жалованье, чтоб против поганых бусурманов Крымских и Нагайских людей стать и православных Хрестьян от тех поганых заступить, положиши на соль новую пошлину… И по нашему указу велено быть во всех Сибирских городех у соляных у всех озер, для нашего нового соляного пошлинного сбора, торговым людям гостиной сотни Ивану Еремееву да Ярославцу Ивану Третьякову с товарищи; да по нашему ж указу, послано с ними с Москвы из приказныя наши Большия казны сто тридцать пуд табаку, а велено тот табак во всех Сибирских городах всяким людям продавать».

Нарушителей монопольной торговли было приказано отдавать на поруки или сажать в тюрьму, а имущество их описывать и держать опечатанным — до особого царского решения по ним. Но, видимо, их было немало, так как в феврале 1648 года тобольский воевода И. И. Салтыков писал в Туринск воеводе Ф. Г. Шишкину, что получил царскую грамоту, в которой подтверждается необходимость строжайшего надзора за продажей табака исключительно от казны. А от себя Салтыков добавлял, что Шишкину о табачной продаже надо порадеть, чтобы весь табак, присланный из Москвы, был распродан.

На вырученные от продажи табака деньги следовало покупать у пристрастившихся к новому зелью сибиряков соболей.

Не возбранялось и обменивать табак на «мягкую рухлядь». Делая это как можно выгоднее для государственной казны.

Но в декабре 1648 года продажа табака была прекращена и запрещена и в Сибири. Воеводам приказали весь оставшийся табак сжечь и «учинить заказ крепкий, чтоб того табаку ни у кого впредь не объявилося и ниоткуда б не привозили, и в Сибирских городах не сеяли».

Это было связано с тем, что с осени в Москве шла работа над проектом Уложения, нормы которого должны были стать обязательными для всего государства, а высшее духовенство настояло на том, что табак — «богопротивное зелье», которое следует запретить повсеместно.

Запретили. Но продавцы табака и его покупатели не перевелись. Объезжие головы и стрельцы регулярно доставляли в Кабацкий приказ «многих всяких чинов людей», пойманных с табаком. 3 июня 1661 года в Посольский приказ был отправлен указ царя Алексея Михайловича «О строгом запрещении живущим в Москве иностранцам торговать табаком, под опасением жестокого наказания и взыскания денежной пени».

«А в роспросах, — сообщалось в указе, — те приводные люди сказывают, что они тот табак покупают у Кизылбаш и у Тезиков и у Черкас и у Гречан, которые стоят на большом Посольском и на старом Аглинском денежном дворе, и на иных дворах всяких чинов иноземцев, которые ведомы в Посольском приказе».

Царь повелел жестоко наказывать всех иностранцев, торгующих табаком:

«Им от Великого Государя быть в торговой казни… имать денежную пеню большую безо всякой пощады».

После присоединения Малороссии число поставщиков табака оттуда умножилось. Сведения о них сохранились в договоре, подписанном в Москве с гетманом И. М. Брюховецким в 1665 году:

«Ныне Малороссийских городов многие жители с вином и с табаком в Московское Государство и в украинные города ездят и продают всяким людям для своей корысти».

И гетман заверил:

«О том уневерсалы разосланы будут по всем городам, буде кто Малороссийские жители с вином и с табаком пойманы будут в Великороссийских городах, и у тех вино и табак имать на Великого Государя безденежно».

«Отбирать, вить и жать»

Петр I решил сделать табак еще одним источником государственного дохода, ведь казна была тощей, а на его планы по модернизации страны требовались огромные деньги. В указе о свободном провозе табака от 1 февраля 1797 года говорилось:

«А с того табака…пошлины имать: с Виргинского и с кнастера с фунта по 5 алтын, а с тонкого, что возят из-за Свейского рубежа (Шведского. — "История"), с фунта по 3 алтына по 2 деньги, а с Черкаского с листового и с свитого с фунта по 10 денег».

Торговать табаком следовало в светлицах, построенных возле кабаков.

С 16 апреля 1698 года поставлять иностранный табак в Россию и продавать его в розницу было разрешено только контр-адмиралу английского флота Перегрину Осборну маркизу Кармартену, с которым царь познакомился в Лондоне. За это маркиз при заключении договора заплатил 12 тыс. фунтов стерлингов, что равнялось тогда 28 800 рублям, которые ему зачли как пошлину. До 1 сентября 1699 года он обязывался привезти 3 тыс. бочек по 500 фунтов табака каждая, в 1700 году — 5 тыс. бочек, исправно уплачивая пошлины. На вырученные от торговли табаком деньги Кармартен должен был покупать российские товары.

