Как Россия получила и утратила главенство в мировой нефтедобыче

150 лет назад, в 1872 году, в России произошло эпохальное событие: всем желающим разрешили поиск, добычу и переработку нефти. Однако очень скоро нефтяная промышленность начала страдать от обычных российских проблем. Транспортировка нефтепродуктов стала жесточайшей головной болью, чиновники считали себя знатоками вопросов, в которых почти ничего не понимали, а ринувшиеся в новую отрасль в ожидании сверхприбылей предприниматели не старались вникнуть ни в технологии, ни в ситуацию со сбытом. Положение осложняли и действия американских промышленников, не желавших терять статус монополистов нефтяного рынка.

«С фотогенового производства»

Это событие современники считали важнейшим и основополагающим в становлении отечественной промышленности вообще и добычи и переработки нефти в частности. Хотя его не часто упоминали в череде великих реформ императора Александра II. После них всю историю дореволюционной России делили на два периода — дореформенный и пореформенный — после освобождения крестьян. И точно так же описание событий в отрасли, которой предстояло стать для страны одной из важнейших, разделил на две разительно отличающиеся друг от друга эпохи день 1 февраля 1872 года, когда самодержец утвердил «Правила о нефтяном промысле и акцизе с фотогенового производства».

«Под именем фотогена,— говорилось в правилах,— следует разуметь все летучие масла, получаемые из нефти и известные под названием: "фотогена, керосина, петролеума, газолина и т. п."».

Сравнение с освобождением крестьян отнюдь не было большим преувеличением. Ведь в этот день добычу нефти в России освободили от удушающей государственно-частной опеки, не прекращавшейся множество лет. Историки нефтяного дела обычно указывали, что первым из государственных распоряжений о нефти стал приказ Петра I генерал-поручику М. А. Матюшкину вскоре после того, как войска под его командованием в 1723 году взяли Баку:

«Прислать белой нефти тысячу пуд, или сколько можно, для заморского отпуска».

О судьбе этого распоряжения писатель и историк М. Д. Чулков в 1785 году писал:

«Вследствие сего указа присланная от оного Генерала нефть сто сорок семь пуд тридцать один фунт в силу указа из Правительствующего Сената Коммерц-Коллегиею отправлена через купца Еремея Меера на первых кораблях в Амстердам для продажи купцу Люпсу».

Но даже после присоединения Бакинского ханства к России в 1806 году власти империи далеко не сразу взялись за управление добычей нефти. И этот залегавший там близко к поверхности земли продукт продолжали добывать из ям и колодцев. Добытую таким нехитрым способом нефть использовали для отопления, освещения и медицинских целей. Ведь в то время считалось полезным применять ее как наружно от разнообразных болезней кожи, так и внутрь от разных недугов, включая головную боль.

Идея превратить нефть в очень полезное для доходов государственной казны ископаемое возникла только в 1820 году.

Как и многие другие промыслы в России, ее решили отдать на откуп — передать ее добычу на казенных землях в руки частных лиц, ежегодно выплачивающих заранее оговоренную сумму. И в итоге было сочтено правильным брать за нефтеносные участки около Баку 131 тыс. рублей в год. Но откупщик выговорил себе включение в сферу его деятельности еще и добычу соли из находившихся там же соляных озер. В итоге казна получила за добычу собственно нефти значительно меньше ожидаемого, и в 1824 году сдачу нефтедобычи на откуп решили прекратить.

Вот только результаты управления промыслом чиновниками в 1825 году оказались совершенно неудовлетворительными, и в следующем году нефть снова отдали на откуп. Смена формы управления происходила затем еще дважды, и только в 1867 году казна начала получать чуть больше назначенной более четырех десятилетий назад суммы за откуп — 136 тыс. рублей в год.

Однако не только это подвигло правительство на перемены.

«Не менее одной десятины»

С начала 1860-х годов в России вслед за остальным миром начался резкий рост потребления керосина, использовавшегося тогда главным образом в осветительных керосиновых лампах. И если в 1864 году в страну ввезли 189 тыс. пудов (пуд — 16,38 кг) керосина, то в 1867 году — 552 тыс. пудов. Причем практически весь он был американским, несмотря на наличие в империи собственного богатого месторождения нефти в Баку.

