В Париже и других городах страны прошли антивоенные демонстрации

В субботу во Франции протестовали против военных действий на Украине. В демонстрациях и митингах, прошедших в Париже, Лилле, Марселе, Ренне, приняли участие более 40 тыс. человек. В Париже самая крупная демонстрация состоялась на площади Республики. Посмотреть на нее отправился корреспондент «Ъ» во Франции Алексей Тарханов.

Поскольку демонстрация была официально заявлена и разрешена, о времени и месте проведении можно было узнать не только в соцсетях, но и в газетах, а также на сайте парижской мэрии. Протестующим отвели три с половиной гектара одной из самых больших парижских площадей, где обычно и происходят самые многолюдные манифестации.

Конечно, думал я по пути, не совсем правильно давать одностороннее освещение событий, нас в «Ъ» так не учили. И я честно пытался найти объявление о какой-нибудь контрдемонстрации в поддержку «специальной военной операции» России на Украине. Но ни о чем подобном ни в одном из доступных парижских источников не было ни слова. Как я узнал уже сегодня, ближайшая во франкоговорящем мире подобная акция состоялась в Центральной Африке, но туда не добраться на метро.

Уже на подъезде к площади Республики в вагоне можно было легко опознать участников демонстрации — по украинским флажкам, желто-голубым стикерам, приклеенным на одежду, или цветным полоскам на щеках, наподобие тех, что носят футбольные болельщики. Разница была только в том, что вчера я видел вокруг себя болельщиков только одной команды.

Зато на площади я был очень удивлен, увидев, что главный монумент со статуей Республики, поднимающий колосья мира, который служит обычно митингующим трибуной, окружен не желто-голубыми, а красными флагами. Оказалось, что в этот же день на площади митинговали борцы против военного режима в Тунисе, который ведет аресты несогласных. Плотная толпа живущих во Франции тунисцев окружала оратора, который призывал освободить арестованного накануне бывшего министра Абдерразака Килани. Красные флаги и речевки, казалось, могли расколоть площадь на два лагеря: красных и желто-голубых. Я вспомнил «Большой беговой день» Анатолия Гладилина, где посланные КГБ демонстранты с красными флагами срывают призовой заезд на парижском ипподроме, и едва не погрузился в пучину подозрений.

На первых порах красные были куда более шумными, к тому же они владели микрофоном. Но постепенно площадь начала заполняться сторонниками Украины, и рокот толпы перекрыл трансляцию. Тунисские правозащитники постепенно стихли, прокричав последнюю речевку во славу уже не только тунисского, но и украинского народа, и уступили площадь и памятник.

На площади звучала русская, украинская и французская речь, причем французов было очень много, они приходили семьями, здороваясь и знакомясь. В толпе несли желтые нарциссы, поднимая их над головой. Один из участников привез из соседнего супермаркета тележку с водой и угощал демонстрантов. Он никак не выглядел завсегдатаем парижских манифестаций, и я спросил, что его сюда привело в выходной день.

«То, что происходит в Африке, в Афганистане, ужасно,— сказал он мне,— но это все-таки кажется далеким. А когда мы увидели, что происходит на Украине, нам показалось, что это уже происходит у нас. Я против того, что делает Россия, расскажите это вашим читателям, если они у вас еще есть». Моих ответных доводов он даже слушать не стал и покатил свою корзину от меня подальше.

Язык плакатов тоже был пестрым, многие на английском: «Together with Ukraine», «Your silence destroys my home», «NATO — cowards» — некоторые на французском, очень много на русском и на украинском. Трудно было понять, кому адресованы русские надписи, скорее всего, с их помощью русские обращались к украинцам и наоборот. В них почти не было взаимных обвинений и оскорблений, за исключением одного плаката, автор которого, молодой парень, угрожал, что пройдут десятилетия, и его внуки не простят моих внуков за то, что сейчас происходит.

Плакат был написан довольно мелким шрифтом, по-русски, но было видно, что людей вокруг не так волнует вражда гипотетических внуков, как то, что вдруг этих внуков не будет вообще. Надписи пугали началом атомной войны, на возможность которой не раз намекал президент России Владимир Путин. Человек с плакатом «Вернись к Иисусу, пока ты еще жив» — напомнил мне старый черно-белый фильм Стэнли Крамера «На последнем берегу» о гибели мира в атомной катастрофе, где с плакатом «Еще не поздно, брат» ходят, когда уже совсем поздно.

Поэтому так много и на стольких языках было над толпой плакатов с запрещенным лозунгом «Нет войне!», который здесь выставляли как-то совершенно без опаски. Я задумался было о том, как описать для читателей «Ъ» содержание других надписей и лозунгов, но отвлекся на беседу. Передо мной француженка в очках, тоже с нарциссом в петлице, рассказывала любопытным о закрытии в России средств массовой информации и о тюремных сроках за публичную дискредитацию вооруженных сил или призывы к введению санкций. «А вы что об этом думаете?» — спросила она меня. «Приму к сведению»,— ответил я.