«Продажа табака Кармартеном продолжалась 6 лет, — сообщал писатель и историк М. Д. Чулков. — Поводом к прекращению ее послужило то, что договор с Кармартеном нестрого соблюдался с нашей стороны; так, например, и другим иностранцам, кроме англичан, дозволено было привозить табак в Россию».

В 1705 году все запасы «травы никоцианы» были куплены у Кармартена казной и переданы для реализации кабацким бурмистрам. Чтобы продажи казенного табака шли успешно, царь приказал на всех торговых площадях постоянно и громогласно объявлять о запрещении торговать корчемным табаком. Донесшим о таких преступниках было обещано отдавать четвертую часть их имущества и кроме того, если доносчик из крепостных, давать ему свободу.

Виновника же вместе с женой и детьми отправлять в Азов на поселение и даже на каторгу.

Но, как говорилось в одном из царских указов, «корчемство запрещено, а истребиться не может», и в носах и трубках россиян чаще оказывался дешевый малороссийский, а не американский табак, доведенный до совершенства на голландских фабриках. В 1724 году казна предполагала получить от продажи табака 42 514 рублей, но получила лишь 28 070.

Это обстоятельство стало очевидным восемью годами ранее. И Петр I задумал устроить в Петербурге табачную фабрику.

«У нас в Черкасских городах довольно табака родится, только оного не умеют строить на такую маниру, как из Голландии отвозят», — писал он в 1716 году своему комиссару по торговле в Амстердаме О. А. Соловьеву и просил найти и нанять на три года работника, «который бы знал табак отбирать, вить и жать». Мастер был найден. И в декабре 1717 года санкт-петербургский губернатор светлейший князь А. Д. Меньшиков докладывал находившемуся за границей царю, что голландец «из нашего табака изрядную пробу учинил, из чего можно надеяться немалому быть плоду». Но плодоносила ли фабрика, неизвестно, так как после 1718 года о ней больше нет упоминаний.

При жизни Петра I была заведена еще одна табачная фабрика, «по немецкому обыкновению от иноземцев мастеров», поближе к плантациям табака из американских семян — в Ахтырском уезде. «И натурою и в деле табак против Малороссийского весьма лучше, и ко употреблению полезнее» — так оценивали ее продукцию в Сенате. Но после разрешения Верховного Тайного Совета с 1727 года продавать черкасский табак в Великороссии с уплатой пошлины в 20 копеек с пуда, более дорогой, изготовленный на фабрике табак стал залеживаться, гнить и пропадать. Предприятие передали из казны в собственность Ахтырскому полку, так как оно стояло на его земле. И больше об этой фабрике никто ничего не слышал. Скорее всего, не приносившая дохода, она была закрыта. И еще несколько десятилетий в России не было табачных заводов.

«Чтобы он сильнее забирал»

Богатые россияне могли себе позволить курительные и нюхательные табаки, приготовленные на заграничных фабриках. Интересно то, что до начала XIX века нюхальщиков среди них было больше, чем курильщиков. Многие пристрастились так часто взбадривать или развлекать себя понюшкой табака, что не стеснялись делать это даже в церкви, во время долгой службы. Императрица Елизавета Петровна запретила такую непристойность. Своим гайдукам она приказала строго следить за тем, чтобы в придворной церкви никто табака не нюхал. И разрешила им, если они заметят у кого-нибудь в руках табакерку, отбирать ее у ослушников и оставлять себе, сколько бы та ни стоила.

Менее состоятельные нюхальщики готовили ароматные табаки сами. Вернее, под их руководством это делали слуги. Покупались листья виргинского табака и перетирались с небольшим количеством золы, смачивались отваром вишневых листьев. Потом к этому добавляли толченый фиалковый корень, розовую воду и какое-нибудь душистое масло, например, бергамотовое.

Или дворовым девкам выдавали ведро вишен и приказывали срезать кожицу с ягод.

Вишневые шкурки сушили, толкли и этим порошком сдабривались перетертые табачные листья. С той же целью летом заготавливались разные душистые цветы — прежде всего донник.