Поэтому в том же 1867 году началась работа двух комиссий по реформе нефтяного промысла. Одна, созданная по указанию наместника на Кавказе генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича, заседала в Тифлисе, вторую сформировали в Санкт-Петербурге при Министерстве финансов. Пока шли заседания и обсуждения, импорт керосина вырос втрое — до 1,72 млн пудов в 1871 году. Количество керосина, вывезенного из Баку в другие части империи в том же году, было несравнимо меньше — 370 тыс. пудов.

В итоге Александру II были представлены правила, подготовленные комиссией Министерства финансов, которые были утверждены 1 февраля 1872 года и начинали действовать с 1 января 1873 года. Главный пункт этого документа гласил:

«Поиск и добыча нефти на свободных казенных землях дозволяются лицам всех состояний, пользующимся гражданской правоспособностью, как Русским подданным, так и иностранным».

А на частных землях разрешался поиск и добыча нефти с добровольного согласия владельца.

Выбранный участок требовалось застолбить. Причем буквально — вбив столб. После чего на землю в 80 саженях вокруг него (сажень — 213,36 см) никто другой претендовать уже не мог. Составители правил считали, что перерабатывающее производство будет находиться рядом с местом добычи, а потому предписывалось, чтобы «отводная площадь была не менее одной десятины» (десятина — 1,09 гектара) и чтобы она имела форму прямоугольника с соотношением сторон не менее чем 1 к 3.

Промышленник мог застолбить несколько участков, но не рядом друг с другом. А за пользование землей взымалась более чем умеренная арендная плата. В Кавказском наместничестве — 10 рублей с десятины в год. И в течение следующих 24 лет правила запрещали менять эту арендную ставку.

Получать доход казна собиралась, как следовало из названия правил, взимая акциз с продуктов переработки нефти, в зависимости от емкости перегонных кубов.

Однако если промышленник в течение двух лет не начинал добывать на участке нефти и не мог доказать, что вложил значительные средства в работу промысла, все его права на землю аннулировались. Аренда участка прекращалась и в случае, если нефти на нем не оказывалось или вся она, по мнению промышленника и надзора, была выработана.

Но на деле все оказалось не так просто и ясно.

«Впервые покрыть постоянный дефицит»

К примеру, пункт о правоспособности означал, что судимые и лишенные прав состояния подданные императора не могли стать нефтепромышленниками. Позднее к числу «нефтяных лишенцев» добавили и белое духовенство, поскольку для священников сочли неприличным личное участие в нефтеразработках. Но право входить в общества и товарищества по добыче им оставили.

Скользким оказался и вопрос о сроке оформления документов на застолбленные участки, без которых начинать работы запрещалось. В правилах 1872 года предусматривалось, что весь процесс рассмотрения заявки не может длиться более года. Но для казачьих земель существовали отдельные правила горных разработок. И там существовал срок оформления аренды в два года. Что, понятно, значительно тормозило работы. А именно на землях Кубанского и Терского казачьих войск находили выходы нефти на поверхность.

Но главной загвоздкой оказалось распределение казенных земель возле Баку, использовавшихся прежде откупщиками для разработок и где заведомо имелась нефть. В труде о нефти экономистов и статистиков С. Л. Першке и Л. Л. Першке «Русская нефтяная промышленность», говорилось:

«Приступлено было на месте к описи и оценке нефтеносных земель Закавказья, которые были распределены на 48 групп, приблизительно по 10 десятин в каждой… Все 48 участков по приблизительной их продуктивности, на основании данных прежних лет, были оценены к торгам в 552 221 рубль: в том числе 547 114 руб. приходилось на 18 групп (участков) близ г. Баку, который и должны были составить главный объект торга. Торги были назначены в 4 срока в декабре 1872 г.».

Результаты торгов, как писали Першке, превзошли все ожидания:

«Оцененные в полмиллиона рублей группы проданы были за 2 980 307 руб., причем некоторые группы… в 4, 5 и 9 раз выше их оценки для торгов».

Организаторы нефтяной реформы, как констатировали те же авторы, были в восторге:

«За 51 год откупного и казенного заведывания нефтяными источниками казна получила всего дохода 5 966 000 р.; продав свои земли, сразу выручила как раз половину этой суммы, что и дало правительству возможность впервые покрыть постоянный дефицит в бюджете края».

Местные власти радовались и потому, что, раз вложив огромные деньги в участки, нефтепромышленники, среди которых были и бывшие откупщики, непременно должны были продолжить инвестировать в дело. А значит, должны были расти промысла, переработка, вслед за ними город и все Закавказье.

Вот только реальность слабо походила на эти мечты.

