Спецкор “Ъ” побывал в Одессе и Кишиневе и поговорил с теми, кто там живет и был вынужден оказаться

Улицы молдавской столицы Кишинева сегодня похожи на Киев, если смотреть на номера автомобилей. С начала войны там приняли почти 80 тыс. беженцев. Спецкор “Ъ” Владимир Соловьев побывал в Одессе, откуда многие бегут в Молдавию, и в Кишиневе, где поговорил с теми, кому внезапно пришлось покинуть свою страну.

Жемчужина у штурма

Я приехал в Одессу вечером 24 февраля. К этому моменту Россия уже нанесла ракетные удары по военным объектам на территории соседней с ней страны. Цели были и на территории Одесской области. Поэтому в Одессе стали готовиться к высадке российских войск. Но поначалу готовились так, будто пока не могли поверить, что все это происходит на самом деле. Медленно и как-то не всерьез. Да, вечером 24 февраля в центре города появились автоматчики и бронетехника: где-то танк, где-то БМП. Но вооруженных людей было немного, и никаких укреплений не было. Потом картинка стала меняться.

На перекрестках центральных улиц, названия которых хорошо известны не только в Одессе и в целом на Украине (Дерибасовская, Ришельевская, Екатерининская), появились сначала хлипкие баррикады из скамеек, столиков, цветочных кашпо. Их военные собрали по улицам с согласия владельцев кафе. Такие «укрепления» обычно возводят протестующие во время беспорядков. Раскидать такие баррикады под силу не то что танку, а даже небольшому грузовику. К 26 февраля появились бетонные блоки. Потом огневые точки обложили мешками с грунтом, пляжи заминировали, а коммунальщики стали варить противотанковые ежи.

На фоне этих приготовлений люди покидали город. Дороги из Одессы и Одесской области в Молдавию стали дорогами с движением в одном направлении — из страны. Легковушки загружены скарбом и людьми. Я выезжал через южную Бессарабию. На выезде из города — полицейский блокпост и проверка документов. У портового Черноморска — военные и проверка документов. За ним — снова полиция и снова проверка. Потом еще блокпост. Это уже явно добровольцы — территориальная оборона: люди с оружием, но не в штатном армейском обмундировании, кто-то вообще в штатском. На рукавах — ярко-желтый скотч.

Ну а дальше что ни село, то блокпост, бетонные блоки на дороге, окопы на обочинах. Я видел даже крытые бревнами блиндажи. В Староказачьем молодые ребята в гаражах у дороги льют в бутылки горючую смесь. В Петропавловке мужчины лет 50–60 дежурят с автоматами на выезде. Все бдят: снимать их, а также их позиции запрещают.

Спасительная Молдавия

Ближайшая безопасная территория для граждан Украины — Молдавия. Туда едут десятки тысяч беженцев. Одни — чтобы остаться там и переждать боевые действия, другие — чтобы перебраться потом дальше, в страны Евросоюза. К полудню 28 февраля, рассказала “Ъ” советник главы МВД Молдавии Ливия Казаку, страна приняла всего 71 359 граждан Украины. Из них выехали из республики 33 173 человека, а остались 38 186. Ясно, что цифры будут меняться.

В республике организованы пункты приема и размещения беженцев. В них людей кормят, оказывают медицинские и юридические услуги, бесплатно раздают сим-карты оператора Moldtelecom, чтобы беженцы были на связи с родней. В работе с беженцами участвуют более 3 тыс. сотрудников МВД, пограничной полиции, спасательной службы, а также волонтеры.

Один из пунктов приема беженцев находится в Кишиневе, на территории выставочного центра Moldexpo. И туда идет постоянный поток людей двух категорий. Первая — постоянно прибывающие граждане Украины. Вторая — граждане Молдавии, которые привозят продукты, подгузники, воду, игрушки, одежду. Сложно сказать, кого больше, потому что очередь стоит в два окна: в пункт регистрации прибывших беженцев и в точку приема помощи.