«Удивительно, сколько средств употребляют люди для удовлетворения обонянию! — писал в 1847 году доктор медицины А. Н. Никитин. — Многие сорта табаку приготовляются, подобно кушаньям, с разными приправами; приведши табачные листья в более или менее мелкий порошок, придают сему последнему приятный запах и цвет… Простолюдины любят нюхать крепкий табак, который в старину смешивали с гипсом или известью, чтобы он сильнее забирал. Эта примесь самая вредная, точно как и ярь, которую прибавляли к табаку, чтобы он имел яркий зеленый цвет».

Известно, что Екатерина II любила нюхать бобковый табак — табачные листья, стертые с плодами лавра, или, как их тогда называли, бобками.

Но нередко иностранный приготовленный табак — и курительный, и нюхательный — содержал вредные примеси.

«Для того чтоб придать ему лучший или проницательнейший вкус и запах или лучший вид, — объясняли медики. — Для сего табак вымачивают, подкрашивают и т. д.».

Фабриканты добавляли молочай, ландышевые цветы, болотный багульник. Врачи считали, что эти добавки «действуют на мозг весьма вредным образом, так что могут причинить воспаление в мозге, удар, глухоту, слепоту». Для придания табакам красивого цвета их смешивали с суриком, серой, сульфидом мышьяка, сульфидом сурьмы и многими другими ядовитыми веществами. Самым вредным «улучшением» табака было вымачивание листьев в сиропах и соусах, содержавших нашатырь, селитру, сулему.

К тому же заграничный табак был невероятно дорог. По словам ближайшего сподвижника Екатерины II действительного тайного советника Г. Н. Теплова, французы покупали его в Виргинии, которая тогда была британской колонией, по 50 копеек за пуд.

Во Франции пуд стоил шесть-восемь рублей. Россия же покупала табак у французов по 80–100 рублей за пуд.

Екатерина II озаботилась тем, чтобы сократить привоз иностранных приготовленных табаков в Россию. Для этого в 1767 году в Петербург был приглашен табачный мастер Теофил Буше с «фамилией и потребными к будущей его фабрике мастерами». С ним был заключен контракт на заведение табачной фабрики и на обучение 20 молодых человек, чтобы «мастерство сие в России навсегда остаться могло». Буше получил безвозвратно 12 тыс. рублей для устройства и работы предприятия в течение 10 лет. Кроме того, он выговорил себе еще 16 тыс. рублей в виде ссуды на покупку каменного здания и другие расходы с постепенным возвращением их без процентов. Учеников обязалась содержать казна.

Ему было поставлено условие использовать только традиционные малороссийские виды табака — тютюн и бакун — и способствовать разведению в России заграничных сортов:

«Переделывать же ему Буше тютюну и бакуну вообще третью долю, а две таких же доли, для одобрения новых плантаций, отчасти заведенных уже в Украине, а заводимых впредь и в других местах из Виргинских и Амерсфордфских листьев, с тем, чтоб сих последних табаков из других государств ему не выписывать ни под каким видом».

В связи с этим фабриканту вменили в обязанность:

«Всевозможное старание прилагать ему Буше о изыскании лучших и надежнейших способов как о заведении в России засевов Сент-Домингского и Гаванского, так и для надежнейшего разведения Виргинских и Амерсфордских табаков плантаций, заведенных уже в России… для учинения же опытов в засеве Сент-Домингского и Гаванского табаков выписать ему семян на свой счет и раздать охотникам».

Теофил Буше обещал выделывать ежегодно более 10 сортов табака, перерабатывая не менее 6 тыс. пудов листьев. Чтобы облегчить сбыт продукции, императрица разрешила Буше делать на упаковках иностранные надписи и гербы.

«Несмотря на все старания императрицы Екатерины Великой, — замечал журналист и редактор А. В. Старчевский в 1848 году, — дорогой привозной вакштаф и турецкий табак были в употреблении между высшим сословием до начала нынешнего столетия, когда основавшиеся в С.-Петербурге фабрики Линденлауба, Гишара и особенно каждому в России известного Жукова значительно распространили табак русского изделия».

«Не курить другого табака»

В начале XIX века в России существовало семь табачных фабрик. В 1804 году они приготовили 1346 пудов курительного табака и 39 270 пудов нюхательного. Кроме того, было привезено из-за границы «табака в деле» на 211 514 рублей.

«Из привоза и отпуска за 1812 год, — писал географ и статистик Е. Ф. Зябловский, — видно, что приготовленного табаку больше привезено, чем листового, а отпущено больше последнего, нежели первого. Сие обстоятельство ведет к заключению, что табачные фабрики не столько распространены, сколько требуют домашние издержки».

Быстрое распространение этих фабрик началось после войны с Наполеоном. В 1816 году их стало 25, к 1825 году прибавился еще десяток. Среди них было и заведение В. Г. Жукова в Петербурге, выросшее через несколько лет в огромное предприятие и принесшее владельцу более 20 млн рублей. Но качество его продукции вызывало много вопросов. В брошюре «Краткий очерк табакокурения в России» утверждалось:

«Потребление вакштафа Жукова второго сорта, удовлетворяющее невзыскательным вкусовым потребностям наших курильщиков, было чрезвычайное, чтобы не сказать чудовищное, так что не было почти на всем пространстве Русского государства ни одного захолустного городка, присутственного места, воинской команды, господской усадьбы в деревнях или же трактирного заведения, где бы этот излюбленный табак не расходовался десятками и сотнями фунтов в месяц».

В записках разборчивых современников В. Г. Жукова встречаются упоминания о «кислом запахе вакштафа», о «дыме неблаговонного вакштафа», но продажам это не мешало, так как разрекламировал жуковский табак сам император Николай I.

В декабре 1829 года ему попалась на глаза статья в газете «Северная пчела» о провинциальном пастушонке, выбившемся в фабриканты. Николай I не курил, но рекомендовал попробовать продукцию русской фирмы великому князю Михаилу Павловичу, страстному курильщику. А тот, в свою очередь, расхвалил ее в войсках.

«Великий князь, постоянно бывая на разводах… разговаривая с офицерами, его окружавшими, — писал литератор В. П. Бурнашев, — настоятельно рекомендовал им — не курить другого табака, как табак фирмы "Василия Жукова", во-первых, потому, что он русский фабрикант, чистейший русак, а не "шмерц копченый", а во-вторых, потому, что Жукова табак и дешевле, и здоровее всякого другого».

Жуковский табак первого сорта продавался по 75 копеек серебром за фунт, табак второго сорта, менее ароматный и более крепкий, — по 50 копеек. Правда, долгое время приготовлялся он из листьев иностранных табаков. «Отечественные записки», обозревая выставку изделий отечественных мануфактур в 1839 году, где была представлена и фабрика Жукова, сетовали:

«К сожалению и почти к удивлению, посреди всех сих изделий мы не видим опытов приготовления табака из русских табачных листьев. Табак, кажется, одна из тех отраслей промышленности, в которой мануфактурное производство могло бы идти рука об руку с земледельческим. К тому ж неужели табаку, растущему под роскошным небом Малороссии, вечно уступать в качестве американскому?»

«Искажения благоухающего табака»

Пригодились отечественные табачные листья другому петербургскому фабриканту — отставному артиллерийскому офицеру А. Н. Спиглазову, занявшемуся в середине 1840-х годов изготовлением папирос. К этому времени столичные курильщики уже разделились на два лагеря: приверженцев трубок и любителей папирос. Связанное со многими хлопотами курение трубки нравилось старикам и домоседам, имевшим большой досуг, а мобильная молодежь предпочла папиросы, как только они появились в продаже. Первым, как шутили современники, акклиматизировал папиросы в России француз Морнэ. Удобное курево принесло ему около 2 млн рублей. Обогатило оно и русского фабриканта.

«Изучив предмет, — сообщал о Спиглазове в ноябре 1848 года журнал "Иллюстрация", — он завел фабрику, доставляющую папиросы, по уверению знатоков, небывалые; качество и приготовление табака, кокетливая точность выделки, отчего папиросы курятся чрезвычайно приятно, — все в его товаре носит признак не той привычной печати, которая нередко в употреблении и известна под названием "как-нибудь", но очень серьезного стремления доставить покупателю превосходное».

Правда, корреспондент «Отечественных записок», обозревавший петербургскую выставку 1849 года, пророчил папиросам скорое исчезновение:

«Неужели почитать улучшением в этой промышленности папиросы, табахитосы и подобные искажения благоухающего табака? Конечно, фабриканты делают то, чего требует публика; но от табачного фабриканта она прежде всего требует хорошего табака и сигар, а эти искажения составляют временную и ничтожную потребность, для которой не должно оставлять в небрежении главного производства».

Но производители курительного табака не унывали, ведь он был нужен не только для трубок, но и для… клистиров.

Их описание встречается в книгах полезных советов и энциклопедиях, начиная со второй половины XVIII века.