«С лихвой окупила все затраты»

Старые нефтепромышленники, стараясь не допустить пришлых в свой бизнес, и новички, не желавшие упускать открывшуюся возможность начать перспективное дело, конкурировали на торгах так, что всерьез истощили свои финансовые ресурсы. Самым простым выходом всем или почти всем показался обман казны.

Правила 1872 года предусматривали, что для заводов с перегонными кубами объемом до 208 ведер (ведро — 12,299 литра) акциз составлял «с каждого ведра емкости куба по 4 копейки за каждый день действия перегонного куба». С кубов большей емкости — вне зависимости от объема требовали 10 рублей за день работы. При этом, если перегонка начиналась, акцизные чиновники взимали плату сразу за шесть дней работы. Так что владельцы делали процесс не дневным, а круглосуточным. И всеми способами старались уменьшить свои расходы, включая снижение качества основной продукции — керосина. В результате при его сгорании в лампах образовывалась обильная копоть и нередко случались опасные вспышки.

А вскоре произошло событие, казалось бы, способное исправить все возникшие проблемы.

«В 1873 году,— писали Першке,— на участке Товарищества Халафи… из буровой скважины неожиданно забил фонтан, действовавший беспрерывно 2 месяца, за каковое время выбросил неимоверное количество нефти, образовав около буровой несколько нефтяных озер и целые горы песку и илу. Большая часть нефти пропала, конечно, непроизводительно; но все же скважина с лихвой окупила в короткое время все затраты Товарищества по покупке и устройству участка.

Данный случай имел, однако, и некоторое вредное влияние с экономической точки зрения, вызвав вообще в Баку нехозяйственную эксплуатацию источников».

Началась всеобщая фонтаномания:

«Стали спешить с углублением буровых, проходя верхние горизонты месторождения без надлежащего использования их богатства; но так как предсказать фонтан все же нельзя было наверняка, то промышленники не решались устраивать заблаговременно хранилищ для нефти на случай появления фонтана, не подготовляли и мер к закрытию или регулированию его, тем более что последнее — дело весьма сложное и дорогостоящее. При случайных, обильных фонтанах нефть в большей доле бесполезно терялась от распыления, заливала соседние участки, портилась от выветривания; фонтаны забрасывали соседей песком и илом, вызывая споры и тяжбы; нередко вызывали и опасные пожары; кроме того, приводили к временному чрезмерному накоплению сырого материала сверх нормы, обуславливавшейся числом и производительною силою перегоночных заводов в данный момент.

Цена на нефть чрезмерно падала».

Знаменитый химик — член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, тайный советник Д. И. Менделеев, хорошо знакомый с американской добычей и переработкой нефти и не раз бывавший в Баку, почти стенал, призывая в 1877 году отечественных нефтепромышленников договориться между собой и перестроить организацию работ по американскому образцу:

«У нас и г. Кокорев, и г. Мирзоев, и г. Новосильцов, и г. Нобель сами стремятся быть всем — бурильщиком, возчиком, перегонщиком, владельцем земли и складов, чуть не мелким торговцем. Эта всесторонность — крупнейшее зло нашей, хорошо начавшейся нефтяной промышленности. Каждое большое дело требует хорошего изучения, специального знания. Взявшись за все — ничего нельзя выполнить ни в совершенстве, ни в таких размерах, которые возможны и желательны. На все — ни денег не хватает, ни энергии, ни уменья».

Менделеев, правда, не упомянул, что всесторонность — прямое следствие просчета чиновников. Ведь по правилам 1872 года выделение значительных по площади участков подразумевало и переработку нефти на них, от чего, наладив дело, потом трудно было отказаться. Особенно при крайне подозрительном отношении нефтепромышленников друг к другу.

О полном отсутствии доверия в их среде и неспособности договариваться между собой о чем бы то ни было, писали многие авторы. Единство наблюдалось только в одном — в просьбах отменить взимание акциза по правилам 1872 года, и в 1877 году их просьбы были удовлетворены.

В остальном же разнобой во всем сохранялся неизменно. И это отражалось на самом болезненном деле — вывозе из Баку нефти и продуктов из нее.

«Избавиться от зависимости у аробщиков»

«Дело перевозки,— писал Менделеев,— солиднее, вернее, но требует большего основного капитала, чем бурение. Эти дела — скорее всего, компанейские. От колодцев надо провести трубы, чрез перевал в устьях Волги также следует проложить нефтяные трубы, при них обзавестись станциями с большими резервуарами, с сильными насосами. Дело это требует не жадных, желающих все захватить в руки, а расчетливых людей, капиталов и знания. Их надо меньше для перевозки по воде и по суше в железных цистернах. Бурдюком, арбой, бочками — нельзя обойтись при развитии дела, как довольствуются в Баку. Да они и много дороже».

И реакция на его призыв оказалась самым точным показателем характера отношений между отечественными нефтепромышленниками. К действиям перешел только купец первой гильдии Л. Э. Нобель, сам ездивший за океан и видевший все воочию. Инженер-технолог С. И. Гулишамбаров в обозрении фабрик и заводов Бакинской губернии сообщал:

«Нобель предложил всем промышленникам и заводчикам сообща устроить нефтепровод между промыслами и заводами, чтобы избавиться от зависимости у аробщиков и т. п. предвидимых и непредвидимых обстоятельств. Однако он тогда не встретил себе сочувствия между заводчиками — они не поняли его — и он решился осуществить это предприятие на свой счет и риск. В 1878 г. был открыт первый Нобелевский нефтепровод, перекачивавший в сутки около 35 000 пуд. нефти, и этот живой пример убедительнее всяких слов доказал местным деятелям возможность и выгодность такой транспортировки нефти.

Несмотря на значительную стоимость такого рода сооружения, немедленно нашлись желающие построить нефтепровод».

Нобель стал пионером и в использовании нефтеналивных судов для перевозки нефти и нефтепродуктов по Каспию и Волге. После чего появилось немало желающих доставлять этим способом керосин в центр страны. Но деятельность Нобеля стала не только заразительным примером, но и порождала своего рода иждивенчество.

Когда на Закавказской железной дороге, связавшей Баку и черноморский порт Батум, откуда керосин отправляли в южные губернии и за границу, возникла проблема с провозом грузов через Сурамский перевал, все, по сути, сидели сложа руки и ждали действий Нобеля. Он, как обычно, не подвел и проложил между двумя станциями с обеих сторон перевала керосинопровод протяженностью 50 верст. Так что необходимость тащить тяжелые цистерны в гору отпала. А казна и Каспийско-Черноморское товарищество, принадлежавшее Ротшильдам, помогли обеспечить дорогу необходимым количеством наливного подвижного состава.

Вряд ли после этого стоило удивляться тому, что Нобели и Ротшильды заняли ведущие позиции в нефтяной промышленности России.

«Указываются в особом списке»

Если отечественные нефтепромышленники следовали примеру Нобелей и Ротшильдов время от времени и по необходимости, то другие иностранцы решили в деле использовать их опыт. В нефтеносных районах с разной степенью успеха пытались обосноваться представители стран-потребителей нефтепродуктов — прежде всего Великобритании и Германии. И в необходимости объединиться против новых пришлых были согласны все, кроме тех, кто хотел уступить неофитам свое дело или долю в нем.

Желание большинства коренных нефтепромышленников совпало с намерениями правительства ограничить доступ иностранцев к природным ресурсам. Член Горного совета тайный советник А. А. Штоф писал:

«Политическими соображениями объясняется временное узаконение 1892 г., дозволяющее приобретение впредь иностранцами и иностранными обществами, хотя бы получившими дозволение действовать в России, а равно (для предупреждения обхода) русскими акционерными обществами, имеющими акции на предъявителя, нефтеносных земель и права поисков и добычи нефти в тех местностях Кавказского края, которые указываются в особом списке, издаваемом Министром Земледелия и Государственных Имуществ по соглашению с Министрами Внутренних Дел и Финансов и с Главноначальствующим гражданскою частью на Кавказе,— не иначе, как с особого каждый раз разрешения, даваемого по соглашению тех же лиц».

А каждый, кто был сведущ в российской бюрократической системе, понимал, что достижение общего решения главами четырех различных ведомств — дело крайне долгое и весьма затруднительное.

В том же году устранили и причину недовольства многих промышленников, по разным причинам не получивших лучшие нефтеносные земли на торгах в декабре 1872 года. После этого территории более или менее близкие к Баку отводились по воле чиновников. Согласно новым правилам, утвержденным Александром III 3 июня 1892 года, предписывалось сдавать заведомо нефтеносные участки в аренду только с торгов. Причем арендная плата взималась либо единовременно и в достаточно крупных размерах, либо в правилах торгов указывался минимум добычи и плата в казну с каждого пуда.

Тогда же, ввиду усилившейся конкуренции со стороны американских производителей по многочисленным и единодушным просьбам бакинских промышленников была введена дополнительная пошлина на керосин из Соединенных Штатов. Но легче от этого не стало.

«Раз выступив на международном рынке конкурентом американцам,— писали Першке,— уже в то время занявшим в Европе в керосиновой торговле доминирующее положение в лице почти всесильного треста Standard Oil Company с Рокфеллером во главе, нашим экспортерам керосина приходилось считаться с ценами, устанавливавшимися трестом на главных рынках в Англии и Германии, к тому же временами еще искусственно пониженными в целях вытеснения с рынка опасного конкурента; убытки от такого понижения цен на европейских рынках американский трест покрывал продажею товара по более высокой цене на других рынках и у себя в стране».

Часть приемов американцев отечественные нефтепромышленники просто скопировали. Так, несмотря на регулярно случавшиеся падения цен на европейском рынке, для потребителей внутри России постоянно поддерживались высокие цены на керосин.

«Распался вследствие раздоров»

«Борьба с американским "Стандардом",— сообщали те же авторы,— затруднялась неорганизованностью всей промышленности на месте, нерасчетливою конкуренциею промышленников между собою, а также самостоятельною продажею некоторыми из них керосина иностранным покупателям в Батуме по более низким ценам против тех, какие устанавливались крупными экспортными фирмами по соображению с общим положением дела. В сущности, борьба велась двойная: внутренняя в самом Баку и Батуме между отдельными промышленниками, между крупными и мелкими фирмами и внешняя на заграничных рынках между крупными русскими фирмами и прочно соорганизовавшимся американским нефтяным трестом».

Ротшильды попытались объединить всех, выдавая ссуды в обмен на заключение договоров на передачу им права сбыта. Но, как только европейские цены стали резко снижаться, этот проект рухнул.

«Бакинские керосинозаводчики,— писали Першке,— решили образовать свое самостоятельное общество для торговли керосином; образовался было так называвшийся "Бакинский Стандард" из 14 армянских фирм, но вскоре же распался вследствие раздоров и взаимного недоверия между участниками союза».

В октябре 1893 года попытку объединить российских нефтепромышленников предприняло правительство.

В конце концов в новый союз удалось собрать 97% отечественных производителей керосина. 19 февраля 1894 года был подписан договор, которым трем крупнейшим фирмам поручалось стать агентами по сбыту керосина и добиться от лица всех производителей соглашения со Standard Oil о разделе мирового рынка и ценах.

В качестве дополнительной меры правительство решило резко снизить тариф на перевозку керосина по Закавказской дороге, и эта мера оказалась куда более эффективной, чем все предыдущие. Цены на российский керосин в Европе удалось снизить, а американские конкуренты не смогли продолжать демпинг, и никакие договоренности со Standard Oil заключать не стали.

На фоне завоевания новых рынков росла и добыча нефти в России. Уже 1897 году на Кавказе добыли 449,9 млн пудов нефти, а в Соединенных Штатах — 426,5 млн. Два года спустя, в 1899 году, разница в пользу России стала еще больше — 550,7 млн пудов против 387,6 млн.

Разного рода аналитики уверяли, что главные американские месторождения того времени близки к полному исчерпанию. Поэтому отечественные производители вместо того, чтобы использовать момент для укрепления своих позиций улучшением технологий разведки, добычи, переработки и транспортировки, решили царствовать на мировом рынке лежа на боку.

«При громадности капиталов,— констатировали Першке,— вложенных американцами в нефтяное дело, надо было ожидать, что они найдут выход из временных затруднений от недостатка нефти на одной площади перенесением своей энергии на новые месторождения, уже тогда известные и отчасти исследованные. И действительно, начавшаяся еще в 90-тых годах добыча нефти в Тексасе, Луизиане, Индиане, Канзасе и Калифорнии, уже в1901 году достигла 260 мил., в 1903 г. 485 мил., в 1905 г. 761 мил. пудов.

Одновременно, с 90-тых годов стало быстро развиваться нефтяное дело в Галиции и Румынии, являясь нашим конкурентом в Германии и Австрии».

Ко всему прочему никакой осмысленной общей системы сбыта так и не появилось. По сути, керосин, доставленный в Батуми, скупали иностранные фирмы, которые и диктовали цены. И после резкого роста добычи нефти и производства керосина в Соединенных Штатах они в начале 1900-х годов опустили закупочные цены до минимума, загнав немалую часть российских производителей в кризисную ситуацию.