Студент Михай сортирует детское питание. Он работает в Moldexpo уже третий день: «Мы принимаем все, что привозят, сортируем, следим, чтобы не было просроченных продуктов. Каждый день люди что-то несут. Сейчас не хватает рук. В выходные было больше людей, а сейчас будни — ребята в школах, университетах. А у меня есть свободное время, чтобы помочь, поэтому я здесь».

Павильоны жизни

Два павильона гигантского комплекса Moldexpo отданы под нужды беженцев. В одном собирают еду и прочую помощь, а в другом людей. В павильоне для людей все поделено на боксы. В каждом кровать. Не все люди готовы говорить. Часто отвечают, что еще не пришли в себя. Но некоторым хватает сил. Надежда Выхристюк охотно откликается на предложение побеседовать. И не против того, чтобы ее снимали на видео. Она уехала в Молдавию, когда «начали бомбить Одессу». В Белгород-Днестровском у нее остались мама и брат.

— Я вам скажу так: не то, что ожидали, что будет так. Но предпосылки были давно. Я понимала, что нагнетается атмосфера, сгущаются тучи и что самая темная ночь перед рассветом. Что что-то должно разрешиться на мировой арене,— описывает она свои предвоенные дни.

Сейчас главный ее страх — ядерная война.

Надежда говорит, что работала на почте. Но последние события она комментирует с геополитических позиций. Война, рассуждает она, результат того, что схлестнулись «эгоистические амбиции двух полюсов». Один полюс — это Россия, а другой — Америка.

— Мы же не первая страна, в которой это происходит. Просто это дошло до Украины,— говорит девушка.

Она объясняет, что может понять Владимира Путина.

— Он не хочет, чтобы к его границам приближались натовские войска. Это как вы живете в частном доме, и ваш сосед то кустик у вас посадит, то забор передвинет. С этой точки зрения я понимаю, что происходит. Но, с другой стороны, я не понимаю то, как это происходит. Это страшно. Это не должно так быть.

Свой полюс Надежда, прекрасно говорящая на русском языке и осуждающая националистов, выбрала.

— Я понимаю, что, если Одесская область отойдет России,— я туда не вернусь. Я не хочу там жить.

29-летняя Яна Степанова из Одессы начинает разговор спокойно. Но спокойствие она сохраняет недолго.

— Сюрреалистическая ситуация по типу фильма ужасов, в которую никто не мог поверить. Мы не могли поверить, что Россия осмелится на такой ужасный шаг. Мы слышали какую-то информацию, но не верили.

Яна жила в Москве и даже думала туда переехать. Теперь эти мысли в прошлом. В выставочном павильоне, ставшем ей убежищем, она рассуждает о том, что теперь ушло на второй план, а что стало важным.

— Нас встретили (в Молдавии.— “Ъ”) с такой любовью. Это было чудо. Будто мать принимала в объятья. Такой контраст с насилием! Очень серьезный уровень любви. Все сбалансировалось. Мы поняли, что система ценностей перевернулась полностью. Что наверху пирамиды стоят человеческие отношения, жизнь, взаимопомощь. Мы как будто вылечились от своих внутренних проблем, как будто нам показали, как нужно делать.

А потом я поговорил с 22-летним Глебом. Он лежал на койке и бренчал на укулеле. Говорить под камеру согласился охотно, но фамилию называть не стал. Глебу было 14 лет, когда его застала война 2014 года в Луганской области. Тогда он с родителями уехал в Россию — Червонопартизанск, который сейчас называется Вознесеновка, находится близко к границе теперь уже ЛНР с Россией. Потом они вернулись. Когда Глеб стал совершеннолетним и получил паспорт, он уехал в Европу. Но в этом году вернулся и до начала боевых действий жил в Одессе. Когда они начались, он решил уехать в Молдавию. Причина веская. Его отец, оставшийся жить вместе с матерью в Луганской народной республике, был мобилизован сейчас, в феврале 2022-го.

— Я не остался в Украине, потому что мои родители там. Я не могу встретиться на поле боя со своим отцом,— говорит Глеб.

Владимир Соловьев, Одесса—Кишинев