«Табачные клистиры бесспорно приносят великую пользу, — сообщалось в одной из них в 1795 году, — ибо достигают туда, куда никакой иной клистир проникнуть не может, отвращают запоры, умерщвляют глистов в кишках и проч. Употребляют к сему проволокой обвитую и кожей обшитую трубочку или чубук, около аршина длиною, в которой сбоку вставлена клистирная трубочка, а с другой стороны к чубуку привертывается пузырь или мех раздувальный маленький. К ветренику меха с наружности привертывается жестяная посудина, в которую вставляется набитая табаком курительным чашечка, подобная жаровеньке. Устанавливают эту машину на стуле близ постели, а действие, которое больной может произвести сам, объясняется само собой».

Использовали такие устройства и для реанимации людей. В 1820 году доктор медицины, надворный советник Генрих Людвиг фон Аттенгофер настаивал на том, чтобы в каждом съезжем доме (полицейской части) «для приема людей погибающих и для подания им надлежащего вспомоществования» среди 12 обязательных вещей, входивших в состав «большого спасительного снаряда», имелась «клистирная машина, действующая курительным табаком».

«С барышами фабрикантов и продавцов»

С 1 января 1839 года табак стал оказывать вспомоществование и казне. Десятилетиями до этого она получала лишь пошлину с иностранного табака при его ввозе.

В поисках средств к удовлетворению возраставших потребностей государственного казначейства, еще в 1824 году министр финансов генерал-лейтенант Е. Ф. Канкрин предложил ввести в России налог на табак по примеру иностранных государств, где этот налог был важным источником дохода.

Но тогда его идеи многим показались преждевременными. Налог мог стеснить развитие табачного промысла и затормозить усиливавшееся год от года потребление табака. Устав об акцизе с приготовленного табака был разработан уже при Николае I и начал действовать с 1 января 1839 года.

Фабриканты должны были покупать за наличные деньги бандероли, цена которых зависела от вида и сорта изделий, их веса или количества, и наклеивать их на упаковку. Фабрики, домашние табачные заведения, места торговли разрешалось иметь только тем, кто купил патент. На Сибирь и Закавказье эти правила не распространили. Освобождены от акциза были и производители табака низших сортов в Малороссии и Новороссии. Спустя пять лет правительство признало, что поступления акцизного дохода с табака неудовлетворительны.

С 1848 года акцизом обложили и табак низших сортов, повысили патентный сбор за свидетельства на места производства и продажи. С 1855 года повысили акциз на табачные изделия и запретили учреждать домашние заведения для приготовления табака, а фабрикантов обязали ежегодно выкупать бандероли на определенную сумму.

Все это принесло казне неплохой доход.

В 1839 году доход от акциза составил 601,5 тыс. руб., в 1854 году — 1,7 млн руб. Сбор от патентной платы за свидетельства вырос с 28 тыс. руб. в 1839 году до 142 тыс. руб. в 1854 году.

И хотя из-за усилившегося надзора за фабриками их число сократилось с 405 в 1856 году до 290 в 1880 году, но оставшиеся предприятия увеличили выпуск табаков высшего сорта более чем на 300 тыс. пудов. В 1880 году было сделано 2242 млн штук папирос, что в 10 раз больше, чем в 1856 году. Доход от табачного акциза вырос до 10,5 млн руб.

Российские табаководы почти полностью вытеснили иностранный табак с отечественных фабрик. В 1913 году старший специалист по табаководству при Департаменте земледелия Главного управления землеустройства и земледелия С. А. Эгиз сообщал:

«В настоящее время России принадлежит первое среди Европейских стран место по количеству производимого листового табака, составляющего продукт культуры табачного растения. Производя до шести миллионов пудов листового табака, табаководство России почти вполне удовлетворяет потребности отечественной табачной фабрикации в сыром материале (иностранного табака ввозится в Россию менее 1% всего перерабатываемого сырья) и доставляет около полумиллиона пудов для экспортирования за границу… Приблизительно можно определить, что потребление табака обходится ежегодно населению России не менее чем в четверть миллиарда рублей, из коих в доход табаководов поступает не более одной десятой этой суммы».

Но куда важнее для государства было другое.

«Получаемый от табачного налога доход казны, — писал Эгиз, — теперь почти достигает 70 миллионов в год».

На осуществление задуманного Петром I потребовалось больше двух веков.

Светлана Кузнецова