Однако особенно помогли свержению России с первого места на нефтяном пьедестале забастовки, стачки и погромы промыслов, произошедшие в 1904–1905 годах. И если в 1901 году «российская добыча составляла 53% мировой», то в 1905 году ее доля составляла 28%.

При этом внутренние цены на нефть и нефтепродукты регулярно скакали. Ухудшалось и положение со снабжением нефтью и продуктами ее переработки внутренних потребителей. И в 1913 году это стало предметом особого разбирательства в Государственной думе.

«Товарищество Нобель и Мазут»

22 марта 1913 года в Думе выступил министр торговли и промышленности империи тайный советник С. И. Тимашев, решивший лично ответить на думский запрос «по поводу переживаемого у нас недостатка минерального топлива и очень высоких цен на него». Министр попытался доказать, что за последние годы случались и снижения цен:

«В начале текущего столетия мы имели цены даже 6 к. с пуда нефти; они поднялись в 1904 г. до 14 к.; в 1905 г. происходит известный разгром бакинских промыслов — событие, которое в корне потрясло там жизнь, и от этого потрясения промыслы до сих пор оправиться не могут. После этого разгрома цена поднимается до 36 к. только на короткое время, потом опять она несколько понижается; мы имеем годы с ценою в 25−23−21 к. и т. д. В 1910 г. получается резкий скачок вниз, вновь достигается старая цена, 15 к. с пуда, но ненадолго. С 1911 г. цены растут постепенно, неуклонно; в 1911 г. цена поднимается с 14 к. до 28 к., в 1912 г.— до 38 к. и на этом уровне замирает».

Он доказывал, что виновником шестикратного роста цен на нефть помимо революции и разгрома промыслов является постоянно растущий спрос на любые энергоресурсы. Он говорил, что бакинское месторождение близко к исчерпанию, но есть перспективы увеличения добычи на Северном Кавказе. Не обошлось и без упоминаний о мировых ценах:

«В 1911 г. пенсильванская нефть — 33 к., в 1913 г. в январе — 52 к., в марте — 65 к.; там же иллинойская нефть: 1911 г.— 14 к., 1913 г.— 28,5 к.— больше чем удвоение; румынская нефть в 1912 г. начала повышаться и с 22 к. достигла теперь до 41 к.».

Говорил Тимашев и о монополистах на внутреннем рынке:

«Фирма "Нобель", как известно, с самого начала весьма широко распространяла применение русского керосина; она покрыла всю страну сетью складов-резервуаров и сделалась хозяином положения. Потом она стала действовать сообща с фирмою "Мазут" и вы, представители южных наших районов, вероятно, сами видели повсеместно огромные резервуары с надписью "Товарищество Нобель и Мазут", т. е. совершается совместная продажа продуктов.

Значит, на вопрос: есть ли соглашение, синдикат,— я говорю: в этом районе есть. Более того, есть фактическая монополия».

Министр еще долго говорил о трудностях и принимаемых мерах, но после окончания его доклада возражать ему с думской трибуны стал один из лидеров крайне правых — председатель главного совета Союза русского народа, член Думы от Курской губернии, коллежский советник Н. Е. Марков (Марков-второй). Он указывал, что погром на промыслах был выгоден только «заокеанской республике», в интересах которой действовали левые партии. Однако никаких доказательств при этом не привел.

А вот другой его тезис выглядел более солидно. Он спрашивал министра — куда пошли деньги, после разгрома бакинских промыслов выделенные из казны для нефтепромышленников:

«В то время, когда у нашего министра финансов не находилось денег ни на какие производительные расходы, нефтепромышленникам сразу дали эти 15 000 000 р.—поправляйтесь-де, друзья милые! Бакинцы деньги взяли, но все-таки поправиться никак не пожелали,— миллионы взяли, а, как удостоверяет г. министр торговли и промышленности, поправиться и до сих пор не могут».

Кроме того, Марков утверждал, что бакинские нефтепромышленники договорились не только между собой, но и с американцами:

«Этот нефтяной синдикат, в интересах своих личных и в интересах своих союзников из Северной Америки, умышленно уменьшил производительность бакинского района».

Немалое число людей в то время с ним были согласны. Но Першке, гораздо лучше понимавшие все процессы в нефтяной промышленности, в том же 1913 году придерживались иного мнения:

«Мы потеряли заграничные рынки, а вместе с этим лишились и главного фактора к дальнейшему (прежнему) развитию и расширению дела».

Евгений Жирнов