«Белфаст»: Кеннет Брана против всего плохого

В российский прокат должен был выйти, но не выйдет «Белфаст», второй за месяц — после экранизации романа Агаты Кристи «Смерть на Ниле» — фильм Кеннета Браны, достойного звания мультиинструменталиста или многостаночника. «Белфаст» номинирован на «Оскар» в семи категориях, включая главные — лучший фильм, лучший режиссер, лучший оригинальный сценарий.

Текст: Михаил Трофименков

Самый плодовитый интерпретатор пьес Шекспира променял цветовое великолепие экранизаций на черно-белую аскезу ретро, обратившись к воспоминаниям своего счастливого и страшного детства. Девятилетний Бадди (Джуд Хилл) и его брат живут в Белфасте — столице Северной Ирландии, оставшейся под юрисдикцией британской короны после ирландской войны за независимость 1919–1921 годов.

Да, семья трудно сводит концы с концами. Да, отец (Джейми Дорнан) появляется дома лишь на выходных: он, пусть и нашел неплохую работу в Англии, завяз в долгах и строит планы переезда в Австралию. Зато потрепанная жизнью, но по-прежнему очаровательная Ма (Катрина Балф) — образцовая мать. Не говоря уже о похожих на постаревших ангелов дедушке (Киаран Хайндс) с выжженными шахтерским силикозом легкими и морщинистой уютной бабушке (Джуди Денч).

Бадди рубится игрушечным мечом с воображаемыми драконами на улицах, заполненных играющей в футбол и классики ребятней, и втайне влюблен в одноклассницу-отличницу. Все бы хорошо, не придись начало фильма на 15 августа 1969 года. За три дня до этого в другом крупнейшем североирландском городе Дерри вспыхнула «схватка за Богсайд», столкновения между католиками, жаждущими воссоединения с матушкой Ирландией, и протестантами, лояльными короне. Никто не погиб, хотя и пострадала почти тысяча человек, но эти события положили начало тридцатилетней гражданской войне между католическими и протестантскими фанатиками с участием стремительно озверевшей в условиях городской герильи британской армии. На этой войне, ударившей рикошетом и по Бирмингему, и по Лондону, и по Дублину,— британцы скромно именуют ее «беспорядками» — погибнут 3500 человек.

Как раз 15 августа Белфаст и полыхнет. До безадресных взрывов в пабах и перестрелок с парашютистами еще далеко. Но священники на проповедях уже призывают к крестовому походу. Погромщики зачищают протестантские улицы от мирно живущих там католических семей. Пылают автомобили, как из-под земли вырастают баррикады и формируются отряды самообороны. Солдаты натягивают колючую проволоку, а ярые активисты с криминальными прихватами требуют от каждого мужчины внести свой вклад в дело мести. Тем паче что священная война подразумевает бонусы: возможность разграбить принадлежащие еретикам супермаркеты.

Беда в том, что семья Бадди, хотя и придерживается протестантской веры, ничего не имеет против католиков, да и зазноба мальчика — католичка. Выход один — бегство из родного Ольстера, благодаря которому Бадди-Брана и станет знаменитым режиссером. Зрителям не остается ничего, кроме как смахивать слезы умиления и сочувствия.

«Белфаст» — идеальная иллюстрация к знаменитой лекции Владимира Набокова, пытавшегося объяснить американской аудитории, что такое «пошлость». «Роман <…> вполне мог быть честной, искренней попыткой автора написать о том, что его глубоко задевало, и возможно даже, что не только коммерческие заботы толкнули его на это злосчастное предприятие. Беда в том, что ни искренность, ни честность, ни даже доброта сердечная не мешают демону пошлости завладеть пишущей машинкой автора. <…> Самое страшное в пошлости — это невозможность объяснить людям, почему книга, которая, казалось бы, битком набита благородными чувствами, состраданием и даже способна привлечь внимание читателей к теме, далекой от „злобы дня", гораздо, гораздо хуже той литературы, которую все считают дешевкой».

Если заменить в этом пассаже пару слов — «роман» на «фильм», а «пишущую машинку» на «кинокамеру»,— получится идеальная рецензия на «Белфаст».

Пошлость — это крупный план щербатой — непременно щербатой, так трогательнее — улыбки Бадди. Или игрушечный щит, которым мать пытается прикрыть сына от летящих со всех сторон булыжников и осколков витрин.

Пошлость — это отрывки из фильмов, которые Бадди поглощает в кинозале («Миллион лет до нашей эры») и по допотопному ящику («Ровно в полдень», «Человек, который убил Либерти Вэленса»). Простейший способ не восстановить, но имитировать атмосферу эпохи: советские режиссеры так же начиняли в 1970-х телефильмы по Аркадию Гайдару отрывками из «Трактористов» или «Если завтра война».

Пошлость — это сиротливо мокнущий под дождем самокат как лобовая метафора скоропостижного конца беззаботного детства. Съемки в рапиде, подчеркивающем судьбоносную трогательность эпизода. Дрожащий в пламени уличного костра удаляющийся силуэт отца. Прижатые к стеклу автобуса руки героев, расстающихся с трагической родиной.

Другими словами, пошлость — это неверие режиссера в способность зрителей испытывать добрые чувства без их акцентирования. Все эти рапиды и капли дождя на стекле сродни закадровому смеху. Аудитории ситкомов предписывают, где смеяться, аудитории «Белфаста» — где плакать. Разницы по большому счету никакой: и то, и это — чистой воды манипуляция.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram